— Я не смею надеяться, что вы подадите заявление о повышении по службе, — неожиданно сказал Биллингс.

— О каком повышении идет речь, Том?

— Начальником городской пожарной охраны. Наблюдательный совет нашего округа будет рассматривать кандидатуры, а я вам предоставлю уйму отличных рекомендаций.

Глядя на неулыбчивые серьезные глаза Биллингса, Джон подумал, что никто и не пытался преподнести подобный сюрприз бывалому пожарнику.

— А откуда вы знаете, что я достаточно подготовлен для такого ответственного поста?

Биллингс пожал плечами.

— Я прослужил двадцать лет в морской пехоте, пока не вышел в отставку и не купил отель. Может ли человек командовать, понимаю с первого взгляда.

— У меня есть работа, — сказал Джон.

— У вас вид человека, не удовлетворенного своим положением, стремящегося к большему. Может быть, Грэнтли дал бы вам то, что вы ищете.

— Когда-то это могло случиться, но теперь я понял, что обманывал сам себя.

Подбородок Биллингса упрямо выдвинулся вперед.

— Оставьте свою меланхолию. Поехали, я угощу вас обедом, и мы поговорим.

Джон хотел отказаться, оставаясь предельно вежливым. Но в этот момент старенький открытый "чиви" производства пятидесятых годов, проехавший мимо, внезапно остановился и дал задний ход, чтобы поравняться с ними.

Эту машину Джон хорошо знал. Она была гордостью и радостью Патрика.

Он не ошибся, дверца открылась, и из машины вышла Бетси. На ней были серые брюки и светло-зеленая, отливающая блеском рубашка. Вчера на поминках она тоже была в зеленом.

Не просто в зеленом, Джон, говорил ее взгляд. В изумрудно-зеленом. Как любила Скарлетт из "Унесенных ветром". Неужели в твоей душе не осталось ничего романтического?

Лицо Биллингса просветлело. Его обрадовала встреча с миссис Шепард.

— Привет, Бетси.

— Доброе утро. Как ваша матушка?

— Как всегда, в полном порядке, — усмехнулся Биллингс, но опомнившись, быстро переменил тон. — Примите глубокое соболезнование в связи со смертью вашего дяди Майка.

— Я… Спасибо. И благодарю за щедрое пожертвование в фонд Добровольного общества вспомоществования пожарникам в память о Майке.

— Нам всем его будет недоставать. Я тут только что говорил Джону, как мы искренне любили Майка.

Бетси уловила многозначительный взгляд Биллингса, предназначенный Джону.

— Что привело вас в центр так рано? Подозреваю, но только стремление увидеть жалкие развалины, хотя большинство горожан побывало здесь ради этого, далеко не радостного зрелища.

— Я возвращалась домой из административного здания округа, когда заметила вас двоих и решила перекинуться несколькими словами с Джоном, пока он не уехал.

Она безмятежно улыбалась, но в глазах затаилось волнение, которое Бетси не удалось скрыть от Джона. Его встревожил ее внутренний нервный трепет, вызвав дорогой образ шестнадцатилетней девушки, которая улыбалась ему снизу вверх и в ее прозрачных глазах отражались звезды…

Биллингс окинул удивленным взглядом Бетси и Джона.

— Так вы знакомы?

Джон заметил, как напряглось лицо Бетси, прежде чем она снова улыбнулась.

— Мы росли вместе. — Нежность, прозвучавшая в ее голосе, пронзила Джона.

— Да, отец Бетси поймал меня, когда мне было четырнадцать лет и я украл что-то из инструментов в открытом сарае. Он предложил воришке на выбор: поселиться у него в доме или стать гостем штата Орегон в одном из исправительных заведений для малолетних преступников. Меня совсем не привлекала будущность обитателя тюрьмы, поэтому я с радостью откликнулся на гостеприимство Пата. Шесть лет спустя я отблагодарил великодушного человека тем, что подпалил его сарай. Он же погиб, спасая мою никчемную жизнь. Я уехал на следующий день после похорон Патрика, которого любил как родного отца, и с тех пор ни разу не был в Грэнтли.

Биллингс растерянно моргал, услышав исповедь беспощадного к себе Джона.

— Да… Понимаю.

Джон открыто смотрел ему в лицо.

