В Алжире самолет совершил посадку. Нас пешком препроводили в зал ожидания и каждому вручили по бутылочке кока-колы. Это было редкостным проявлением навязчивого сервиса, свойственного капиталистам и, конечно, американцам. Еще в зале стояла стеклянная витрина со швейцарскими часами. Мои товарищи не обратили на нее внимания, а наши попутчики, граждане КНР, прилипли к ней. Я ощутил гордость за лидерство родной державы.

На информационном экране светились оповещения о рейсах. Их было очень мало. Это зависело, наверно, от недавно приобретенной Алжиром независимости.

Не знаю, как обстоят в Алжире дела теперь, но уверен в том, что швейцарские часы уже не могут вызывать повышенный интерес у китайцев.

В 1953 году я сподобился побывать в Швейцарии и однажды увидел в газетном киоске выставленный очень большой журнал. На обложке красовался большой, на всю страницу портрет Мао Цзэдуна в белом тропическом шлеме. В таком у нас изображают колонизаторов. Подпись гласила: «Мао и желтая опасность». Тогда мне в голову не могло прийти, что через полвека в Китае народу будет в десяток раз больше чем в России, что промышленность станет огромной, и экономика будет бурно расти.

Все у них растет как на дрожжах. Стараются даже сократить рождаемость. А у нас нет этой проблемы – рождаемость уверенно уменьшается, правда, смертность растет. Ну и что? Все равно мы – великая держава!

В мои школьные годы на катке «Динамо», Петровка 26, крутили модные пластинки. Лещенко, «У самовара я и моя Маша», «Танго Аргентина» и другое. Из динамиков лилось «Ночью / В далекой знойной Аргентине / Под звуки танго / Шепнула я люблю тебя…» и дальше, о том что Аргентину певец не забудет никогда. Конькобежцы, в основном школьники, скользили в ритме танго по кругу против часовой стрелки. Меньше всего я думал тогда, что увижу Аргентину, но лет через сорок, в 1978 году это случилось. И некоторые эпизоды пребывания в Аргентине запомнились. Увы, никакого отношения к романтике не имеющие.

В Буэнос-Айрес делегация из мужской и женской сборных команд на XX!!! Шахматную Олимпиаду прилетела поздно вечером. По дороге из Москвы в Риме мы убедились в том, что в капиталистических странах случаются забастовки. Самолет в Буэнос-Айрес должен был вылететь в 23 часа, а забастовка была объявлена до 24-х часов. Часовая задержка привела к тому, что на стыковой рейс в Рио мы опоздали и вынуждены были просидеть там целый день. Бразильских виз мы не имели, и поэтому нас держали в пустом ресторане аэропорта, гуманно кормили, но в город не выпускали. Коротали время за шахматами.

Мужской команде на Олимпиаде удача не сопутствовала, в итоге тогда заняли несвойственное сборной СССР второе место. Отношения в команде были, мягко говоря, напряженные, я был руководителем, и мне приходилось очень трудно. Свободного времени почти не было, но запомнилось кое-что, чего я не видел больше нигде.

Улицы Буэнос-Айреса, широкие, прямые, гладкие, казалось бы, не затрудняют водителей машин, однако машин много и водители сплошь и рядом едут через перекресток, невзирая на красный сигнал светофора. А те, что имеют право ехать на зеленый – стоят и ждут. Получается перемена мест слагаемых.

Мы вылетели из Москвы осенью, но Аргентина в Южном полушарии Земного шара, и тут была весна. И вовсе не знойно. Шутники говорят, что в Южном полушарии все ходят вверх ногами. Это не было заметно, но у нас был сорт пива «Арктика», а у них «Антарктика». Мне показалось, что женщины, как правило, стройные. Очень многие курят. Даже девочки в школьной форме покуривают на улице. В отличие от Бразилии, где я побывал ранее, мало темнокожих людей. Известно, что Бразилия страна кофе, но именно в Буэнос-Айресе я видел, как на широкой аллее вдоль улицы стоят длинные предлинные ряды столов и на них ряды бесчисленных кофейных чашечек и блюдечек. Подходи, бери, нальют, пей. Не бесплатно. В гостинице, где мы жили, была охрана – полицейские с автоматами. И в других местах тоже. В те годы это выглядело непривычно. Тогда в Аргентине была власть военных. Наши милиционеры обходились в ту пору без автоматов. Сейчас по этой части мы догнали и перегнали, кого хочешь.

