Собираясь в круиз, я решил взять с собой фотоаппарат, хотя никогда ранее этим делом не занимался. Фотоаппарат-лейку взял у тестя, опытного любителя. Он объяснил мне, как наводить и на что нажимать и я прилежно щелкал.
Из Парижа в Гавр мы возвращались поездом. Выехали поздно вечером. Спать хотелось безумно. Вагон отапливался оригинально – пол был теплым. Повесить мою лейку на крючок не вышло, и я положил ее на верхнюю багажную полочку. А в Гавре туристов торопили, призывали к сознательности – задержка отплытия корабля стоит очень дорого. И я, конечно, фотоаппарат забыл. Спохватился в каюте, когда корабль начал отчаливать. Более опытный спутник, услышав об этом от меня, сказал, что это дело нешуточное, дома могут обвинить в том, что я продал фотоаппарат! А это тяжкий грех. И мы быстро поднялись на палубу. К счастью доброго соседа провожал его друг. Я крикнул ему, что аппарат лежит на багажной полке в первом вагоне в первом купе. Повезло, что такой удачный случился адрес. Отплыли. Предстояло обогнуть Пиренейский полуостров и идти в Неаполь. Вскоре прикрепленный к нашей группе переводчик сказал мне, что пришла радиограмма, аппарат найден, его перешлют в Неаполь, и я должен буду оплатить пересылку. Поскольку туристу выдавали на всю поездку 19 долларов минус два на цветы на могилу Маркса в Лондоне и коммунаров на кладбище, Пер ля Шез в Париже, такая оперативность меня не обрадовала. Однако ронять достоинства перед тестем я не собирался. Но аппаратик отправили в Москву, и доллары остались при мне. В Москве меня пригласили в контору Интуриста. В большом кабинете солидный мужчина вручил мне письмо, где по-французски была написана одна фраза, что посылаем аппарат туриста имя рек. Моего убого полученного в институте знания французского хватило, чтобы перевести ее вслух. Но начальник вызвал интеллигентную переводчицу, выслушал ее, а потом вручил мне аппарат, доброжелательно пожелав не быть забывчивым. Обрадовавшись, выйдя на улицу, я вынул пленку, и она на глазах немедля почернела, засветилась. Это было для меня неожиданно. Я был уверен, что ее засветили бдительные пограничники.
Пропали мои кадры Русалочки в Копенгагене и парка в Версале. Фотографировать я больше не пытался.
Один мудрый английский писатель саркастически сформулировал, что все скоты скотского хутора равны, но некоторые равнее. Не имеющая к нему отношения женщина как-то сказала: «Польски женщины гаронц, (горячие, стало быть), особливо жидувки». Мне, твердо стоящему на позициях интернационализма, (не в афганском, а в нормальном варианте), симпатичны все нации, однако итальянцы вызывают особую симпатию. Прославлены итальянские художники, скульпторы, архитекторы, строители, композиторы, музыканты, певцы, артисты, поэты. Между прочим, один итальянец был награжден природой множеством талантов сразу. Леонардо да Винчи, конечно. Да, еще и футболисты. Итальянцы мне симпатичны, хотя в древности их предки очень не любили моих древних предков и нанесли им крупные геополитические неприятности.
Побывав несколько раз в Италии, я укрепился в своих симпатиях. Немудрено, что Италию любили такие непохожие друг на друга писатели как Гоголь, Горький, Хемингуэй. И поэт Бродский, завещавший, чтобы его похоронили в Венеции. Так что утром 25 января 1961 года, когда корабль «Эстония» вошел в бухту Неаполя, я испытал некоторый подъем. Я посмотрел на Неаполь с палубы корабля снизу вверх, а позднее со смотровой площадки сверху вниз. Город спускается амфитеатром к Неаполитанскому заливу. Красиво, но, несмотря на рекомендацию «Взгляни на Неаполь и умри», я остался жив. И правильно сделал, потому что позже видел Рио-де-Жанейро с подножья гигантской статуи Христа, возвышающейся над городом. Я не могу согласиться с бакинцами, когда они говорят, что Баку похож на Неаполь, хотя Баку красивый город. Понимаю, что я не вправе претендовать на объективность оценок красоты разных городов. Это просто так, к слову пришлось.