— Да. Мне показалось, вы поймете.

Он кивнул обоим на прощание, и собрался уходить, но Бетси преградила ему путь.

— Я только что узнала… Ну о Люси Биллингс. Весь город говорит о том, как ты спас ее.

— Ты удивлена?

Саркастическая интонация больно задела самолюбие Бетси, но она заслужила ее.

— Прежде чем я уеду, — сказала она, — я… хочу извиниться за свое недостойное поведение вчера вечером.

— Почему?

— Потому что тогда я не знала, что ты — пожарник.

— А что это знание меняет? Я тот же Джон Стэнли.

Бетси почувствовала острую боль в ладонях, сообразив: она так сильно сжала кулаки, что ногти врезались в кожу.

— Конечно, меняет.

— Я — не герой, Бетси. Просто обыкновенный человек, который старается выполнять свою работу как можно лучше.

— Ты смертельно боишься огня. Старый Шон рассказал мне.

Его губы дрогнули, глубже обозначились морщинки на впалых щеках. Темные брови горько сошлись в прямую линию.

— Неужели, теперь все выглядит по-другому, Рыжик?

— Да, — шепнула она. Горло ее внезапно сжалось. — Даже в большей степени, чем ты себе можешь представить.

В его глазах проглянуло отчаяние.

— Вот и хорошо. Рад, что мы наконец поняли друг друга.

Сделай Джон хотя бы два шага, и он был бы в безопасности. Но… Если бы она не подошла ближе. Если бы не взяла в ладони его лицо, не поднялась на цыпочки и не поцеловала!

Джону за все эти годы приходилось встречать немало ударов судьбы — неожиданных, коварных, запретных, сокрушающих, подлых, но ничто, ничто не потрясло его так, как это быстрое волнующее касание ее губ.

Он сжал ее запястья, оторвал ладони от лица.

— Зачем? — Его голос прерывался. — Зачем ты сделала это? Во имя всего святого отвечай!

— Затем, что я должна была публично извиниться перед тобой. А может быть, и потому, что ты нуждаешься в этом.

Не дожидаясь ответа Джона, она по-приятельски обняла Тома, сказав что-то о визите к его матери, прежде чем та уедет на ранчо, и бросилась в машину.

— Интуиция мне подсказывает, что я вмешался в генеральное сражение, — пробормотал растерявшийся Биллингс, когда мужчины замерли в клубах выхлопных газов, а машина Бетси, взревев, унеслась прочь.

— Будь я проклят, если я понял, что все это значит, — прошептал обескураженный Джон.

Сирена пожарной тревоги резко зазвучала в тишине, но Джон оставался спокойным. Он взглянул на часы: сигнал, отмечающий полдень. Неизменная городская традиция.

— Какой сегодня день недели? — спросил Джон.

— Пятница, а что?

— В аптеке Гроулера в кафетерии по-прежнему подают по пятницам тройные гамбургеры в обеденное время?

— Несомненно.

— Тогда пошли. Я покупаю ленч, а вы расскажете подробнее о работе, которую так упорно мне предлагаете.

Жирная еда пришлась не по вкусу Джону. Он брезгливо отодвинул пустую тарелку и положил локти на мраморный столик.

— Видите витрину с красивой надписью золотом?

Биллингс кивнул.

— Так что с этой витриной?

— Однажды ночью я запустил в нее кирпичом? Толстое стекло разлетелось на миллион осколков.

— Чем она вам не понравилась?

— Я взбесился, потому что старина Гроулер поймал меня, когда я стянул у него аспирин. Он наябедничал моему отцу, и я получил очередную порцию березовой каши, — усмехнулся Джон.

Биллингс доел мороженое, вытер губы салфеткой и спросил спокойно:

— Но Боже милостивый, зачем же воровать аспирин?

Джон потер ноющие виски кончиками пальцев.

— Я стащил аспирин для моей матери. У нее опять разболелась голова.

— Мигрень?

— Отец был провинциальным проповедником старого типа. Он не верил врачам и отрицал медицину. Если что не так, Господь, мол, позаботится — надо только обратиться к нему с верной молитвой. Маме никогда не удавалось найти эту самую верную. Она чуть с ума не сходила от головных болей. Она умоляла, чтобы я ей доставал лекарства тайком от отца.