Он обвёл рукой лес, реку, небо.
– Куда она спешит? Вот! Это вы в городах, как в муравейниках, позапирались и копошитесь всё, суетитесь! Жизни иной не знаете!
Я хмыкнул:
– Ну а ты? Знаешь иную жизнь, кроме этой? – я повторил его жест, обводя зимние просторы.
– А нет другой, сынок! – улыбнулся дед, показывая ровные зубы. – Всё другое и не жизнь вовсе.
– А что ж тогда? Существование?
– Не-е-ет, – вздохнул он. – Много хуже. То смерть медленная, не иначе.
Он наклонился. Оказывается, у его ног был небольшой старый рюкзак. Из него дед достал термос. Тоже старенький, как бы ещё не «советский». Потом мне была протянута пластиковая чашка и большой бутерброд с маслом и сыром.
– На вот, всё равно, мне столько не съесть. А чаёк у меня хороший. На травах. Сам летом собирал. Угощайся!
Очевидно, второй кружки у путника не нашлось. Себе он чай налил прямо в крышку термоса. Потом достал ещё один бутерброд – для себя.
– И что может быть лучше, чем обед на воздушке? Ты ешь-ешь, а то в городе привыкли, небось, на бегу всё хватать, да пылью дышать. Тут-то воздушек хороший, с морозцем.
– Какой тут мороз? – я откусил от бутерброда. Натуральное масло не растекалось по хлебу в любую погоду, как то, что продаётся в супермаркетах, а откусывалось, даря свой неповторимый привкус. – От силы минус пять!
– А вон у тебя щёки заалели! – рассмеялся дед. – Кто ж их, как не мороз, щиплет?
Я отхлебнул горячего напитка. Чай, и вправду, был восхитительный. Коричневато-зелёного оттенка с насыщенным вкусом мяты. Но угадывались тут и другие травы. Я, конечно, не знаток, но землянику учуял.
– Ну? – спросил он. – Как?
– Горячий! – ответил я.
Меня снова одарили смехом:
– Смотри, не обожгись.
– Уже поздно, – констатировал я, вдыхая и пропуская по языку холодный воздух. – А чай вкусный!
Дед оказался очень разговорчивым. Он рассказывал о рыбалке, о ягодах, о травах. Всего мне было не запомнить. Мы ещё съели по бутерброду. Сам не замечая того, я начал его искренне слушать и спорить в тех местах, где он был не прав. Конечно же, меня называли «молодым» и «городским», но звучало это как-то не зло. Даже придраться не к чему.
– В городе, всё равно, смерть медленная, – продолжил он. – Вы там, как на динамите сидите. А фитилёк-то уже подожжённый!
– Динамит, – хмыкнул я, – это, как раз, очень быстро!
– Ну! Я ж тебе сравнение привожу. Вот вы, вроде как живёте, а не в полную силу. Дышите, а не в полную грудь! И потом бац! И всё.
– Что «всё»?
– То «всё», что «всё», – объяснил дед. – Травите вы там себя каждый час.
– С этим не спорю. Травим! – согласно кивнул я. – Только как быть иначе? Из городов все в деревни не пойдут, по хуторам и сёлам не расселятся.
– А не надо никуда идти. Только в городе надо не смерть пестовать, а жизнь. Вон, я слышал, ребятки какой-то школы решили в центре вашинского города аллею каштановую посадить. Это надо, это правильно. А вот один биз… бзи… предпри…ниматель, – в итоге выговорил дед, – ещё одну заправку строит. Это плохо. На кой городу их столько? Это всё деньги, сынок. Коли умом деньги правят, там разума уж нет. А где нет разума, там и жизни нет. Смерть одна!
– И как же узнать, где разум есть, где нет? – совершенно серьёзно осведомился я, когда дед начал собираться дальше.
– А всё просто, – улыбнулся он, снова демонстрируя потрясающие зубы. – Ум извращённые вещи может навыдумывать. А разум никогда их не поддержит, коли душа против.
Он встал, поправил рюкзак на спине. Протянул мне руку.
Я тоже встал, пожал тёплую не по возрасту сильную ладонь.
– Будешь жить по разуму, будешь жить . А по уму, так и песенка твоя почти спета. – Строго проговорил он и медленно пошёл дальше по берегу незамерзающей реки.
Я тоже пошёл. Только в противоположную сторону. И что мне дался этот дед с его жизнью, смертью, умом, разумом? Сказано, старый человек. В его возрасте на всё смотришь иначе. Тянет на философию. Но за чаёк ему искренняя благодарность. Вкусный.