В свободный день я вместе с Тиграном Петросяном смотрел футбол на знаменитом стадионе «Риверплейд». Трибуны были заполнены. Потом болельщик Тиграна повез нас за город. Он недавно купил новую машину, и ему доставляло удовольствие демонстрировать ее Тиграну. Проезжая по пригородным дорогам, мы видели множество футбольных полей. Играли мужчины, юноши и дети. Не оставалось сомнений, что футбол по настоящему народный вид спорта. На обратном пути мы остановились попить чаю в кафе на берегу реки Ла-Плата. За рекой был Уругвай. Чешские путешественники Зикмунд и Ганзелка написали книгу «Там, за рекой, Аргентина». Взгляд с противоположного берега. Каких-либо пограничников не было заметно. Река текла мощно, поверхность мутных вод была неспокойна, лодки как бы подпрыгивали на ней. Вдруг налетела туча каких-то непонятных насекомых. Крупнее чем комары и, пожалуй, противнее. А потом они исчезли, как по команде. Ужинали в необычном ресторане. Это был огромный ангар с массой столиков и людей. Перед входом в ресторан на изрядной величины площадке пылал жаркий костер. По окружности пылающего костра стояли распятые выпотрошенные козьи туши. Зрелище довольно любопытное, хотя с Аргентиной ассоциируются говяжьи бифштексы. Аргентинцы шутят, что они едят только вырезку, а остальное экспортируют в Европу.

Соревнования Шахматной Олимпиады шли в довольно неудобных помещениях под трибунами стадиона «Риверплейд». Зрители стояли за канатом, отделявшим шахматные столики. Обычно их было очень много, но народ вежливый и пройти через толпу особого труда не составляло.

Олимпиада происходила сразу после матча на первенство мира между Карповым и Корчным. Карпов прилетел в Буэнос-Айрес, но не играл. Посол СССР в Аргентине С. Р. Стриганов пригласил Карпова, председателя нашей Шахматной федерации дважды героя СССР летчика-космонавта Севастьянова и меня на обед. Оказалось, что посол в курсе всех шахматных дел, хотя сам в шахматы не играет. Мне он задал какой-то непростой вопрос, и я промямлил, что спорт вне политики. После этого посол к моей персоне интереса больше не проявлял.

Бои на Олимпиаде носили ожесточенный характер, но это уже совсем другая история.

Канарские острова – испанские. Я прожил в Лас-Пальмасе три недели, трудясь в качестве секунданта экс-чемпиона мира Смыслова во время межзонального турнира 1972. года. Он был старше всех участников турнира, но выступил блестяще, занял второе место и вошел в число претендентов на матч с чемпионом мира. Между прочим, Смыслову пришлось отстаивать свое право участия в межзональном турнире. Каким-то образом в ФИДЕ родили норму, запрещающую гроссмейстерам старше пятидесяти лет участвовать в межзональных турнирах. Далее удача сопутствовала Смыслову и в претендентских матчах. Пройдя немца Хюбнера и венгра Рибли, он вошел в тройку сильнейших в мире. В возрасте 52-х лет. Это рекорд, который едва ли будет повторен. Но не только благоприятное течение турнира оставило о Лас-Пальмасе самые приятные воспоминания. От коллег шахматистов я раньше слышал, что там температура воздуха плюс 24 градуса круглый год. Если это преувеличение, то небольшое. И дожди идут по ночам, притом редко. Солнышка хватает, но можно видеть парники. Растения в них поливают, а пленка сохраняет водяные пары, не дает высушивать растения.

Участники турнира жили в отличной гостинице «Рейна Исабель», королева Изабелла. Учась в школе, я слышал, что королева поддержала Колумба и его экспедицию в Индию, которая привела к открытию Америки. Гостиница стоит прямо на берегу океана. Пляж галечный, на него можно выходить из гостиницы прямо в плавках. А в ресторане гостиницы в обед на десерт искушение – потрясающие торты в ассортименте. Я делал попытки отказать себе в лишних калориях, но Тигран Петросян, смеясь, убеждал не сопротивляться. «Когда еще будет такое? Тем более, что все оплачено».