Общеизвестно, что в Дании превосходное сельское хозяйство, коровы у них по удоям рекордистки. Сейчас даже выращивают и широко экспортируют рождественские елки. При этом в городах проживают в шесть с лишним раз больше людей, чем в сельской местности. Пивовары датчане замечательные, моряки тоже. Высокотехнологичное датское медицинское оборудование славится во всем мире. А из полезных ископаемых у датчан только песок и глина. И воинами в старину были незаурядными. Было время, когда датскому королю подчинялись и шведы, и норвежцы.

За один туристский день не разобраться, сколько в Дании людей, у которых слишком много, и насколько мало бедняков, но нищих я не видел.

Из истории известно, что после Второй мировой войны южную спорную провинцию Шлезвиг, пограничную с Германией, могли передать Дании. Германия была разбита, датчане в лагере победителей. Но они отказались от этого трофея. Посчитали, что им достаточно жизненного пространства. Редкий случай. Думается, можно сделать вывод, что хотя викинги очень любили подраться и были выдающимися вояками, но их потомки, умудренные опытом, успешно применяют свою энергию и талант в мирных целях.

Ранним утром 13 января 1961 года корабль «Эстония» вошел в устье Темзы. На карте Темза вроде бы небольшая река, короткая, но я неожиданно увидел, что она широкая и полноводная, а движение кораблей, барж, катеров очень интенсивное. Суда и суденышки мелькали, будто автомашины на широкой улице. Во время приливов в Темзу заходят большие корабли. «Парковка» кораблей – проблема серьезная: берега не резиновые. Нам предстояло пройти вверх по течению 40 километров в порт Тилбери. Первым англичанином, которого я увидел, был лоцман. Его небольшой катерок шел навстречу «Эстонии», борясь с волнами. Дул ветер с моря. Перед каждой волной катерок становился на дыбы, как лошадь перед барьером, но упорно двигался вперед. А «Эстония» лишь слегка покачивалась. С высокого борта лоцману сбросили штормтрап, такую веревочную лестницу. На борт ловко поднялся высокий моряк в черной тужурке, черных перчатках и белой фуражке.

По всему было видно, что такое упражнение ему приходится делать часто. Затем бросили вниз конец, а по сухопутному просто веревку, и подняли с борта катера увесистый портфель. Лоцман приветствовал жестом пассажиров и команду и поднялся на капитанский мостик. Он выглядел спортивно, а его дородному датскому коллеге трап подавали не штормовой.

В Лондон мы прибыли, можно сказать, с черного хода. В Тилбери доки, сюда причаливают грузовые корабли. Подъемные краны, погрузка, разгрузка. После формальностей, когда полицейские пограничники профессионально глядели в глаза, мы ступили на английскую землю, и я обратил внимание на молодого аборигена. Юношу в джинсах украшала затейливая прическа. Неуверенная походка и очень румяные щеки говорили о том, что, в раннюю пору он успел нарушить спортивный режим.

Автобус двинулся в Лондон. Проезжали туннели, сырые, неприглядные. По краям шоссе встречались опрятные домики и кое-где пустыри, следы войны, когда немецкие самолеты жестоко бомбили промышленную и жилую зону Тилбери.

Утро серое, сплошная облачность, освещение спокойное, как на картинах английских художников. И неожиданная для москвича картина: бесснежный январь, а на огородах длинные гряды зеленеющих кочанов капусты. Наконец наш автобус оказывается в городском потоке машин. Неповоротливых троллейбусов не видно, зато встречаются двухэтажные автобусы. Лондонская достопримечательность. Движение, как известно, левостороннее. Англичан не беспокоит, что почти во всем мире – правостороннее. Движение регулируют высокорослые полицейские, одетые в черные шинели. Специфические черные каски, не то шлемы, знакомые всем по кинофильмам. Однажды во время вечерней прогулки я обратился к полисмену. Спросил дорогу к отелю. Он не понимал по-русски, я по-английски, но он проявил терпение и вежливость и все объяснил. Выдержка, корректность, типичный англичанин – подумал я. Правда есть еще буйные футбольные фанаты, но это просто уроды. Разумеется, я знал, что Лондону более двух тысяч лет. Еще римский историк Тацит упоминал о нем, как о важном торговом центре Римской империи. Столица Великобритании, огромной империи в недалеком прошлом, владычицы морей, да и сейчас на всех континентах миллионы людей говорят по-английски.

