— Я совсем так не считаю, — вмешался в разговор Хью. — Люди по-настоящему верны лишь тем чувствам, которые по-настоящему испытывают. Искренность и верность — те ценности, которые никогда не подвергаются инфляции.

— Искренность, верность, преданность… О чем таком ты говоришь? Что это такое и под каким соусом все это можно подать? Может, ты хотел сказать: наивность и назойливость? Ха-ха. Вот ты, милый мальчик, позарился на эту девчонку… — Донна махнула рукой в сторону Рэйчел. — А что в ней особенного? Ни шика, ни лоска, ни хорошего вкуса. Извини, Рэйчел, но в тебе все больше проступают черты твоей вульгарной матери.

Лицо Рэйчел стало каменным, Хью покачал головой, показывая тем самым, что ему неприятен весь этот разговор.

— Миссис Макгнот, скажите, а что сегодня на пике мужской моды? Какой галстук вы рекомендуете мне приобрести, — спросил он, чтобы придать разговору иное направление.

— Я предпочла бы, чтобы ты меня называл Донна. Просто Донна и все. Разве я похожа на матрону, чтобы передо мной расшаркиваться? Или ты так боишься меня, что держишься на расстоянии? Мне же, наоборот, хочется узнать тебя ближе. Мне хотелось бы видеть тебя без галстука, и вообще… — Она прищурилась, будто оценивала достоинства его фигуры, розовый язычок пробежался по ее губам. — Давай-ка выпьем на брудершафт. Эй, еще два виски!

— Нет-нет, заказа больше не будет, — торопливо сказал Хью подоспевшему официанту.

За столом воцарилось молчание, нарушаемое только тихими разговорами за соседними столиками.

— Так как же твои дела, Рэйчел? Как ты себя чувствуешь в качестве бывшей невесты? — наконец нарушила молчание Донна. Больше всего ей хотелось унизить падчерицу, обнажить перед Хью все ее слабые стороны.

— Не волнуйся, Донна, я отлично себя чувствую. А вот как ты сама? Как твои дела? Что-то ты в последнее время слишком налегаешь на крепкие напитки, — холодно парировала Рэйчел.

— Мои дела? О, мои дела… Мои дела отвратительные, — жалобно сказала Донна после непродолжительной паузы. Лицо ее, казалось, побледнело, в глазах читалось отчаяние.

— Разве? Мне кажется, мой отец тебе во всем потакает.

— Потакает? Пожалуй… О, мой милый, мой дорогой муж… Фрэнк… Милый Фрэнк. Что говорить, он меня любит. — Она невесело улыбнулась. — Можно сказать — боготворит… Но мне от того не легче. Может, если бы он не был обо мне такого высокого мнения, мне было бы проще. Порой так сложно держать себя безупречно… О, Рэйчел, не смотри на меня, будто хочешь прожечь дырку, я знаю, какого ты обо мне мнения. Согласна, я не святая, но ты еще слишком молода, неопытна, а я — женщина со всеми своими женскими качествами. Не моя вина в том, что мужчины замечают меня. Может, в том мой талант?.. А вот ты, Рэйчел, во всем и всегда сомневаешься. Позволь мне дать тебе совет.

— А мне он нужен? — Рэйчел блеснула глазами, с трудом сдерживая гнев.

— Хочешь остаться неудачницей — пожалуйста. Только запомни: та, которая сомневается, уже проиграла. Вот если вспомнить Кирка…

— Я не хочу о нем слышать.

— Ну и не слушай. Только пока ты раздумывала, хорош он или плох, я уже составила о нем определенное мнение. — Донна хохотнула и с вызовом посмотрела на Рэйчел.

— Мне все равно, какое ты о нем составила мнение. Мне вообще нет никакого дела ни до тебя, ни до Кирка. Вот только жалко отца.

— Твой отец не нуждается в жалости, — скривилась Донна. — Он презирает всякие признаки мягкотелости. Он выше всякой суеты вроде случайных связей и прочего… Может, ему даже импонирует, что его жена способна увлечь кое-кого? Он-то знает, что вне конкуренции.

Как только она сделала паузу, Хью тронул ее за локоть и произнес мягко:

— Донна, может, вызвать для вас машину?

