«Гибнут, но не отступают», — подумал комбат, увидев, как из-за горящего дома поднялся султан дегтярно-черного дыма.

Батальон наступал, развернув все три роты. В центре со второй ротой был командир батальона. Справа и слева бой продвигался вперед. Теперь — пора, и Малявин махнул рукой: «Пошел». Танк Рагозина взревел, и, качнув пушкой, рванулся, набирая скорость. За ним в переулки, через огороды, двинулись остальные танки роты. За ними бросились в бой приданные подразделения автоматчиков.

Тотчас же впереди заухали пушки, перед танками запрыгали фонтаны взрывов. Из окон домов застрочили пулеметы. Комбат, приоткрыв командирский люк, глянул назад и в сердцах прокричал:

— Автоматчиков отрезают, сволочи, пехоту положили, без них нам тяжело будет на переправе.

— Товарищ капитан, не рискуйте, не высовывайтесь из башни, а то срежут, — втягивая капитана в башню, крикнул лейтенант Багров.

— А я тебя, кажется, в няньки не приглашал, — беззлобно проворчал Малявин.

Только успел Багров захлопнуть люк, как фугас разорвался почти рядом с танком. Осколки забарабанили по броне, дымная волна проникла в боевое отделение. Малявин, улыбнувшись краешком губ, глянул на Багрова, показывая ему на рассеивающееся после выстрела дымное облачко в конце улицы.

— Вижу! — сказал лейтенант, уловив взгляд капитана. — Мы ее сейчас пощупаем. Поворачивайся, Агеич, давай осколочный, я ее под корешок возьму! — крикнул он заряжающему Мягкову.

— Подаю, командир, только не спешите, видите, пушка-то за углом, один ствол виднеется. Чтобы ее успокоить «под корешок», нам надо немного вправо подвинуться. Иван сейчас сообразит.

Рагозин рывком повернул машину вправо и, продвинувшись метров на пятьдесят, резко затормозил. Этой секундной остановки было достаточно, чтобы вражеская пушка, которую теперь было видно почти всю, оказалась в перекрестии прицела. Тридцатьчетверка вздрогнула от выстрела, со звоном упала на стеллажи дымящаяся гильза. Танк двинулся вперед.

— Вот и порядок, — спокойно проговорил Агеич, наблюдая в смотровой прибор, как на том месте, где стояла вражеская пушка, взметнулся столб земли и дыма.

— Снаряд! — снова крикнул Багров. — Видишь, от дома лезут как оголтелые.

— Даю осколочный. Только напрасно все: они уже в мертвом пространстве, надо бы из пулемета.

Курсовой пулемет залился длинной очередью. Стрелок-радист Волков за две очереди выпустил весь диск. Фашисты, что были подальше от танка, падали как подкошенные, ближние же, согнувшись в три погибели, лезли к танку, строча из автоматов по смотровым щелям. Рагозин уже различал их лица, видел открытые кричащие рты, злобно горевшие глаза из-под надвинутых на лоб касок.

Рагозин рванул левый рычаг управления на себя, вцепившись в него обеими руками. Танк развернулся, подмяв под гусеницы несколько человек. А тех, кто успел отскочить в сторону, накрыли гусеницами две другие подоспевшие на помощь машины.

Справа и слева второй роты слышался бой. А когда солнце, оторвавшись от горизонта, пробилось сквозь клубящиеся облака, командиры рот доложили, что выходят к ручью, ведя упорные бои.

— Вперед, не задерживаться! — подал команду Малявин командиру второй роты. — Позади нас пехота дело завершит, наша задача переправу захватить!

Рота быстро пошла вперед, не обращая внимания на отдельные огневые точки, и скоро вышла к овражку, который ночью так тщательно изучал по карте командир батальона. Как и предполагал капитан, небольшой ручеек в овражке, что называется — курица вброд перейдет, оказался недоступным для танков: пойма по 30–40 метров с каждой стороны была настолько заболоченной и топкой, что человеку пробраться через нее нельзя было без риска провалиться в трясину. Два мостика, перекинутые через ручеек, оказались подорванными противником, подходы к ним и гати разрушены. С обеих сторон поймы пестрели серовато-желтыми брустверами вражеские траншеи, было видно, как в них суетливо мелькали каски.