В Лондоне грандиозный Британский музей с диковинами всех народов и веков, Национальная галерея, Тауэр, Биг Бен, Вестминстерское аббатство, соборы, дворцы, Гайд-парк, наконец, Бейкер-стрит, улица, где Конан Дойл поселил Шерлока Холмса, оказавшегося живее всех живых. Все это демонстрируют туристам, и расписано на миллионах страниц. Однако хочется кое-что сказать о своих впечатлениях. Ведь во многих памятных местах по всему миру красуются надписи типа «Здесь был я. Вася». Так что позволю себе послабление. В Британском музее я увидел знаменитые фаюмские портреты. Пролетело почти два тысячелетия, а восковые краски не потускнели. Древние египтяне смотрели на меня, как живые. Но мне показалось, что они смахивают на евреев. Хотя история это исключает, и отношение египтян к евреям хорошо выражено словами: «Мерзостен египтянину пастух овец». В чем тут дело, для меня осталось загадкой.

Знаменитый парламент доступен для посещения и осмотра. Палаты общин и лордов похожи друг на друга. В одной палате диваны, на которых сидят члены парламента, обтянуты красным, в другой зеленым сафьяном. На сидении кресла спикера палаты общин подушка набитая овечьей шерстью. Все, как учили в школе на уроках истории. Помните? Овцы съели людей, английские шерстяные ткани. Подушка с шерстью – хранимый символ. Думается, что она будет лежать здесь всегда. А на спинке массивного кресла спикера висит большой кошель для запросов членов парламента. Такая архаика соседствует с многочисленными микрофонами. Светильники, похоже, старинные, но «свечи» все-таки электрические.

Туристы, да и англичане тоже, любят смотреть на смену караула перед Букингемским дворцом. Вышагивают саженого роста гвардейцы, занятно подпрыгивая на поворотах, командует надсаживая голос, разводящий. Старинные команды, старинные красивые мундиры. Маршируют гвардейцы, впереди ведут полковую собаку, она тоже постоянная участница неизменного спектакля, украшающего будни.

Гостиница, где мы остановились, носила гордое название «Империал». Оконная рама в номере довольно хлипкая. Оно и не мудрено. На улице встречаешь немало людей без пальто, в свитерах, пиджаках. В умывальнике, как уже знаешь заранее, два крана – вода холодная и очень горячая. И никакого смесителя. Можешь смешивать в раковине самостоятельно. Нечего зря воду лить. Богатая страна, но транжирить не любит.

Подле Тауэра я видел стоящего на часах гвардейца. Молодой, рослый, красивый. Вероятно, благородных кровей. На голове высокий меховой кивер. Он невозмутимо проделывал свои цирковые английские повороты, а поодаль трое ребятишек подражали ему. Когда гвардеец застыл на часах, туристы попросили знаками разрешение сфотографировать. Он разрешил, но не пошевельнулся, не кивнул, а просто моргнул.

Я подивился на двух знаменитых воронов в дворике Тауэра. С подрезанными, чтобы не улетели, крыльями. Предание гласит, что если улетят, то быть беде. Это известно, но все-таки видеть этих воронов, так сказать, лично, очень приятно.

Мы с товарищем совершили ранним воскресным утром пешую прогулку по улицам, застроенным небольшими жилыми домами. Перед входными дверьми из почтовых ящиков еще торчали толстенные воскресные газеты, стояли большие бутылки с молоком. Тишина – будто бы ты в деревне, а не огромном городе.

Архитектура, парки, памятники, блестящие витрины на центральных улицах – все говорит о богатстве города. И рынок в воскресенье говорит о том же. Необычный для рынка дополнительный ассортимент: золотые часы, ювелирные изделия, дорогой фарфор…

В универсальном магазине видел покупателей с собаками на поводках, мам с детскими колясками. Тогда курение было еще в моде в общественных местах, но у нас в универмагах не курили. А нынче англичане запрещают курить во многих местах, а у нас дымят не меньше чем раньше.