— Не сердишься? — спросил ласково и покаянно.

— Хулиган, — пробормотала я и уткнулась лицом ему в ключицу.

— Не сердись. Мне этого сто лет хотелось.

— Шлепнуть меня по попе? — не поверила я.

— Шлепнуть, ущипнуть, погладить — не знаю. Дотронуться.

Он вдруг провел ладонью по моей ягодице. Я дернулась, но прикосновение было робким, скорее касание, чем поглаживание, и я не стала возникать.

Мы снова шли рядом. Лешкина тяжелая рука обхватывала мои плечи.

— Однажды я чуть этого не сделал, — болтал Лешка, нимало не заботясь о производимом впечатлении. — Ты стояла коленями на стуле, опершись локтями на стол. На тебе были черные джинсы. Они обтягивали тебя. Ну, как перчатка. Это было классно! Я все время поглядывал незаметно и просто с ума сходил. Рука сама тянулась, я ее с трудом сдерживал. Честное слово! Вышла из-под контроля головы. Тянулась и тянулась к твоим проклятым джинсам. Потом из-под контроля вышли глаза. Или глаза уже раньше вышли? Пялились, бесстыжие. А в голове кто-то нашептывал: «Ну потрогай, ну давай!» Кошмар!

— Да уж, — посочувствовала я. — Как же ты справился?

— Заметил, что Виталька за мной наблюдает. Мы посмотрели друг на друга. Я понял, он обо всем догадывается. Знаешь почему?

— Умный очень — предположила я.

— Виталька-то? Не-а, — не согласился легкомысленный Лешка. — Чего это умный? Просто он тоже хотел.

— Чего хотел?

— Погладить тебя.

— Леш, ты больной. — Я даже руками размахивать перестала. — У тебя все только и мечтают, что о моем... — Я замялась: — О моих джинсах.

— Про всех не знаю. Знаю, многие. Виталька точно. Он на тебя в засаде.

Про Витальку мне было неинтересно, а под Лешкиной рукой жарко. Я вывернулась и пошла одна, заложив руки за спину и сведя лопатки.

— А здорово я тебя догнала? — вспомнила я.

— Я тебе поддался.

— Ну конечно!

— Это потому, что я бежал по синусоиде, а ты по абсциссе, — блеснул Лешка математической грамотностью.

— Ничего подобного. Вовсе не поэтому.

— А почему?

— Потому, что я легка на ногу, — похвасталась я.

— Что? — Лешка остановился от удивления.

— Да. Так моя бабушка говорила. У меня легкая нога.

Я тоже остановилась и составила ноги, выровняв ступни носок к носку. Лешкин взгляд опустился вслед за моим и застыл на моих ногах. Вдруг огромный Лешка легко опустился на корточки и обхватил ладонями мои лодыжки. Его голос проговорил-пропел:

— Ах ты, моя легконогая.

Я стояла посередине дороги, предельно вытянувшись, и внимала прикосновениям горячих легких пальцев. Они скользили вверх по моим икрам мучительно медленно. Я запрокинула голову и закрыла глаза. Лешкины пальцы вздрагивали на чувствительной коже под коленками.

Я стояла дура дурой и не знала, на каком я свете. Чувства накатывали, смешивались, сменяли друг друга. Хотелось кричать, плакать, смеяться, вырваться, убежать, стоять вечно, оттолкнуть его, почувствовать его руки выше, везде, умереть...

Лешкины пальцы поползли выше к краю короткого подола. Лешкино лицо, еще более горячее, чем пальцы, крепко прижалось к моим коленям. Я покачнулась, он удержал меня. У меня сбилось дыхание. Я почувствовала его губы на своей коже над коленом. Это оказалось выше моих сил, я больше не могла терпеть и не могла представить, что он отстранится. Пусть эта мука длится вечно. Захотелось плотнее прижать к себе его голову. Я открыла глаза и опустила их вниз на Лешку и вдруг осознала, что стою в чистом поле, покачиваясь, расставив руки.

— Отпусти меня, Леша, — сказала я и поразилась, как хрипло и обессиленно прозвучал мой голос.

Лешка сразу разжал пальцы и стремительно распрямился. Меня качнуло, я оказалась в его объятиях. Горло пересохло, я не могла вдохнуть и тянулась к Лешкиным губам, словно к последней надежде.

Лешкин рот оказался таким же сухим и горячим, а поцелуй совершенно отчаянным. И я пропадала, пропадала, судорожно сжимая руки на его шее.

