Чем же объяснить, что Томэо и Суэко погибли, а Ёрико избежала их участи? Можно было предположить одно из двух: или Ёрико рассталась с остальными двумя детьми по дороге в поселок, или преступник зачем-то увел ее с собой. Трудно представить, чтобы Ёрико, самая младшая из ребят, могла отправиться куда-то одна. Группа склонялась к версии, что ее похитил убийца. Мотив похищения был неясен, но до тех пор, пока не найден труп девочки, все же оставалась надежда.

После осмотра тела увезли на вскрытие в Мориока, административный центр префектуры. В поселке осталась группа, состоящая из сотрудников уголовного розыска, дорожной полиции и экспертов. Тщательное прочесывание окрестностей дало еще одну важную находку. Это был труп дворняжки — видимо, деревенского пса. Он валялся в лесу, метрах в пятистах к северу от деревни. Голова пса была размозжена — возможно, тем же топором, которым убиты жители деревни.

Очевидно, собака бросилась вдогонку за убийцей своих хозяев и здесь его настигла. Эксперты внимательно осмотрели труп и обнаружили в пасти пса человеческий ноготь со среднего или указательного пальца. К ногтю пристал комочек плоти.

Перед смертью собака успела укусить преступника за палец. Ноготь был крепкий, ровный, с белой полукруглой лункой у основания. Единственный след, оставленный маньяком. Но этому следу поистине не было цены. Да, верный пес, поплатившись собственной жизнью, сумел отомстить за смерть хозяев. Должно быть, после убийства тринадцати человек и такого укуса преступник с головы до ног был вымазан в крови.

Полицейских чуть не до слез растрогала самоотверженность преданной дворняги, и они решили, что постараются с максимальным эффектом использовать драгоценную улику, добытую в обмен на собачью жизнь.

После такого зверского массового убийства вся полиция префектуры, разумеется, была поднята на ноги, но за сутки, прошедшие с момента преступления, злодей мог уйти очень далеко.

На следующий день, двенадцатого ноября, в половине двенадцатого ночи был организован штаб розыска, который возглавил сам начальник первого (криминального) отдела префектуральной полиции. В группу, занятую отныне исключительно «Делом об убийствах в поселке Фудо», вошел шестьдесят один сотрудник. Несмотря на ночное время, первое совещание состоялось, как только был издан приказ о формировании штаба. После краткого инструктажа, проведенного начальником, приступили к обсуждению плана расследования. Наибольшие споры вызвали возможные мотивы этого чудовищного преступления.

Какую выгоду мог извлечь убийца из нападения на нищую, затерянную в горах деревеньку? Судя по всему, жалкое имущество крестьян осталось нетронутым. Пожалуй, единственное, что пропало, — это продукты питания, исчезнувшие из рюкзака туристки.

Впрочем, сам факт наличия в рюкзаке еды тоже не был доказан — просто логично предположить, что девушка взяла с собой что-нибудь съестное. В мешке явно шарили, но было ли оттуда что-то взято? В бумажнике убитой нашли около 18 тысяч иен, преступник к ним не прикоснулся — значит, убийства были совершены не с целью грабежа.

Среди зарубленных женщин две были молоды — незнакомка и пятнадцатилетняя Масаэ Нагаи, но экспертиза не обнаружила следов насилия. Преступник так страшно изуродовал все трупы, что опознать их оказалось непросто, однако никакого намека на надругательства сексопатологического характера не прослеживалось. Значит, и не сексуальный маньяк?

Была высказана еще такая версия: случайными жертвами оказались жители деревни, а вовсе не туристка, как считалось раньше. Преступник с самого начала охотился за незнакомкой, а крестьян, которые могли все видеть, убрал как нежелательных свидетелей.

Однако в таком случае было непонятно, почему ему понадобилось сводить счеты с девушкой на виду у всей деревни, когда кругом столько безлюдных, пустынных мест. Да и маловероятно, чтобы кто-то гонялся с топором за двенадцатью свидетелями ради убийства одного человека.

