Был ли русским Пушкин? Для любого русского человека эти вопросы — риторические, если не сказать глупые.

Был ли русским Петр Иванович Багратион, считавший себя и неоднократно называвший себя русским? Ну ладно — Багратион, его дядя воевал вместе с Суворовым в Крыму, а сам Петр Иванович заслужил славу в Итальянском и Швейцарском походах великого полководца. Багратион в конце концов был потомком офицеров и генералов, служивших Российской империи, воспитанным в русской культуре.

Но вот другой соратник Суворова — Виллим Христофорович Дерфельден. Имя похоже на англосаксонское, фамилия — на голландскую… О нем Суворов сказал: «У него учился я стоять против турок». Дерфельден снискал славу в Польской кампании Суворова («В сорок дней покорена Польша»). И в Италии, и в Швейцарии. Именно в Швейцарии, когда суворовская армия оказалась окруженной кратно превосходившим неприятелем, Дерфельден сказал свои знаменитые слова: «Веди нас куда хочешь и куда знаешь. Мы — твои, отец. Мы — русские».

Имеет ли тут значение происхождение «по крови»? Биологическое, или, правильнее сказать, зоологическое происхождение?

Был ли русским Сталин? Сталинофобская традиция велит считать, что Сталин презирал русский народ. Но сам себя он несомненно причислял к этому народу. Говорил неоднократно, и в узком кругу, и публично, и печатно: «Мы, русские…» И ни разу: «Мы, грузины…» или «Я, грузин…».

Наверное, для ответа на вопрос, к какой национальности принадлежит человек, гораздо важнее не происхождение по крови, а самоопределение.

Национальность человека определяет не зоология, а психология. Не кровь, а разум. Такое понимание вопроса поможет нам игнорировать дурацкие вопросы, которыми националисты разных верований любят запутывать существо дела. Вроде таких: «являются ли россияне русскими?» или «существуют ли украинцы?».

Не вдаваясь в казуистику, мы можем ответить казуистам и схоластам: конечно, украинцы существуют, потому что есть миллионы людей, признающих себя украинцами. Подчеркну, не единично, «для прикола», а массово, как социальный факт.

Мы можем ответить, что россияне и русские — это синонимы. Разные наименования одного и того же. Изначально «Россия» — это пришедшее от греческих монахов книжное, «возвышенное», в отличие от простонародного, наименование Руси. Именно в таком смысле употреблялись слова «русский» и «россиянин» с начала XVIII века и до 1917 года, когда большевики, в соответствии с ленинским принципом о праве наций на самоопределение, разделили русский народ на три русских народа и стали проводить политику «коренизации».

Русь — это макротопоним, с древних времен объединявший и Русь Великую, и Малую, и Белую, и Червонную, и Черную, и Галицкую, и Залесскую… И русский — это не этнос, а макроэтнос. Происхождение «по крови» для определения «русский или нерусский» имеет исчезающее малое значение. И тому свидетельством — товарищи наших детских игр, по юной глупости обижаемые нами, которые бешено кидались в драку с криками: «Какой я тебе чурка? Я — русский!». И дрались до крови, до полной невозможности подняться, отстаивая свое право зваться русскими.

Если человек один против пятерых кулаками готов защищать свое русское имя — он его отстоит, несмотря ни на какие потуги теоретиков и практиков русофобии.

Поэтому для подавляющего большинства американцев, европейцев и иностранцев все мы, бывшие советские, — русские. И тут иностранцы оказываются мудрее украинских проводников nation building'а и политкорректности.

Потому современный украинец, оставаясь украинцем, может быть русским. А может и не быть. Может забыть, откуда пошла Русская земля, где мать городов русских, может копаться во прахе трудов бывшего австрийско-подданного академика Грушевского или прибывшего в Киев в гитлеровском обозе профессора Огиенко, осовременивая теории о том, что «руський — это не русский»…

Слова Лукашенко не обидны ни для русских, ни для украинцев. Они возвеличивают белорусов. И это прекрасно. Это ведь тоже в наших общерусских традициях — величаться друг перед другом, поворачиваться к друзьям не худшими, а лучшими своими сторонами.