Великий Хаос! Я же сюда не чай пришёл пить, а обдумать то, во что вляпался наш Круг и я вместе с ним. Дед со своей философией совсем с толку сбил! Смерть, жизнь…
Точно, тот самый Марк Витальевич Боргезов, с которым мы все дружно заключили сделку, тоже распинался про жизнь. Вернее про то, что она не ждёт. Он говорил, что Кругу и нам угрожает опасность, которую мы сможем преодолеть только благодаря его, Марка Витальевича, помощи. Вот тут и начинались смущающие меня вещи. Вернее, одна. Самая главная.
Как один колдун может защитить целый Круг???
Одних хитрости и ума мало. Даже если приплюсовать сюда информацию об ангелах, которая, по словам Боргезова, абсолютно правдива, шансы прикрыть Круг от бессмертных ничтожны. В самом плохом варианте, ангелы нас перебьют, никакой Марк Витальевич не спасёт! Но если есть возможность спастись, необходимо её использовать.
Интересно, неужели мы одни выступили так открыто против бессмертных? Если нет, как держатся другие Круги? Или у них есть свои «Боргезовы»?
Клод, помнится, упоминал, что толком никто не давал отпор ангелам за последние сотни лет. Если мы первые, это, конечно же, многое меняет. И нам необходима «крыша». Но Боргезов!.. Что-то с ним не то… Вкус его магии… Она холодная и тёмная, как омут. Затягивает, как болото.
Нет, от помощи я не отказываюсь. Всегда лучше тратить чужие ресурсы, чем свои собственные. Говори хоть о природных, магических или информационных.
Охота на ангелов меня, правда, не слишком воодушевляет. Личные претензии у меня только к одной бессмертной…
Стоп.
А не пытается ли господин Боргезов загрести жар чужими руками? И так понятно, что тот «покровитель», о котором периодически упоминал Клод, это Марк. В своей клятве мы обязались отдавать последнему пятую часть силы ангелов…
Отдавать силу ангелов.
Так-так. Сила Ксанки, которую у неё отобрал Клод, тоже, получается, пошла на нужды Марка? И тех ангелов, что когда-то выслеживали Миру и Клода? Выходит, ритуал призыва, проведённый мной и Клодом, тоже был нашёптан нашему главе этим златоволосым? И львиная доля энергии мальчишки-бессмертного перекочевала Марку!
В бешенстве я ударил кулаком ближайшее дерево. Не рассчитал, вложив в руку колдовскую силу, и ствол треснул.
Я на многое закрываю глаза. Не могу простить лишь, когда используют меня или мой Круг. Только вот Клода не так-то просто использовать. Получается, учитель тоже ведёт двойную игру?
– Великий Хаос, что дал мне силы! – взмолился я, хотя делал это очень редко. – Вразуми! Как быть теперь? Что за игру ведут твои дети?
Ответа не последовало.
Ничего. Главное, не торопиться, и я распутаю этот клубок.
Я порадовался тому, что Таня ещё очень слабая колдунья. Вряд ли её будут для чего-то использовать. Хотя бы за неё не стоит сильно тревожиться. А остальные? Грег – целитель, в первую очередь. Вряд ли выбор падёт на него. Мира – одиночка. Но воинственная одиночка. И не слишком умная, скажем прямо. Её использовать будет не трудно. При условии, что рядом нет Грега. Но Мира от англичанина не отходит. Любое действие будет с ним согласовывать. Остаюсь я. Мою силу применяли два раза. Первый раз с Роксаной, второй – в подвале у Клода. Чует моё сердце, третий раз не за горами. Но если до этого я не знал всей правды, то теперь полог чуть приподнялся.
Учитель-учитель, во что ты играешь?
А во что играет господин Боргезов? И не сыграть ли мне с вами?
Кое-какие мысли стали приходить в голову. Они ещё не оформились в чёткую идею, но пройдёт какое-то время, и я сделаю свой ход. Никому не позволю использовать себя… или Таню.
С такими думами я вышел к машине. Одним жестом снял огненную защиту и сел за руль. Мотор завёлся сразу.
Полный решимости, я отправился к Клоду. Послушаем, что он расскажет любимому ученику.
5
Я сидел в глубоком кресле в гостиной в доме Клода. В комнате, выдержанной в тёмных тонах, царил идеальный порядок. Два кресла, небольшой диван и мягкий ковёр бордового оттенка. Деревянная мебель, а именно небольшой столик и шкаф с книгами, сделанная под красное дерево, усиливали ощущение роскоши. Зная учителя, можно предположить, что это и есть красное дерево. Обычно, он не любил и не воспринимал подделки. Тяжёлые шторы, скрывающие окно, украшали золотые лилии. Каждая книга в шкафу стояла на отведённом ей месте. Клод всегда раскладывал рукописи по алфавиту.