— Да, разумеется.

— Эльза, о вашем путешествии никому ни слова. Во многих ведомствах рейха есть своя разведка и контрразведка. Даже Риббентроп их не имеет. Поэтому, где выбыли и чем занимались, никто не должен знать. Даже Крамер.

— Хорошо.

— А теперь пошли. Крамер уже начал допрос.

Обычно допросы проводились в подвальном помещении, чтобы не водить арестованных по всему управлению. Эльзу не покидала мысль, с какой целью Штольц пригласил ее на допрос какой-то Стенли.

Остановились у комнаты с открытой дверью. Эльза увидела необычное оборудование комнаты. Здесь находились лейтенант Гардекопф и его подручный — здоровенный детина. Штольц кивнул в их сторону.

— Это наша знаменитая «Мелодия» с ее хозяином. У Гардекопфа говорят и мертвые.

За столом сидел Крамер, напротив — миловидная белокурая женщина лет двадцати четырех. Увидев Штольца, Крамер вскочил, вытянулся.

— Ну как? — спросил штандартенфюрер.

— Или действительно ничего не знает о резиденте, или юлит. А вот Мартина и Алана Дейса узнала по фотографиям.

Штольц пристально смотрел на арестованную. Та, прижавшись к спинке стула, чуть жмурилась от яркого света лампы, направленной на нее. Особого волнения не было заметно, на лице — обреченность человека, готового ко всему.

— Ты представляешь, что тебя ожидает за шпионаж? — задал вопрос Штольц.

— Концлагерь, — угрюмо бросила женщина.

— Кто знает, кто знает… Может случиться, что ты умрешь под пытками. А это подобие ада. Ты готова к этому?

Женщина промолчала.

— Там тебя, красавица, уже ждут двое. По секрету, они — садисты. Ганс, проведи ее к Гардекопфу, пусть покажет свои машинки и объяснит их назначение. Если это не произведет впечатления, оставь ее там. Подождем: пока поумнеет.

— Вставай, — глухим, надтреснутым голосом приказал Крамер.

Стенли, тяжело переставляя ноги, словно на них висели пудовые гири, вышла из комнаты.

— Разве не мог Крамер начать допрос без лишних сентиментов? — спросила Эльза Штольца.

— Допрос — искусство, фрау. Чем больше контрастов, тем лучше результат. Сейчас, когда Гардекопф рассказывает ей назначение каждого хитрого предмета, смакуя и ухмыляясь, у нее дрожит каждый нерв. А наш лейтенант любит работать с женщинами. Это его месть прекрасному полу. Его никто не любил, а только презирали и ненавидели.

— А если она во всем признается, ее не отдадут Гардекопфу?

— Думаю, нет.

— Кто эта женщина?

— Агент американской разведки. Работала с Мартином и Аланом Дейсом. Их уже нет в живых. Остался резидент и, возможно, кое-кто еще, так как в покушении на Алана Дейса участвовали два человека. Можем ли мы быть гуманными, когда американские шпионы разгуливают по Берлину?

— Нет, господин штандартенфюрер.

— Но я заметил, тебе не нравится стиль допросов, который мы избрали, чтобы развязать ей язык.

— Все это незнакомо мне. Я не работала в контрразведке. Видимо, я плохой разведчик, еслп вам показалось, что допрос с участием Гардекопфа мне не по душе.

— Ты можешь предложить что-то более эффективное?

— Не знаю. Концлагерь — та же могила, мучительная смерть.

— Но ведь ты — тоже женщина… Работала в далекой России, рисковала жизнью, ходила на острие бритвы.

— У меня иная судьба. К разведке меня с детства готовил отец.

Штольц испытующе посмотрел Эльзе в глаза.

— Я понял тебя. Первый раз перенести трудно. Не выдерживали люди и покрепче. Мне самому эта траурная музыка не приносит радости. Но другого пути у нас нет.

В комнату вошла Стенли, а за ней Крамер. Американка была бледна, губы ее дрожали. Она растерянно озиралась, переминаясь с ноги на ногу.

— А ну-ка, садись, — жестко приказал Крамер.

Она невидимым взглядом окинула комнату, боязливо села на стул.

— Я все расскажу, только не посылайте меня в ту страшную комнату.