Неаполь по-русски – Новый город. Такой вот – итальянский Новгород постарше наших. Ему более двух тысяч лет. Город-миллионник с высокоразвитой промышленностью, переполненный шедеврами архитектуры. Кстати, глядя на город со смотровой площадки, я обратил внимание на один большой завод. Вся его территория была застроена производственными сооружениями. Между цехами пролегали узкие проезды с рельсами для внутризаводского транспорта. Земля дорогая. Умеют экономить, однако.
Поздним вечером я в группе спутников вышел погулять по набережной. Один знающий товарищ пояснил, что мы находимся на мысе Санта-Лючия. Мыс знаменит благодаря известной неаполитанской песенке того же названия. Мысок украшало небольшое здание полицейского участка и, неподалеку, прозрачная плексиглассовая будка чистильщика обуви, светящаяся, как фонарь. Молодой парень-чистильщик танцевал в своей тесной будке, и видно было, но не слышно, что он пел. Желающих чистить ботинки я не заметил.
Запомнилась занятная сценка в Историческом музее. Вход в один из залов охранял пожилой дяденька с красным носом. У входа в этот зал роилась стайка школьниц. Стройненькие, улыбающиеся, в модных туфельках на каблуках-шпильках. Они явно хотели посмотреть на статуэтки из раскопок Помпей, но это выходило за пределы плана школьной экскурсии. Эти статуэтки были не то эротического, не то порнографического толка. Мужчины, козы… Девочек не пустили, а наш экскурсовод предъявил натуральный пропуск – бутылку столичной водки. Этот пропуск сгодился в стране винограда и отличных вин.
Несколько часов в Помпеях запомнились на долгие годы. В 79 году нашей эры город был засыпан вулканическим пеплом во время извержения Везувия. Все живое погибло моментально. Через полторы тысячи лет город обнаружили при земляных работах. В середине восемнадцатого века археологи начали раскопки, длящиеся веками. Чего только не сохранилось под тяжелым покровом вулканического пепла. Небольшие каменные дома, очень вместительный стадион. Трибуны могли поместить всех жителей города, граждан и рабов. Были, конечно, водопровод и отличные бани. На мостовой улицы я увидел колею, выбитую колесницами две тысячи лет тому назад. У меня мелькнула фантастическая мысль: вдруг из-за угла выедет настоящая древнеримская колесница? Было в городе питейное заведение и публичный дом. На его фасаде каменная доска, на ней высечены имена жриц любви. Неподалеку от этого заведения за углом красуется указатель, выполненный, мягко говоря, в натуралистической манере. В домах сохранились краски фресок, украшавших стены. По всему видно, что граждане Помпей жили со многими удобствами. Без электричества, радио и телефона, но с рабами.
Жил в своей небедной вилле в Помпеях некий Менандра. В его доме сохранилась загадочная фреска. На ней среди прочего изображен домик с типично китайской крышей, ее углы загнуты вверх. Между тем, нет данных о сообщениях в ту эпоху европейских стран с Китаем. Но, как сказал Гамлет, «Есть многое на свете, друг Гораций / О чем не снилось нашим мудрецам». Маленькое, пусть косвенное, но вещественное доказательство было налицо. При желании можно легко уговорить многих, что этого доказательства вполне достаточно.
В нашей группе путешествовал писатель с женой. Уважаемый в правлении Союза писателей человек с бородой. В Помпеях его супруга как-то спросила: «Эта дощечка тоже того времени?» Гид честно отрицал. Дощечка, окрашенная масляной краской, явно была нашей современницей.
В Сорренто, в предместье, жил когда-то Максим Горький. Отдавая дань Буревестнику революции, нас подвезли поближе к дому, чтобы мы могли посмотреть. Внутрь дома не пускали. Хозяин не желал. Зато в Сорренто я видел на каком-то бульварчике россыпь валяющихся на земле апельсинов. Попадали. В январе!
Осенью 1967 года мне посчастливилось две недели прожить в Венеции, знаменитом и единственном в своем роде городе. Правда, из-за бесконечных заседаний Конгресса Международной шахматной федерации свободного времени у меня было немного. Заседали в здании казино. В этом здании когда-то будто бы проживал Рихард Вагнер. В одном из залов участникам конгресса показали достопримечательность – большое бурое пятно на стене. Для этого надо было поднять угол гобелена. Специально не закрепленного. След самоубийства азартного игрока неудачника. Застрелился бедняга.