Пулеметная очередь дробью брызнула по командирской машине откуда-то справа.

— Из-за домов бьют, товарищ комбат, наверно, там окопы.

— Пускай потешаются, броню не пробьют, а вот кабы к танкам не подкрались да жечь не начали, за этим следить надо зорко. Строения рядом, подползут из-за них — ни пушкой, ни пулеметом не достанешь. Жди, пока пехота подойдет…

Словно в подтверждение слов капитана на корме одного из танков, стоявшем ближе к домам, показалось двое солдат противника, а третий снизу набрасывал на жалюзи связки соломы. Из соседней тридцатьчетверки прострочила пулеметная очередь, фашистов как ветром сдуло.

— Рассредоточить танки так, чтобы один другого мог взять под защиту пулеметного огня и отбивать фашистов, если они полезут на танки. А в тыл послать от каждой роты по взводу танков и обеспечить продвижение пехоты, — приказал комбат всем ротам по рации.

Танки быстро рассредоточились, взяв друг друга под охрану. Несмотря на это, то к одному, то к другому танку, выбежав со двора или из казавшегося безлюдным окопа, прорывались группы противника, их тут же встречали пулеметным огнем и не давали нанести вреда танкам.

А в тылу все еще слышалась то затухающая, то снова вспыхивающая перестрелка: оставшиеся позади автоматчики продолжали уничтожать засевшие в домах и на чердаках группы противника. Они пробились к стоящим у овражка танкам только тогда, когда саперы, подброшенные сюда на танках, начали восстанавливать переправы через заболоченную пойму.

Капитан Малявин нервничал. Ему хотелось быстрее форсировать этот жалкий с виду ручеек, остановивший целый батальон танков. Через башенный люк он выскочил из танка и направился к дому, к которому подошла группа автоматчиков, намереваясь договориться с их командиром о дальнейшем взаимодействии. Но не успел он отойти и сотни шагов, как из дальней траншеи, которая до сих пор казалась безлюдной, простучала пулеметная очередь. Разбрызгивая грязь, пули легли рядком метрах в трех от ног капитана. Он, пригнувшись, бросился в укрытие.

Когда саперы заканчивали восстановление моста, противник с противоположной стороны вновь открыл ураганный огонь. Среди саперов появились раненые.

— Прикрыть саперов огнем из танков! — подал команду капитан Малявин. — Подавить огневые точки.

Выдвинувшись ближе к пойме, танки повели интенсивный огонь по противнику. На противоположной стороне овражка, за заболоченной поймой, взлетели в воздух выкорчеванные взрывами снарядов кусты ивняка и столбы темно-серого дыма. По мере наращивания огня из танков огонь противника стал затихать. Саперы и солдаты стрелкового подразделения тащили бревна и хворост, когда-то впрок заготовленные жителями селения, укладывали их на заболоченные участки. Работа спорилась.

Солнце уже опускалось за горизонт, когда в воздухе закружились легкие снежинки. Потом снег повалил хлопьями, устилая землю белым покрывалом. Скоро снегопад настолько усилился, что впереди встала сплошная белая пелена. Противник почти полностью прекратил огонь.

Перед Малявиным из-за белой снежной завесы появился командир саперного взвода и, указывая на покосившийся в конце улицы сарай, спросил:

— Товарищ капитан, разрешите разбирать нежилые строения на гать, бревна поблизости все использовали, а с противоположного конца улицы носить далеко, задержка будет, да и ребята выдыхаются.

— Разбирайте. Только жилые не трогайте: жители по погребам попрятались, завтра фашистов выкурим, население в дома вернется.

Саперы начали спешно разбирать нежилые постройки. Снегопад сначала поредел, потом и совсем прекратился. Наступила непривычная для фронта тишина, она лишь изредка нарушалась короткими пулеметными очередями со стороны противника. Неизвестно, по каким целям он вел огонь в наступившей темноте.

Вдруг недалеко на наводимой переправе разорвался снаряд, за ним другой, третий.

— Откуда-то из-за лесочка бьет, выстрела не слышно, — сказал комбат, приметивший еще днем лесочек за селением, который на имеющейся у капитана карте обозначен не был. — Разведку на ту сторону отправили? — спросил он старшего лейтенанта из стрелкового подразделения.