На совещании возобладало мнение, что преступление совершил человек психически ненормальный или временно находившийся в состоянии умственного расстройства.

В самый разгар обсуждения мотивов резни и судьбы пропавшей Ёрико Нагаи неожиданно подал голос молодой инспектор Китано, прикомандированный к штабу розыска от местного полицейского участка.

— Извините, но я никак не могу понять одной вещи, — робко начал он, смущенный присутствием стольких зубров сыскного дела. Молодому сельскому инспектору на таком совещании полагалось помалкивать. Китано поднялся с места, чувствуя взгляды, устремленные на него со всех сторон.

— Ну-ка, ну-ка, — обернулся к нему Дед, — говори.

И, ободренный мягким, с деревенскими интонациями, голосом комиссара, Китано продолжил:

— Собаку нашли в лесу, в пятистах метрах к северу от поселка. Ведь так?

— Так, так.

— Мы предполагаем, что преступник, убив жителей, побежал на север, там его догнала собака и он с ней расправился. Очевидно, тем же самым топором. Но ведь топор нашли в самом поселке, под мостом. Что же, выходит, преступник после убийства побежал на север, зарубил там пса, а потом зачем-то вернулся назад, чтобы кинуть топор в речку? Мне это кажется странным.

— Конечно, все было наоборот! — подхватил с места сотрудник криминальной полиции Сатакэ, свирепого вида мужчина, слывший в отделений большим умницей и прозванный сослуживцами «Чертакэ».

— То есть как наоборот? — почтительно спросил Китано.

— Мы чересчур поспешили с выводами, решив, что собаку он убил позже! На самом деле собака погибла раньше, чем жители деревни.

Вырисовывалась совершенно новая версия. Труп собаки обнаружили позднее, поэтому как-то само собой сложилось убеждение, что и убита она позже остальных. Неужели эта была ошибка?

— Значит, пес ни за кого не мстил?

— Возможно, мы сами все напридумывали. Неизвестно еще, была ли вообще эта собака деревенской. Может быть, на преступника напал бродячий пес, их по горам шляется сколько угодно. В поселке и людям-то жрать было нечего, какие уж тут собаки. Нашли мы там хоть одну собачью будку?

— Но как же все-таки быть с орудием убийства? Топор самый обычный, крестьянский. Неужели преступник сначала побывал в поселке, взял там топор, потом ушел в лес, прикончил пса и вернулся в долину убивать людей? — недоумевал Китано.

— А кем доказано, что собаке размозжили голову этим же топором? — бешено сверкая глазами, рявкнул Сатакэ на новичка. За такую вот агрессивность его и прозвали «Чертакэ».

— Я не понимаю…

Обескураженный яростным напором знаменитого инспектора, Китано стушевался.

— В отчете экспертизы сказано, что удар нанесен предметом того же типа, но откуда мы знаем, наш это топор или нет? Размозжить голову можно не только обухом топора, а, скажем, и дубиной, и металлической палкой, даже заостренным камнем, черт побери! А вдруг преступник напал на деревню, взбешенный тем, что его искусала собака?

— Но вы же сами сказали, что она бродячая…

— А он решил, что деревенская! Может, она и в самом деле деревенская, кто ее знает.

Китано молчал. Версия Сатакэ его не убедила, но он не находил, чем ее опровергнуть. Во всяком случае, несмотря на всю шаткость, версия предполагала еще один возможный мотив, а это тоже был шаг вперед.

— Его цапнула псина, отхватила ноготь, а он так разбушевался, что аж тринадцать человек порубал? — покачал головой Дед. Похоже, он хотел прийти на помощь молодому инспектору, совершенно подавленному азартным «Чертакэ».

— Дело, конечно, не в ногте, — огрызнулся последний. — Но укус мог повлечь за собой приступ буйства.

На совещании было решено вести расследование по следующим основным направлениям.

1. Выяснить личность погибшей туристки.

2. Искать Ёрико Нагаи. В особенности обращать внимание на мужчин с раной на среднем или указательном пальце, которых сопровождает девочка семи-восьми лет.