Поцелуй не принес облегчения. Мы расцепились, я почувствовала себя разочарованной. Лешка потер нос и насмешливо сморщился:

— Алька, нас посетила великая страсть. — Он пытался шутить, но голос дрожал и выдавал его.

Я потерянно кивнула и побрела к дачам. Лешка шел следом. Некоторое время мы молчали.

— Надо жениться, — прервал молчание Лешка. Я снова кивнула, подтверждая его авторитетное мнение. Лешка догнал меня и пошел рядом.

— Завтра приедет отец и мы официально сообщим о нашем решении.

Мне ничего не оставалось, как еще раз кивнуть.

— Скажи что-нибудь, — попросил Лешка, озабоченно косясь на меня.

— Что? — Я остановилась и повернулась к нему. Он с разгона сделал еще шаг, потом вернулся ко мне.

— Ну не знаю... — протянул растерянно. — Что согласна. Что рада выйти за меня замуж. Что любишь — тоже подойдет.

Чего это он все шутит? Дело-то серьезное, подумала я и ответила совершенно серьезно:

— Я люблю тебя. И больше всего на свете хочу стать твоей женой.

— Правда?

Лешка радостно вспыхнул и засиял, не веря свалившемуся на него счастью. А чего он вообще-то ждал? Что я не соглашусь? Или что начну его отговаривать? Дурачок какой-то.

Лешка же ни с того ни с сего высоко подпрыгнул и хлопнул в ладоши над головой. Я вытаращилась на него, а он снова стоял спокойно и по-хозяйски уверенно смотрел на меня.

— Спасибо. Клянусь, не пожалеешь. Я буду таким мужем, что все твои подружки перемрут от зависти.

Ну что прикажете делать с таким охламоном?

Важный Лешка галантно предложил мне руку калачиком и торжественно повел по пыльному проселку.

Очень скоро ему надоело, он сбился с церемониального шага и принялся толкать меня бедром. Поначалу толчки были слабыми, я вообще думала, что мы просто слишком тесно идем. Но толчки становились все ощутимее, всякий раз я отлетала в сторону, а Лешка движением руки возвращал меня на место. Я верещала и пыталась вырвать руку, но бандит крепко прижимал ее локтем к боку.

Со временем наскучило и это развлечение, мы немного прошли, держась за руки. Я замечталась о своем, о девичьем, а Лешка затеял новую игру. Он подставил мне подножку. Это произошло настолько неожиданно, что я чуть не ткнулась носом в землю. Лешка подхватил меня, заботливо приговаривая:

— Что с нашей девочкой? Что с нашей маленькой? Ножки не держат, устали легкие ножки.

И я ведь поверила ему и была благодарна. Только споткнувшись во второй раз, я поняла, с кем имею дело.

— Ну все! — заявила я. — С меня хватит!

Я ухватилась второй рукой за его локоть, прижимавший мою руку, составила ноги и, повиснув всем весом, попыталась остановить движение. Пару метров он протащил меня, даже не заметив торможения. Потом все-таки заметил, остановился, спросил удивленно:

— Ты что? Идти не хочешь? Так и скажи.

Стремительным движением со всего размаху забросил меня на плечо и пошагал, прижимая мои колени к груди.

Мое лицо оказалось на уровне его поясницы. Я болталась вниз головой, тычась при каждом шаге лицом и губами во влажную солоноватую кожу. Чтобы не скатиться с могучего плеча, я вынужденно ухватилась за пояс джинсов и пыталась пружинить руки, чтобы избавиться от ударов о жесткую спину. Устала я очень скоро, расслабилась и повисла безвольной тряпицей.

Способ передвижения сделал меня необычайно ласковой.

— Ты бы поставил меня на ноги, Лешенька. Тебе тяжело, и мне неудобно.

Лешка сопел и шел.

— Лешенька, я так тебя не вижу. А мне очень хочется видеть твое лицо. Твое милое лицо.

В моих словах сквозило настоящее чувство, и Лешка попался. Он опустил меня на землю осторожно, словно хрустальную, и, придерживая за плечи, влюбленно заглянул в глаза. Я ответила ему не менее влюбленным взглядом и дала волю своим чувствам. Сначала, размахнувшись, вмазала ему по шее, потом ногой по колену, а напоследок несколько раз кулаком в живот. Лешка отскочил и обиженно заморгал.

— Запомни, — удовлетворенно проговорила я, потирая отбитые пальцы, — так будет всегда.