Украинец — это тот же русский, только живущий гораздо ближе к матери городов русских. Белорус — это тот же русский, только со знаком качества. Русский (великоросс) — это тело и душа, сила Руси, самый стойкий в мире человек, способный многократно отстраивать города после погромов кочевников, стоять насмерть на Куликовом и Бородинском поле, брать любые вражеские столицы, если понадобится — не один, а много раз ^{22} .

Не знаю как кому, а мне лично национальная идея, сформулированная белорусским президентом, гораздо ближе внедряемой сегодня в украинское общество: «Москалив — на ножи!».

Все те люди, которых сегодня наиболее часто называют «русскими фашистами», делятся на несколько категорий.

Первая — не очень многочисленная, но очень видная и гиперактивная — это в основном молодые люди, для которых нацистская, фашистская символика и идеология служит только поводом кого-то бить. В старой России были кулачные бои. Крестьянин, тяжко работавший весной, летом и осенью, зимой имел гораздо меньше дел и энергию выплескивал, сходясь «стенка на стенку», и бил кого попало.

Но тогдашний русский крестьянин был цивилизованней современного скинхеда. Ему не нужно было распалять себя мантрами про арийцев, свастики и руны и прочей неоязыческой дьявольщиной. Ему надо было только выплеснуть энергию, погонять застоявшуюся за долгую зиму кровь, и он не испытывал к избиваемым ни вражды, ни злобы.

В советское время были многочисленные секции, в которые не просто мог записаться каждый, но еще и тренеры ходили по школам, стараясь набрать как можно больше участников. И не случайно сегодня неофашистские организации предоставляют молодым людям возможности спортивной подготовки, уводя их с социальной орбиты влияния государства.

Возможность вернуть эту молодежь в общество сохраняется, если такая политика будет проводиться на государственном уровне, то есть если государство сможет предоставлять востребованные данной социальной группой формы — но лишенные неофашистского содержания.

Вторая группа, наиболее многочисленная — это патриоты,в силу извилистости своих умов называющие себя националистами.Причины возникновения такой загогулины разные. Например, некоторым не нравится само слово «патриот». Для них оно звучит слишком привычно, надоедливо, казенно. Иное дело — «националист», это слово для них звучит вдохновляющим маршем. Это, повторяю, нормальные люди, спокойно относящиеся к иноязычным и инонациональным, патриоты своей страны. Они просто ошиблись в самоопределении. Эти не просто излечимы — они даже переубеждаемы.

И наконец, последняя группа, самая малочисленная из трех, но в то же время самая опасная. Опасная для России, за которую они выступают на словах, убивают других людей и иногда даже отдают свои собственные жизни.

Это люди, действительно воспринявшие фашистскую нацистскую идеологию. Они воспитаны в ненависти, либо сами воспитали в себе ненависть к «чужим».

Они опасны не столько тем, что убивают. Конечно, не будучи верующим, я разделяю христианские ценности в той части, что каждая жизнь священна и убивать нельзя. Но главная их опасность — не для окружающих, а для общества, для народа, для страны.

Такого сорта русские националисты опасны тем, что отрицают исторический путь Руси, который мы проанализировали выше.

И более того, они пытаются обратить Россию вспять — от собирания и расширения к самоизоляции.

Один из любимейших их лозунгов — «Россия для русских» (подразумевается — толькодля русских). Но Россия только для русских возможна лишь в очень узких пределах, например — в границах Золотого кольца. Потому что такая Россия, построенная вопреки всем прежним традициям построения Русского мира, неприемлема не только для ненавистного фашистам «гастарбайтера», но и для Пушкина и Сталина, Крузенштерна и Екатерины Великой. Подобных людей не может быть в России, проектируемой «только для русских». Это даже не Россия Пуришкевича и Крушевана — это надуманное, виртуальное построение, в котором невозможно представить никаких исторических персонажей, вообще живых людей.