И начала глухим дрожащим голосом:

— В нашу группу входило шесть человек: Мартин, Алан Дейс, Фред Стоун, Джон Форд, Джек Корн и я. Печальный конец первых двух вам известен. В начале года куда-то исчез Фред Стоун. На свободе остались резидент Джек Корн и Джон Форд…

— А дальше что? Рассказывай все. Потом мы решим, что с тобой делать. Эльза, вы идете со мной или будете помогать Крамеру?

— Не знаю. Я не помещаю?

— Оставайтесь, Эльза. Я прокручу допрос на пленку.

— Хорошо, Мешать вам не буду.

Эльза прислонилась к спинке дивана, обтянутого искусственной кожей, и стала внимательно слушать диалог между Крамером и Стенли.

Ей было жаль разведчицу. Молодая, обаятельная женщина. Когда немцы взяли Мартина и Алана Дейса, ее нужно было срочно вывезти из Германии или глубоко законспирировать. Резидент этого не сделал. Теперь такие специалисты, как Крамер, выжмут из нее все. У резидента спастись шансов почти нет, но Крамер почему-то молчит о нем. Его интересуют контакты разведчиков с другими.

Вдруг Эльза внутренне напряглась. На очередной вопрос Крамера Стенли ответила, что последнее время Мартин находился в близком знакомстве со служанкой японца Манодзи. Крамер придал этому серьезное значение:

— Не могла ли эта женщина быть ширмой при встречах Мартина с японцем?

— Нет, она очень боялась, что лишится работы, если хозяин узнает о ее связи с Мартином. У этих косоглазых нравственные понятия расходятся с нашими.

— Чем кончилась вся эта история?

— Когда погиб Мартин, я долго не навещала служанку, пока она сама не пришла ко мне. По распоряжению резидента я сообщила ей, что Мартин погиб и что немного позже с ней свяжутся его друзья — антифашисты. Она пообещала помогать, чем сможет.

— А японец не мог быть связан с Мартином или другими вашими людьми?

— Думаю, нет. Я знакома с его делом.

— Вспомните его подробнее.

— Фашизм считает неизбежностью. Очень жаден. Совершенно равнодушен к женщинам. Японская борьба для него больше, чем профессия. Это — его культ.

— Как вы считаете, способен он работать на японскую разведку?

— Мы за ним долго и внимательно следили. Нас интересовала его клиентура. Ничего, кроме слежки ваших сотрудников, не установили.

Эти слова сжали Эльзу, как пружину. Она не надеялась услышать такое.

— Эльза, вы слышали? — обратился к ней Крамер.

— Манодзи — ваш личный друг, Ганс, ведь вы познакомили меня с ним. Я не очень стану возражать, если он окажется в комнате напротив. Я не большой специалист по допросам, но не пойму, почему вы, опытный контрразведчик, не берете резидента.

— Резидент обложен. Ему не уйти. Во всяком случае, живым. Меня заинтересовала служанка Манодзи. Вы ведь часто с ней встречались, ничего не заметили?

— Я не обращала внимания на нее.

— Вы не могли бы завтра продолжить занятия с Манодзи?

— Ганс, не кажется ли вам, что согласиться на такое предложение было бы большой оплошностью?

— Это не предложение, обер-лейтенант. Это — приказ, который утвердит шеф.

— Но пока, до приказа, я в эту игру не включаюсь, при всем уважении к вам.

— Продолжайте допрос, я скоро вернусь.

Крамер вышел. Эльза заняла его место.

— Когда Мартин познакомился со служанкой японца?

— Около двух лет назад.

— Она добывала какую-то ценную информацию от клиентов Манодзи?

— Почти нет. Мартин не хотел рисковать. У него были другие планы — через нее он хотел выйти на Манодзи.

— Каким образом?

— По-разному. Даже меня подсылали на курсы к нему, Но он борьбу предпочитает другим занятиям.

— Интересно, что же вы предприняли?

— Объявила, что плачу вдвое больше, если он разрешит мне быть в одних мини-плавках. Манодзи согласился. Несколько резких движений — и я осталась вообще без одежды.

— И что же японец?

— Осмотрел обрывки одежды, а потом заявил: «Японская борьба существует тысячелетия, и за это время люди подобрали одежду, которую начинающим менять не следует». Ну а то, что я стою обнаженная и мы лишь вдвоем, не вызвало никакой реакции. Он только спросил: дать одежду или занятия на сегодня отложим. Больше я не приходила.