А Бет с камерой и всем необходимым для фотосъемки остановилась, лишь когда лагерь скрылся из поля ее зрения. И только здесь достала из сумки эластичный бинт, туго перевязала лодыжку и надела защитные очки, спасаясь от пепла, вздымающегося при каждом шаге и дуновении ветерка.

Отправляясь дальше, она улыбалась. Смешила мысль, что о собственном здоровье думать за нее здесь никто не станет, ибо сейчас домашний доктор может врачевать ее только по радио.

Они маркировали тропу кусочками ярко-оранжевой веревки из натуральных волокон. Бет не помнила, сама ли она это придумала или когда-то вычитала из книг. В любом случае, маленькие рыжие указатели, провожавшие к тому месту, где экспедиция проводила предыдущие исследования, радовали ее взор.

Но веселое настроение вмиг испарилось, стоило ей дойти до края селевого потока. Джошуа Хантер был уже тут как тут и возился со своим бесценным аппаратом. Она растерянно смотрела, как высокий человек повернулся и затем большими шагами направился к ней.

Бет безжалостно погасила пламя, вспыхнувшее в тайниках ее души от одного его вида. Ни в коем случае нельзя допустить повторения вчерашнего безумия.

— Не двигайтесь, Бет! Хотя я понимаю, что вам не терпится с присущим вам энтузиазмом вновь сшибить этот прибор, на установку которого я затратил час.

Джошуа, глядя на ее обиженное личико, добродушно рассмеялся. Беспричинная радость, возникшая в момент появления девушки, удивила его самого. Вчера вечером прошлое навалилось и буквально раздавило его атмосферой вины и печали, окутывающей гору. Он почти зримо ощущал присутствие призрака Кэрол, витающего у него над головой.

А сейчас, в это солнечное утро, украшенное легкими облаками, которые удавалось видеть, когда оседал пепел, он должен был признать, что чертовски рад появлению Бет. Ему нравилось ее общество. Что ж, возможно, придется расстаться с ней навсегда. Но сейчас…

А Бет, глядя на жизнерадостного Джошуа, видела, что он ничуть не расстроен вчерашним. Глаз его она не могла разглядеть, поскольку на носу у него опять сидели эти ужасные зеркальные очки, но за непроницаемыми стеклами угадывалось озорное мерцание.

Встреча с ним вызвала у Бет множество самых разных ощущений. Сначала она лихорадочно искала объяснений своего появления здесь, затем покраснела от смущения, вспомнив их вчерашнее расставание. И все это усугублялось тем, что она не принимала его улыбку за чистую монету. Смущало также собственное сердцебиение. С чего бы это?..

— Простите, доктор Хантер, что прервала ваши кропотливые труды, но я пришла на точку, заранее намеченную для работы. И что я вижу? Вы умудрились взгромоздить вашу драгоценную штуковину прямо в середину муравьиной колонии, которую я выбрала для съемки.

— Колония муравьев? Где? Здесь нет ничего живого в радиусе четверти мили, — растерянно пробормотал он, всматриваясь в почву у себя под ногами.

Силы небесные! Неужели ей удалось наконец навязать этому самоуверенному нахалу роль недотепы?

— Это показывает, как много вы знаете. Сойдите с муравейника!

Бет взяла его за руку и оттащила от прибора.

На самом деле то место, где она собиралась снимать, находилось не прямо у него под ногами, а чуть левее, в нескольких футах от тропы, насколько она помнила, но мстить, так уж мстить.

Впрочем, какая там месть! Просто маленький спектакль.

Бет опустилась на колени и показала Джошуа на муравьиный отряд, шествующий цепочкой вдоль края засохшей грязевой коры.

— Смотрите, смотрите!.. Сотни рабочих. Видите, они тащат кусочки листьев папоротника, чтобы пополнить пищевые ресурсы муравейника. Кстати, эти работяги захвачены в плен из других разновидностей Formicidae [3]и используются как рабы. Ну а теперь можете утверждать, что здесь нет никакой живности.

— Где? Я ничего не вижу, — сказал Джошуа, старательно всматриваясь в то место, на которое она указывала.