— Спасибо за заботу. — Она отрицательно покачала головой и одним глотком допила виски. Некоторое время Донна сидела неподвижно, наслаждаясь теми ощущениями, какие дал ей последний глоток. — Почему, ну почему все так отвратительно?! — воскликнула она, и в ее голосе послышались нотки отчаяния. — Виски отличное. День теплый. Я могу позволить себе одежду от Диора. А мне хочется рыдать, выть в голос. Почему, а? Ну почему? Скажи, Хью, скажи!

Ее глаза засверкали от накативших слез. Хью почувствовал себя неловко и в поисках поддержки оглянулся на Рэйчел. Она сидела, опустив голову, будто покорно ожидала окончания скучной пьесы.

— Какой-то час назад мне казалось, что я счастлива. Я ждала новых эмоций. И я их получила. Я купила блузку из последней коллекции, это мало кто может себе позволить, и была довольна своей исключительностью. Потом Хью наговорил мне комплиментов…

Рэйчел пресекла ее идиллические воспоминания:

— К чему ты клонишь?

— Ни к чему!.. То есть я хочу сказать… А что я хочу сказать? Хм, не все ли равно… Иногда мне хочется забыть все свои манеры, каким меня обучили в самой лучшей школе для хороших девочек, и совершить какую-нибудь глупость. Например, выбросить в окно твой, Рэйчел, рояль. И послушать, какие звуки он издаст, когда разобьется в щепки. Или раздеться догола и искупаться в фонтане посреди города. Или бросать бокалы и слушать звон стекла. — Она пнула ножку стола. — Впрочем, бокалы нынче столь крепки, что не бьются. Короче говоря, иногда мне хочется скинуть с себя всю эту мишуру хороших манер и получить удовольствие от совершенно несуразных поступков. Наплевать на мнение окружающих, хороший вкус, принятые нормы. Ах, как мне хочется совершить что-нибудь абсурдное! Хью, хочешь, я тебя поцелую?.. О, знал бы ты, как я умею целоваться, никогда бы не отказался!

Донна попыталась встать, но ноги ее не держали, и она вновь рухнула на стул. Наверное, впервые в жизни Рэйчел видела ее в таком беспомощном состоянии.

— Мне придется проводить ее. Она совершенно расклеилась, — сказала Рэйчел, наклонившись к Хью так тихо, чтобы Донна ее случайно не услышала.

— Пожалуй… Если хочешь, я тебе составлю компанию.

— Благодарю, так будет лучше.

Хью подхватил Донну под руку. Рэйчел шла сзади, отстав всего на полшага. «Как она одинока, — думала она, — одинока и несчастна». Походка Донны, спотыкающаяся, неровная, вдруг опустившиеся плечи — все говорило о беспомощности. Утратив над собой контроль, отринув гордыню, Донна превратилась в обычную обуреваемую страхом остаться без внимания женщину. Рэйчел стало искренне жаль ее, и, когда Донна повернула к ней голову, она ободряюще улыбнулась. Но вместо признательности она заметила в потемневших глазах мачехи всплеск ненависти, который, конечно, тут же ей простила. Разве можно сердиться на раненого зверя? Сердиться — глупо, но, пожалуй, стоит держаться от него подальше.

Они подошли к перекрестку, Хью остановил такси, Донна, опускаясь на заднее сиденье, потянула его за собой.

— Мне плохо, плохо… Не оставляй меня одну!

Хью оглянулся на Рэйчел. Она отрицательно покачала головой. Ей совсем не импонировало оставаться в компании мачехи, которая с удовольствием плыла по волнам своих желаний: то она кокетничала, обволакивая Хью сетями своего обаяния, то рыдала, выдумав, что она несчастна. Сейчас она изображает нуждающуюся в помощи… Неужели Хью настолько слеп, что готов поддаться на ее хитрости? Не успела она придумать, как ей поступить, если мачеха продолжит свою тактику, как увидела, что Хью уже устраивается на заднем сиденье такси рядом с Донной. Первой ее реакцией была злость и разочарование.

Не поддавайся на ее уловки! — хотелось ей предупредить его, но Рэйчел вовремя остановила себя. Зачем? Что ею движет? Страх, неуверенность в себе? Или она боится за него? А кто он такой на самом деле? Она мало что знает об этом мужчине. Ей показалось, что там, в Новом Орлеане, их потянуло друг другу, но не было ли то самообманом? Может, Хью так же, как Кирк, просто нуждается в женщине? В любой женщине, обладающей гладким лицом, ухоженным телом и имеющей достаточно крепкое финансовое положение. Может, он тоже расценивает побежденную женщину как некое свое достижение, как престижную награду победителя?