В день открытия съезда, 17 августа 1934 года, перед Домом союзов собралась огромная толпа желающих воочию узреть известных писателей. Делегаты съезда с трудом протискивались через толпу. Одна из них, А. Караваева, вспоминала об этом дне: «..Я увидела большую и оживленную толпу. Среди говора и аплодисментов… слышался чей-то молодой голос, который энергично призывал: „Товарищи делегаты Первого съезда советских писателей! Входя в этот зал, не забудьте поднять ваш исторический мандат!.. Называйте, товарищи, вашу фамилию и предъявляйте ваш делегатский билет!“ …Собравшиеся дружными рукоплесканиями встречали появление нового делегата» [67].

Как известно, знаковой для судеб советской литературы стала речь, которую произнес на съезде М. Горький. Вот какое впечатление произвела она, например, на Н. Кончина: «Первый раз М. Горького я увидел на трибуне I съезда писателей в Москве. Он начал читать свою напечатанную речь, полную показной мудрости и псевдонаучности… ничего никто не слышит, что-то бубнит под нос. Все потихоньку стали уходить… Зал пустел… Он перестал читать после полутора страниц и сказал, что в брошюре, которую издадут, вся его речь будет. Это всех удовлетворило. Я читал речь… и удивлялся, зачем это ему надо: показывать свою эрудицию, от которой пахло потом, лженаукой и невероятной скукой… Значит, сдавать начал старик. Он потерял чувство действительности… Но иногда спохватывался, и тогда мелькал милый „путаник“ М. Горький, который в 19–21-м годах пошел против Ленина и написал прелестные „Несвоевременные мысли“ — искренний плод взволнованного сердца…» [68]

На съезде помимо писателей выступали рабочие и крестьяне. Состоялись встречи с авторами книги «База курносых» из Иркутска (их делегацию возглавлял поэт Иван Молчанов-Сибирский), с работниками ЦАГИ, которые проектировали самолет «Максим Горький», с железнодорожниками, с метростроевцами, с рабочими карандашной фабрики «Сакко и Ванцетти», а также состоялась поездка на канал «Москва — Волга».

Кроме того, 18 августа состоялся праздник, посвященный Дню авиации, в котором приняло участие 500 делегатов и 100 человек гостей. Вечером делегаты посетили летние сады и театры, писатели посмотрели спектакли «Фиалка Монмартра», «Женщина и море», «День и ночь». 19 августа в помещении Оргкомитета был проведен просмотр фильма «Челюскин», а на следующий день состоялась экскурсия в планетарий, прошел просмотр кинофильма «Новые энтузиасты». 21 августа делегаты осмотрели Музей западной живописи.

Освещение съезда в печати было довольно однообразным. Так, в «Литературной газете» оно сводилось в основном к публикации стенограмм выступлений, фотографий участников и интервью с ними. В «Вечерней Москве» помещались краткие отчеты о ходе работы съезда и небольшие интервью с делегатами, проникнутые пафосом о грандиозности происходящего.

Становилось очевидным, что средства массовой информации не обеспечивают того идеологического воздействия материалов съезда на массы, какое предполагалось. Поэтому 21 августа Политбюро ЦК ВКП(б) принимает постановление «Об усилении освещения в печати заседаний Всесоюзного съезда писателей». В частности, оно обязывало газеты «Правда» и «Известия» помещать речи ораторов от национальных литератур полностью или как минимум на две трети. Этим изданиям в период работы съезда разрешено было делать 4 или 2 дополнительные «вкладки» [69].

Главная политическая задача съезда — продемонстрировать единство советских писателей в поддержке коммунистической идеологии — традиционно решалась при участии НКВД. Еще до начала съезда, с весны 1934 года, секретно-политический отдел ГУГБ НКВД СССР начал составлять регулярные (примерно раз в 2–3 дня) спецсообщения. Их готовили начальники отделений НКВД и их информация представляла разительный контраст с бравурными статьями в газетах и воспоминаниями очевидцев, опубликованными позднее в советской печати.

В спецсообщении от 12 августа 1934 года содержалась характеристика делегаций, прибывающих на съезд (от УССР, БССР, Восточной Сибири и других республик и регионов) [70]. Как оказалось, среди делегатов были бывшие эсеры, анархисты, националисты. Некоторые из них в прошлом создавали антисоветские произведения и боролись с советской властью.

Во время работы съезда случился эпизод, не получивший, по понятным причинам, широкой огласки в советское время: была обнаружена подпольная листовка [71]. Она была написана карандашом под копирку печатными буквами и распространялась среди участников съезда по почте. Группа советских писателей обращалась к зарубежным коллегам. Авторы признавали, что их группа малочисленна, но оправдывали это тем, что остальные честные люди запуганы: «Мы даже дома часто избегаем говорить так, как думаем, ибо в СССР существует круговая система доноса». Они призывали не верить тому, о чем говорится на съезде, и начать борьбу с «советским фашизмом… Вы в страхе от германского фашизма — для нас Гитлер не страшен, он не отменял тайное голосование. Гитлер уважает плебисцит… Для Сталина — это буржуазные предрассудки» [72].

В обеспечении политического успеха съезда большую роль сыграли собрания делегатов-коммунистов, на которых звучало предупреждение об опасности групповых настроений. Видно, поэтому «все старались, как умели, перекрыть друг друга идейностью выступлений, глубиной постановки творческих вопросов, внешней отделкой речи» [73].

«С кем бы я ни беседовал о съезде, — говорил А. Карцев, — все сходились прежде всего на том, что это, по преимуществу, политика» [74].

Во время проведения съезда не дремала и Комгруппа Президиума. Когда поэты-коммунисты во главе с А. Безыменским решили «проработать» Бухарина на съезде из-за его «теперешних суждений и прежних ошибок», их намерение осудили, заявив о недопустимости предварительных групповых совещаний и политических обобщений [75].

Эффективность подобных предупреждений подтверждается и следующим эпизодом: «Федор Гладков пригласил Кириленко и других украинских писателей (преимущественно коммунистов) „пить чай“. Встреча не состоялась, так как приглашенные решили, что их могут обвинить в групповщине, на необходимость борьбы с которой в самой резкой форме им было указано на совещании делегации» [76].

Но все же, естественно, неформальные встречи писателей проходили — ведь не все они были настроены скептически по отношению к съезду. Многие испытывали эмоциональный подъем, который хотели выразить, другие, пользуясь счастливым случаем, обсуждали с коллегами творческие планы. П. Бровка вспоминал: «У нас, молодых, тогда было много незабываемых встреч. Мы восторженно следили за стариками, прислушивались к ним, а по вечерам собирались у кого-либо в гостиничном номере, а то и в небольшом подвальчике-ресторанчике на Тверской, ныне улице Горького» [77].

Еще одно воспоминание о неформальной встрече во время работы съезда принадлежит С Голованивскому: «Помню, что при выходе на улицу ко мне подошел А. И. Безыменский и тихонько попросил прийти в восемь часов к нему: соберутся и другие товарищи» [78]. Автор воспоминаний несколько опоздал на встречу. Когда он пришел, то понял, что попал не на ужин, как предполагал, а на импровизированное собрание. Там были Д. Бедный, И. Кулик, А. Жаров, А. Сурков, А. Прокофьев, М. Светлов, С. Кирсанов и другие, с которыми С. Голованивский был не знаком. Они обсуждали творческие вопросы.