Возмутившись, Бет сняла очки, сунула их в карман, потом протянула руку к Джошуа и сдвинула его зеркала на лоб.

— Неудивительно, что вы ничего не видите! Эти зеркальные штуки отражают почти весь свет. Где уж тут увидеть такую мелочь, как муравей…

Говоря это, она впервые рассмотрела его глаза, чего не удалось сделать вечером. Но они оказались настолько изменчивыми, что даже сейчас нельзя было бы с точностью назвать какой-то один цвет. Тут светились и золотинка, окружающая зрачок, и бирюза, и еще что-то, не имеющее конкретного названия.

Какие прекрасные, можно сказать, донкихотские глаза… подумала Бет и отвернулась, сосредоточившись на работах, производимых кропотливыми крошечными созданиями.

— Но где же они? Я никого не вижу, — уперся Джошуа.

Бет склонилась еще ниже, потом вообще прилегла на бок, так что ее грудь почти касалась земли.

— Да смотрите же! Вы что? Слепой?

Джошуа лег на землю, и голова его оказалась почти рядом с ее указующим пальцем. Он чуть не носом уткнулся в муравьиную тропу и наконец восторженно прошептал:

— Эй, да вы правы! Тут и в самом деле снуют какие-то проходимцы.

Он всмотрелся внимательнее, непринужденно приобняв Бет за плечо и как бы для лучшего обзора придвинувшись к ней поближе.

— Где же эти ребятки обретаются, Бет? — продолжал он невинные расспросы. — Где у них муравейник? Где-нибудь здесь или под землей?

Его интерес казался живым и искренним, хотя он просто старался усыпить ее бдительность и придвинуться плотнее. И ему действительно удалось возбудить в ней энтузиазм специалиста.

— Под землей у них живут их леди. Они пробуравливаются вниз футов на десять, если не больше, и там откармливают свою матку и хранят яички. Потому-то они и выжили, конечно.

— В жизни не подумал бы! Надо же…

А Бет, делясь с ним своими познаниями, заговорила так, будто читала лекцию большой аудитории слушателей.

— Ребята, которых мы видим, находятся на вершине пищевой цепочки. А это говорит о том, что все ходы, устремленные вниз, тоже полны жизнью. Но там, под землей, вполне могут существовать запасы органических соединений, позволившие колонии какое-то время прокормиться, не выходя наружу, и не просто пережить извержение вулкана, но и сравнительно долго существовать до того времени, пока на поверхности не появится хоть какая-то растительность…

Джошуа перевел внимание с неутомимой вереницы маленьких тружеников на лицо своего лектора. Он подпер голову рукой, почти касаясь носом ее щеки. Его большие глаза вглядывались в нее с какой-то тревожной серьезностью, а рот нацелился на шевелящиеся совсем рядом губы, и, несмотря на явное неудовольствие девушки, оттого что расстояние между ними все сокращается, он приблизился и поцеловал ее нежнейшим из поцелуев.

Столь невесомого прикосновения можно было бы и не почувствовать, если бы не сердце, отозвавшееся на него летучим пламенем, и не пронзивший тело предательский восторг, порожденный, несомненно, какими-то химическими реакциями ее организма.

Ох, дьявол! Зачем он опять так поступает? Разве накануне вечером они не выяснили своих отношений до конца? Пытаясь отодвинуться от него, она вдруг оказалась еще ближе, ибо теперь он пустил в ход и руки. А Джошуа засмеялся и поцеловал ее в шею, будто не замечая сопротивления и попыток освободиться.

Ее обуревали противоречивые чувства. Страшно хотелось прильнуть к его сильному телу, но она не могла разрешить себе этого, страшась повторения вчерашнего разочарования.

— Отпустите меня. Вы слышите? Немедленно уберите свои руки. Вы не джентльмен! Вы же знаете, что я не хочу всего этого. Неужели у вас совершенно нет совести? Никаких моральных правил?

— Моральные правила? У меня? А как насчет вас? Ваши моральные правила дозволяют вам держать возле себя этого несчастного Прайса, пока не подвернулось что-нибудь более подходящее? Если вы так моральны, почему же не отпустите его? Возможно, другой девушке, да той же Дане, например, он подойдет лучше?