Он не хотел сюда ехать по вполне понятным причинам. Бланка, правда, не собиралась прилетать из Парижа, где жила последние полтора года, но здесь полно ее родственников, да взять хоть самого Донни-боя! Вряд ли он обрадуется, увидев бывшего мужа своей кузины… или Бланка ему тетка? С латиносами сам черт ногу сломит. Куда ни плюнь, одни родственники.

Однако Себастьян настоял, говоря, что на прием соберутся как раз те люди, от которых зависит подписание контракта на разработку серебряных жил, а значит, и инвестиции. Хьюго Форсайт любил в этой жизни всего две вещи. Себя — больше всего. И деньги — больше, чем себя.

Ничего. Выпивки море, жратва отличная, служанки — цыпочки, да и среди дам попадаются штучки… с влажными глазками, хоть сейчас в койку. Нет, по такой жаре никаких коек. Еще не вечер, хе-хе…

Дженни расхотелось улыбаться, едва она его увидела. Хьюго Форсайт.

Этого не может быть, потому что не может быть никогда. От Лондона ее отделяют тысячи километров, а от Хьюго Форсайта — целая вечность. Надо же — заехать в сердце Амазонии, спрятаться от цивилизации, встретить главного мужчину своей жизни — и тут же напороться на Хьюго Форсайта!

Надо рассказать Дону…

Держите себя в руках, мисс. Вы — распорядительница приема, Дон — хозяин дома. Гость — это святое. Неужели вы допустите, что по вашей милости будет испорчен семейный сбор и деловой светский раут?

Места много, и она просто постарается не попадаться Хьюго на глаза…

Старая Янчикуа открыла желтые совиные глаза, оглядела стены хижины. Странная тревога охватила ее на мгновение, потом старуха усмехнулась, кивнула и вновь погрузилась в приятную дремоту, пробормотав напоследок:

— Скоро, скоро, не шуми! Одну кровь ты уже получил… Будет и еще кровь, будет и конец пути.

Словно вторя ее словам, над сельвой пронесся тихий, почти неслышный, но леденящий душу вой…

Гвен уселась на скамью, обмахиваясь веткой. Жара сдавила виски, но настроение у девушки все равно было хорошее. Рядом вырос Фредди. Странно, Гвен отреагировала на его появление совершенно спокойно, хотя именно сегодня Фредди вел себя с ней, как в сказке. Заглядывал в глаза, ходил хвостом, кидался выполнять любую просьбу и даже откровенно ревновал к некоторым гостям.

— Фредди, будь другом, налей мне простой воды и положи туда лед, а?

— Конечно. Сейчас. Гвен, я…

— Ой, Фредди, лапочка, я сейчас растаю! — Фредди исчез и почти мгновенно появился снова, неся в руках высокий запотевший бокал. — Спасибо. О, это блаженство!

— Гвен, ты такая красивая. Знаешь, я никогда тебя такой не видел.

— А я никогда так и не одевалась. Дженни волшебница, правда? А Марисоль — настоящая художница. Меня уже три раза спросили, не из Парижа ли у меня шаль. Мол, такую ручную роспись делают только в лучших домах Парижа. Знали бы они… Вот интересно, что будет с Арьеда, если они узнают, что та женщина в зеленом платье — яномами, мать-одиночка и служанка в доме Фергюсона?

— Ну, пережили же они лорда-ранчеро…

— Ты не понимаешь, Фредди. Лорд-ранчеро — это не ранчеро-лорд. Фу, жарко, неохота спорить.

— Гвен… Я получил письмо из дома.

— Да? Значит, скоро в дальний путь? Жаль. Нам будет тебя не хватать, Фредди-Помидорчик.

— И все?

— А что еще?

— Гвен… Поедем со мной?

Гвендолен серьезно посмотрела на Фредерика и тихо сказала:

— Знаешь, Фред, если бы ты сказал это неделю назад, я бы сошла с ума от счастья. Что-то произошло со мной за это время. Наверное, я просто повзрослела. Мы ведь не влюблены друг в друга, Фред.

— Гвенни, я…

— Погоди! Ты увидел меня сегодня совсем другой, не такой, как обычно. Яркой. Эффектной. Поэтому тебе кажется, что ты влюблен. На самом деле все иначе. Мы не влюблены. Ты уедешь, мы поскучаем друг без друга, но уже через пару недель с удивлением поймем, что мир не рухнул, и тоска притупилась.

Фредерик смотрел на Гвен с отчаянием — и с уважением. Девушке стало его жаль.

— Сделаем вот что. Ты поедешь домой один. Обрадуешь родителей, найдешь работу… А через год напишешь мне. Если прав ты, и ничего не изменилось, то я приеду. Обещаю. А если права я… Что ж, тогда ты просто напишешь мне письмо. Про то, как ты живешь в Англии.

Фред молча склонился над рукой Гвен и нежно ее поцеловал…

Эсамар разговаривала с одной из пожилых родственниц Арьеда, когда ее за локоть тронул высокий, худощавый и загорелый мужчина. Его русые волосы сильно выгорели, как и мягкая короткая бородка, что указывало на то, что большую часть жизни мужчина проводит на открытом воздухе. Эсамар обернулась и ахнула.

— Господи, Антонио! Я сто лет тебя не видела! Как ты?

— Отлично. Лучше и представить себе нельзя. Я теперь ваш сосед. Относительный, конечно, как и все на Реке и в Лесу. До моего нынешнего дома отсюда три часа лету.

— Действительно, соседи! Неужели ты оставил медицину и осел в собственном доме?

— Ну что ты! Я, наверное, единственный из Арьеда, кто до ужаса боится благ цивилизации и привилегий богатства. Нет, все совсем наоборот. На Асунсьон открывается большая станция. Биологи, экологи, научная шатия-братия, но им нужен полевой врач. Такой, чтоб знал местные болячки не из книжек, а из жизни. Как ты понимаешь, я немедленно ухватился за такую возможность. Так что теперь я участковый врач.

— Представляю! Участок величиной с Францию?

— И еще Италию, Швейцарию и половинку Бельгии. Зато у меня будет возможность помогать лесному народу. Самолет есть, а с Доном хочу договориться о лошадях. Заодно и о проводниках. Его парни славятся по всей Амазонии.

— Наши парни хороши, это правда.

— Эса… ты тоже очень хороша. Правда, правда! Если бы я не боялся тени старого Клайда Фергюсона, то сказал бы, что ты истинная королева…

Эсамар посмотрела в серые глаза Антонио Арьеда, одного из немногих членов этой семьи, к которому она относилась с доверием и симпатией, и просто сказала:

— Не надо бояться прошлого. Клайд умер. Упокой Господь его душу.

— Да… Дикое Сердце… Он оставил замечательного сына и прекрасный дом. Эса?

— Да, Антонио?

— Поскольку мы соседи… Можно я буду навещать тебя иногда? Тебе здесь довольно одиноко, когда Дон в Нью-Йорке…

Эсамар загадочно улыбнулась.

— Сдается мне, скоро кое-что изменится. Но тебе я всегда буду рада. Прилетай, когда соскучишься.

Антонио рассмеялся и поднес к губам маленькую ручку.

— В таком случае я буду прилетать каждый день, моя королева…

Клейри сидела на кухне и обмахивалась огромным веером. Чимара сидела рядом на маленькой скамеечке и отчаянно зевала. Клейри не обращала на это никакого внимания и разглагольствовала в свое удовольствие.

— … Потом, можно ведь и потрошка пустить в дело! Суп из потрошков, да со свежими сливками и зеленью — это же сказка! По утрам будем печь блинчики с кленовым сиропом. Знаешь, какие блинчики пекут негры на Миссури? Не знаешь, потому что ты глупая и бестолковая индейка! Это румяные блинчики, из которых так и брызжет масло, есть их надо с пылу с жару, а сироп поливать не пипеткой, как пишут в поваренных книгах, а настоящей ложкой…

— Клейри! Я толстею от одних твоих слов!

— Тебе не повредит! Я-то знаю, почему ты толстеешь, нахалка! Рейнальдо, стало быть? Ладно, не красней. И тем более — теперь тебе надо есть за двоих!

— Клейри!

— Что «Клейри»? Я вырастила целую прорву детей, были среди них и беленькие, и черненькие, и шоколадные, и желтенькие, а вот на свет все появлялись одинаково. Совершенно одним и тем же способом. И делали их примерно одинаково, хм! Ну, про это ты уже знаешь. Так вот. Специально для тебя расскажу еще один рецепт. Тушеная баранина с молодым картофелем, чесноком и тимьяновым медом…

Чикита стояла в пустом пока холле и рассматривала Летнюю Рождественскую Пинию. Девочке очень нравилось красивое деревце, но еще больше ей нравились разноцветные коробочки под ним. В коробочках лежали конфеты, это Чикита узнала совершенно случайно, но точно. Сама видела, как Клейри и мама клали конфеты и заворачивали коробочки в красивые бумажки. Всю ночь заворачивали. Чикита делала вид, что спит, но все видела.