Перед указанными специалистами была поставлена задача — выяснить, что сохранилось на древних маршрутах Шелкового пути в Китае, если осталось вообще, после экспедиций из Европы и Японии. Мощный и рыжеволосый Лэнгдон Уорнер (1881–1955 гг.) — выпускник Гарвардского университета 1903 года — до этого много лет проработал в царской России, путешествуя по Средней Азии. Из восточных стран он уже посетил Китай и Японию, был знаком со многими известными ориенталистами. Командировавший и финансировавший его Художественный музей Фогга дал указание привезти для лабораторных исследований фрагменты древних фресок, прежде всего танского периода. В случае успеха вполне реальным становился грандиозный проект их крупномасштабных изъятий из пещер.
Достигнув Сучжоу (совр. Цзюцюань), американцы первоначально взяли курс на северо-восток, в район Хара-Хото, где в свое время активно работали экспедиции П. К. Козлова и А. Стейна, но там их поиски оказались малопродуктивными. Вскоре в пустыне Гоби выпал снег, явно не способствовавший запланированным изысканиям. Г. Джейн сильно обморозился, едва остался жив и был вынужден вернуться в Пекин. После всех злоключений Л. Уорнер смог выехать в Дуньхуан лишь в сопровождении китайского переводчика Вана.
Судя по письмам американца, его до глубины души потрясли и возмутили многочисленные следы вандализма, оставленные белогвардейцами из России. Действительно, в начале 20-х годов их отступавший отряд, численностью около 550 человек, перешел границу с Китаем и добрался в конце концов до Дуньхуана. Местные чиновники не смогли придумать ничего лучше, как разместить их в пещерах Могао. Конечно, душевное состояние офицеров можно понять: досада и злость, внутренняя опустошенность после кровавой бойни и жестокого поражения. Тем не менее это не оправдывает варварства, учиненного в культовом месте. Замазанными оказались древние фрески и статуи, во многих местах появились непристойные надписи, были вскрыты и разграблены древние мощи, из-за костров, на которых готовили пищу, почернели потолки. Следы их полугодового пребывания в монастыре можно увидеть и сейчас.
Однако страстное негодование и несколько истеричные восклицания в устах Л. Уорнера абсолютно неуместны: не ему рассуждать о подлинной ценности и безопасности культурно-исторических памятников. В письме к жене он подчеркивал: «Моя задача— сделать все от меня зависящее, чтобы спасти и сохранить то, что смогу, от быстрого разрушения». Осматривая поврежденные скульптуры и настенную живопись, американец с пафосом вопрошает: «Где гарантия того, что после русских тут не будут размещены китайские солдаты? И, что еще того хуже, как долго осталось до восстания мусульман, которого здесь все ждут?» Подобными сентенциями и словесными ухищрениями он всячески подзадоривал себя и заодно был не прочь покуражиться в облике этакого «спасителя» высокого искусства.
На самом деле дипломированный профессор заблаговременно подготовился к поездке в дальние края и специально привез в Дуньхуан ранее опробованный в Италии химический состав, позволявший отделять фрески от их основы. Выбрав в пещерах приглянувшиеся ему сюжеты, он с помощью кисти наносил его на конкретную поверхность. Единственное, что беспокоило Л. Уорнера, это низкие температуры наступившей середины зимы. Состав на морозе затвердевал до того, как фреска успевала им пропитаться. Замоченные в клее куски марли он прикладывал к ранее обработанному живописному слою, а потом отрывал их от стены. Вскоре таким образом были получены 12 (по другим данным 26) фрагментов росписей, в основном VIII века, довольно приличных размеров, общей площадью 3,2 квадратных метра.
Тщательно упаковав награбленное, американец напоследок выкрал превосходно выполненную коленопреклоненную статую бодхисатвы танского периода, которая ныне экспонируется в одном из выставочных центров Гарварда. Он обрядил ее в собственную одежду, включая нижнее белье, брюки и носки, завернул в шерстяные одеяла, чтобы не разбить на ухабистых дорогах Китая и довезти целой до спонсоров в США. Л. Уорнер не сомневался, что администрация музея Фогга будет довольна, и собирался вернуться в пещеры Могао в самое ближайшее время.
