Итак, два синодонтиса плавали в аквариуме дочери ветеринара и веселили Непомусена. Бретонский гриффон — охотничья собака, а рефлексы не пропьешь. Пес побегал бы с удовольствием за волком, кабаном или лисой, а не наблюдал за плавающими вверх брюхом рыбками, как голодный кот. Но ни волков, ни лис, рядом не обитало и приходилось довольствоваться тем, что есть.

Непомусен, пытался испугать рыбок лаем, ходил рядом с аквариумом, облизывал его, трогал лапой, до тех пор пока не опрокинул на пол. Вода медленно стала покидать емкость и впитываться длинным ворсом ковра. Непосумен испугался собственной проделки и быстро ретировался. Рыбки запрыгали в пустом аквариуме, изгибая тела и открывая рот. Их движения только отдаленно напоминали движения человека, тонущего в реке. Но если разобраться, сходства были. Во-первых, тонущий тоже открывает рот и тоже не для того, чтобы позвать на помощь. Чаще всего тонущий не может этого сделать. Рот человека важен прежде всего для дыхания, а уж потом используется для говорения. Прежде чем сказать хоть слово, надо сделать вдох. Утопающему не хватает времени вдохнуть-выдохнуть и произнести что-нибудь. Его рот снова погружается в воду. Рыбка не машет руками, ну, потому что их у нее просто нет. Плавники не в счет. Утопающий человек также вопреки устоявшемуся мнению не может помахать руками. Инстинкт заставляет его вытянуть руки и как бы опираться ими на воду. Махи руками совершаются достаточно редко, только в приступе паники. Сейчас же в панике были синодонтисы. В отличие от утопающего человека они не могли уйти под воду через двадцать или шестьдесят секунд, но это их явно не радовало.

Спасение пришло в виде Ульяны. Даже не пришло, а прибежало. Сама Ульяна, появившаяся в комнате в один миг, напоминала утопающего в приступе паники. Она размахивала руками и даже кричала о помощи. Она была уверенна, за ней гнался маньяк. На улице следом увязался какой-то блондин. И при проверке на погоню — Ульяна ускорила шаг, а затем и побежала — он выдал в себе маньяка.

Увидев рыбок, молодая особа, немного вспотевшая и запыхавшаяся, быстро пришла в себя и локализовав все свои силы, кинулась на помощь «утопающим». Рыбок удалось спасти. Аквариум снова наполнился водой и был поставлен на новое место — от собаки подальше и повыше. О почти случившейся трагедии, напоминало только мокрое внушительное пятно на ковре и громкий стук сердца хозяйки квартиры. Ульяна попила воды и вдруг подумала, что маньяк был не так и плох — симпатично-приличный. А кроме того, он похоже спас жизнь Мире и Мору. Мысль звонить Андрею и возобновлять близкие отношения выветривалась из головы вместе с идеей носить с собой газовый баллончик. Ульяна подумала, что встреча с «маньяком» могла стать довольно приятным времяпровождением. И кто знает, кем бы оказался этот «злостный насильник» — преступником или ее принцем из сна. Кто знает, кто знает….

«Мое детство, — Марк вздохнул и выдержал небольшую паузу, — его можно разделить на две части. Как это часто бывает — до и после. „До“ я помню ласковую маму и любящего отца. Мы ходили в парк вместе, вместе играли дома в лото. Я помню карусели, на которых мы катались с мамой, помню, название чисел в лото, которые называл отец — барабанные палочки, стульчики, Петр Петрович, сосед деда, бабка с клюкой, двадцать девок. А когда выпадал „дед“, папа спрашивал, поднимая следующий бочонок: „А сколько деду лет?“ и было смешно, когда оказывалось пять или шесть, как было мне в те годы. Поля мы закрывали пуговицами… Но вся эта радость моя тогда и закончилась. Однажды, да только один раз папа рассказывал мне на ночь сказку. Я был маленький, но и тогда многое понял. Я понял, что у папы другая женщина, и мы ему больше не нужны. Мы — это я, моя мама и новорожденная сестра. Сказка была странной и обидной, но видимо лучшего способа что-то объяснить мне отец не нашел. Сказка ложь, да в ней намек. В его истории красавица стала чудовищем, а добрый молодец встретил царевну-лебедь и улетел с ней далеко-далеко, за тридевять земель. Вскоре папа исчез и больше я его не видел. Мама. Она очень изменилась. Ее постоянные крики, истерики и снова крики пугали меня. Но этот страх был ерундой до сравнению с тем, что мне предстояло пережить».

Марк снова замолчал. Он посмотрел в зеркало и сказал измененным голосом:

— Продолжайте, вы должны рассказать мне все.