Так оно и случилось. Жители оазиса весной 1925 года увидели старого знакомого в компании шести иностранцев. Среди них был и молодой Дэниел Томпсон — автор химической формулы указанного раствора, намеревавшийся на месте усовершенствовать свое изобретение. Л. Уорнер и его подельники предполагали активно «поработать» в пещерах 8 месяцев. Однако на этот раз местные власти при энергичной поддержке населения решили встать на защиту национальных сокровищ.
Большую помощь им в этом оказал доктор Чэнь, ученый и врач, которого члены экспедиции наняли в Пекине. После приезда в Дуньхуан он подробно рассказал соотечественникам о планах иностранцев и спустя два дня попросился обратно, сославшись на болезнь матери. Попав в плотное и враждебное окружение, при организованном и неусыпном контроле со стороны крестьян и чиновников, взбешенный американец не рискнул действовать в прежнем ключе и вскоре со своей командой покинул район. Древние фрески и скульптуры удалось сохранить, «ограбление по фон Ле Коку» на этот раз не состоялось.
Откровенно наглые и бесцеремонные действия Л. Уорнера во многом послужили основой занимательного дунь-хуанского предания первой половины XX века. Вот вкратце его содержание.
Колоссальное по своим размерам изображение будды Майтрейи в одной из пещер Могао с давних времен называли «большим Буддой». Во лбу 35,5-метровой статуи некогда сверкал крупный драгоценный камень, который при ее сооружении подарил монах, живший в Западном крае.
После того как были обнаружены древние реликвии, сюда устремились многочисленные иностранцы с целью их приобретения и вывоза. Когда в Дуньхуан из-за океана приехал еще один искатель сокровищ, то от библиотеки уже ничего не осталось. Он долго ходил по пещерам в поисках чего-нибудь драгоценного и нетяжелого, когда неожиданно, оказавшись в многоярусной центральной части монастыря, заметил яркий и переливающийся источник света на голове «большого Будды». Взволнованный иностранец поднялся наверх и с радостью увидел роскошный камень, который мог бы принести ему богатство и славу.
Однако его кража представлялась весьма сложной задачей, поскольку днем в пещере слишком много людей, а ночью— чрезвычайно опасно карабкаться на огромную высоту. Проанализировав ситуацию, иностранец придумал довольно хитроумный план. Глубокой ночью он забрался на верхний ярус старого сооружения и вступил на поперечную балку, находившуюся над головой божества. Закрепив на ней один конец веревки и обмотав вокруг себя другой, похититель стал медленно спускаться.
Наконец ему удалось достичь лика «большого Будды». Вытащив заранее приготовленные молоток и зубило, он нанес несколько аккуратных ударов, стараясь не повредить драгоценность. Вдруг раздался странный голос: «Вор, остановись!» Иностранца прошиб холодный пот. Надо было бежать, но бешенство и злоба душили его. Он решил уничтожить то, что ему не принадлежало. От страшного удара осколки камня брызнули во все стороны. В ту же секунду веревка оборвалась, преступник, пролетев несколько десятков метров, рухнул на землю и погиб.
Ранним утром в сопровождении монашеской братии в пещеру пришел настоятель монастыря. Он подошел к бездыханному телу и тихо произнес: «Милосердный Будда». Рассказывают, что алчного иностранца выследил молодой монах. Следуя всюду за ним по пятам, он взобрался на пресловутую балку и, увидев неслыханное злодейство, перерезал веревку. Позднее в образовавшееся во лбу «большого Будды» пустое пространство вставили кусок красного стекла, но прежний блеск был утрачен навсегда.
Уважаемый читатель, вероятно, заметил частое упоминание в высказываниях Н. К. Рериха имени французского синолога П. Пельо (1878–1945 гг.), о котором автор еще ни слова не сказал в данной главе. Метод работы этого ученого в провинциях Синьцзян и Ганьсу существенно отличался от действий других западных исследователей, в том числе и весьма именитых, хотя и его китайцы занесли все-таки в условный «черный список» лиц, вывезших из страны национальное достояние. Однако представляется, что в данном случае мы имеем дело с принципиально иной ситуацией.