«Я хотел бы сначала, чтобы вы поняли, что я чувствовал. Стоило мне пролить чай на стол или испачкать одежду — начинался настоящий кошмар. Мать упрекала меня, что я весь в отца, что я только обуза, неряха, свинья… Она очень уставала с сестрой. Крутилась, как белка в колесе. Лене тогда было всего полгода или даже меньше. Девочка росла крикливой, видимо что-то ее все время беспокоило. Она много плакала, не давала маме спать. И тут я еще мешался. Иногда мама просила меня приглядеть за сестрой, и я, как мог, глядел. Но обычно она начинала плакать, потом орать, и ничего не помогало. Приходила мама и ругала меня.»

— Это важно. Но что же все-таки произошло и так напугало вас?

«Лена сидела в ванной и играла в игрушки. Мама была очень раздражительной и плакала. Она опять звонила отцу. Нам не хватало денег и никто не помогал ей. Мама сказала, чтобы я смотрел за сестрой. Алена сидела в большой ванне и играла в игрушки. Да. Я уже говорил об этом. Я играл с ней и смотрел, чтобы она не упала и не нахлебалась воды. Когда она пыталась встать или поползти в ванной, я вскакивал и удерживал ее. Мама опять звонила папе и кричала в трубку много ужасных вещей. Когда я вскочил очередной раз, чтобы поддержать сестру, пуговица на моих шортах отлетела в сторону. Я кинулся искать ее под ванной, я должен был найти и пришить ее сам, иначе мама опять стала бы ругать меня. Недавно мне здорово досталось за порванные во дворе штаны.

Сейчас я как будто маленький мальчик. Я чувствую себя ребенком. Пуговицу я нашел и, сжав ее в руке, побежал в комнату, чтобы взять нитки и иголку. Я очень боялся, что мама заметит оторванную пуговицу и мне влетит. Конечно, я не умел пришивать пуговицы. Да, что говорить? Я не мог вставить нитку в иголку. Про пуговицу в тот день никто не вспомнил, о ней вообще мама никогда не узнала. И я был этому, к своему стыду, рад. Меня не поругали, не побили. Произошло другое ужасное событие. Я долго не мог, как уже сказал, вставить нитку в иголку, и вспомнил, что должен следить за Аленкой. Я вернулся в ванную…»

Марка трясло, он дрожал. Пот выделялся на висках и стекал, увлекая за собой слезы. Марк приоткрывал рот, но не мог проронить ни одного слова. Словно рыба, которую выловили из воды и бросили на берег.

«Я… вернулся в ванную…»

Марк закрыл лицо руками. Потом резко встал и заходил по комнате. Он отрывал руки от лица и сжимал, наклоняясь вперед, ладони между ног. Потом опять прикрывал руками лицо. Марк набрал побольше воздуха в легкие и выдохнул. Снова сел в кресло перед зеркалом. В комнате стояла наряженная елка, но пахло завтраком Марка — кофе и вареными яйцами. Елка была искусственная, и хвоя только казалась настоящей. За окном падал снег.

«Тело ребенка находилось под водой. Я бы не узнал Аленку, если бы не понимал, что несколько минут назад, она сидела в ванной, в большой ванной, и играла в игрушки. Я подошел ближе. Не было никакого движения. Она просто лежала под водой с открытыми глазами. Вода была мутной из-за пены и это выглядело ужасно. В ванной плавали игрушки. Я просто стоял рядом и смотрел на сестру. В руке я сжимал пуговицу, сжимал так, что ногти отпечатались на ладони. Я не думал, что пуговица во всем виновата. Я думал, что она поможет мне и все это окажется сном или злой шуткой сестры. Мне показалось, что я слышу крик сестры и ее лепет. Я закричал. И орал изо всех сил, пока мама не пришла в ванную. На руках она держала Аленку, упитанную, розовощекую. Девочка, завернутая в мягкое одеяльце, освободив руку, бросила в меня кубиком. Мама приказала мне замолчать и не пугать сестру. Я потерял сознание, потом очнулся и меня вырвало. Мама сказала, что это будет мне хорошим уроком. Она показала мне мокрую куклу, которую им с папой подарили на свадьбу — кукла была хорошая и большая. Она мало чем отличалась внешне от живого ребенка. Конечно, реборнов тогда не было, но в мутной воде мое воображение дорисовало все недостающие черты. Я отчетливо помню, что видел в воде именно Аленку. Я никогда не прощу маму за этот поступок. Это просто чудовищно. Мне кажется, что после ухода отца она какое-то время была не в себе. Иначе я никак не могу объяснить, как она такое со мной сделала. Пуговица помогла мне тогда. Моя сестра осталась жива. Но все не так просто. Несколько месяцев спустя, я читал книжку с загадками и встретил такую: