– Довольно! – тихо произнесла леди Элинор, но слово это как будто взорвалось в свежем воздухе пасмурного дня. – До некоторой степени я могу извинить ваше дерзкое любопытство, вероятно рожденное заботой о приемном брате. – И, – она замолчала, и ее красивый рот напрягся: очевидно, усилием воли она пыталась скрыть все возраставшую в ней неприязнь, – возможно, ваше поведение частично оправданно также тем, что вы воспитывались без материнского влияния, но…

Сказавшая это знатная дама как раз и была воплощением всех тех качеств, которые отец долгие годы пытался привить Элис. Тем язвительнее прозвучал ее легкий упрек. Элис молча ждала, когда леди Элинор закончит говорить. Как могла матушка Дэйра потворствовать (по крайней мере, своим молчанием) тому, что граф Сирил так жестоко обращался с их сыном? Этот вопрос она задавала себе много-много раз, но сейчас впервые у нее появилась возможность поговорить обо всем с леди Элинор. Она тактично и осторожно, по крайней мере, так ей показалось, попыталась выяснить отношение хозяйки замка к Дэйру, хотя требования все ей объяснить едва не сорвались у нее с языка. Вот и все, что она сумела узнать, чтобы приподнялся покров тайны над проклятием Сирила и чтобы несправедливое обвинение было наконец снято с имени Дэйра.

– Это наше личное дело, – ясные глаза леди Элинор сузились, но лицо сохраняло бесстрастное выражение, когда она повернулась к назойливой гостье, чтобы закончить свою отповедь, – и вы не имеете права вмешиваться.

По тому, как держалась ее собеседница, Элис поняла, от кого Дэйр унаследовал или научился способности замораживать свои чувства. Его мать была словно насквозь ледяная. Опустив голову, Элис уставилась на каменную дорожку крепостного вала, где они находились. Беззаботное отношение матери к сыну вызвало совершенно противоположный отклик у Элис – горячее желание защитить его.

– Чтобы вы поняли меня, я объясню это точнее. – Леди Элинор была неумолима. – Отношения между нами и Дэйром настолько личные, что, я уверена, ваше вмешательство не будет приятно никому из нас. Поэтому я предупреждаю вас не вмешиваться в дела, в которых вы ничего не понимаете.

Тут темперамент Элис вырвался наружу, и она бросилась на защиту отверженного ребенка, а ныне законного наследника, которому отказывают в правах.

– Это верно. Я не понимаю и, надеюсь, никогда не пойму, как мать может допустить, чтобы с ее сыном обращались так жестоко.

Леди Элинор, кажется, осталась глуха к этому выпаду. Лицо ее было по-прежнему холодным, пламенный взрыв темперамента Элис не имел видимого воздействия. Несколько долгих молчаливых мгновений Элис боролась со смущением, вызванным тем, что она была так невежлива с хозяйкой. Леди Элинор стояла, наклонив голову. Затем она спокойно повернулась и снова пошла мерной поступью по дорожке, ведущей к следующей угловой башне. Хотя Элис нисколько не жалела о том, что защищала Дэйра, сейчас ей не оставалось ничего другого, как последовать за леди Элинор.

Медленно прохаживаясь по крепостному валу замка Уайт, ни одна из женщин не чувствовала пронизывающего холодного ветра, – вероятно, из-за того холодка, что был внутри. Ни одна из них не заметила двух всадников, остановившихся в тени лесной опушки.

Знакомый вид открывался глазам человека, который возвращался сюда лишь во второй раз в течение его взрослой жизни. Несмотря на это, он понял, что сейчас это было бледным подобием прежнего. Стены замка казались ниже, чем прежде, как будто они осели под грузом тяжелых, низко нависших небес. Подъехав поближе, Дэйр увидел, что они и действительно стали разрушаться, так как долгие годы их не восстанавливали. Он столкнулся с очевидностью – эта некогда мощная крепость находилась сейчас в таком бедственном положении, что не выдержала бы и первой серьезной осады. И хотя грустный зимний ландшафт не позволял хорошо разглядеть землю, Дэйр все же заметил на ней следы того, что она не обрабатывалась вот уже несколько лет.

На этот раз, как и в прошлый, ворота, которые вели во внешний двор замка, не охранялись, но было очевидно, что не по случаю праздника. Проезжая между наружными и внутренними стенами, они обратили внимание на то, что деревня почти пуста. Ее жители, в прежние времена напоминавшие скорее полных довольства горожан, теперь больше походили на привидения, с безжизненно ввалившимися глазами и изможденными телами.

Томас, ехавший рядом с другом, тоже был напуган тем упадком, в который пришло это место, полное для него теплых воспоминаний. Его глаза, обычно горевшие веселыми искорками, потемнели от ужасного предчувствия, что внутри замка их ждет то же разочарование. Они с Дэйром часто беседовали об Уайте, но отдельные воспоминания были сугубо личными, некоторые надежды он едва позволял себе самому и ни с кем ими не делился.

Смуглый наследник этого обездоленного поместья вместе с товарищем миновал незапертые ворота в стене, окружавшей внутренний двор. Легким галопом они пересекли заброшенный двор и остановились у подножия широких каменных ступеней, ведущих в главную башню. Дэйр спешился и передал поводья своего боевого коня пожилому слуге, который возник совершенно неожиданно и находился в сильном беспокойстве.

– Да. – Дэйр чуть улыбнулся и с усмешкой объявил то, чего больше всего боялся старый слуга: – Дьявол вернулся.

Диапазон чувств, испытываемых Томасом, был широк – от веселья до бешенства, но он тут же нахмурил кустистые брови цвета золота и серебра над мечущими молнии глазами, молчанием наказывая малодушного слугу. Спешившись, он тоже бросил поводья ему в руки, – Дэйру следовало бы сделать внушение этому ничтожеству за то, что тот так плохо встречает наследника поместья, а не относиться к этому с усмешкой.

Не обращая внимания на неодобрительный взгляд, каким друг провожал его, Дэйр поднялся по лестнице.

Тихий возглас Элис остался незамеченным ни мужчинами внизу, ни стоящей рядом с ней женщиной. Это Бог наказывает ее. Всего лишь второй раз она приезжает в этот замок. Только лишь второй раз… и оба раза тогда, когда Дэйр тоже возвращается в родовое гнездо, из которого уехал ребенком. Вряд ли то, что их редкие визиты происходили одновременно, можно объяснить простым совпадением. Ей хотелось назвать это подарком судьбы, но это, безусловно, было наказанием. За короткой радостью свидания с ним неизбежно последует бесконечная череда дней, наполненных еще большим отчаянием. А что если сам дьявол решит испытать ее и пошлет ей голубоглазого искусителя, перед которым она, как выяснилось, не в силах устоять? Какой же еще больший грех последует?

Чтобы отделаться от ужасных догадок, Элис тряхнула головой так сильно, что от этого движения вуаль и барбет чуть было не упали. Она резко повернулась и поспешила в сторону угловой башни, забыв об оставленной позади собеседнице. Бросившись вниз по винтовой лестнице, она, запыхавшись, добралась до нижней площадки как раз в тот момент, когда Дэйр вышел из длинного входного туннеля. Элис, затаив дыхание, наблюдала, как он входит в большой зал, скудно освещенный двумя вонючими смоляными свечами и едва горящим огнем в массивном очаге. За шесть лет, минувших со дня их последней встречи, он стал еще более крепким, еще более грозным – и еще более пугающе красивым.

Дэйр не заметил ни женщину, отступившую в темноту лестничного свода, ни женщину, степенно спускавшуюся к ней, и прошел мимо. Он медленно двинулся по залу, в котором было и темнее и холоднее, чем прежде. Зал был таким огромным, что сидящий в дальнем конце высокого стола пожилой человек зрительно уменьшился до размеров маленького ребенка. Дэйр приблизился к нему, но немытые пряди белых редеющих волос, свисавшие на узкие плечи, не были поколеблены ни малейшим движением. Казалось, отец либо не услышал ни звука, либо не обратил внимания на присутствие кого-то постороннего.

– Отец, – твердо начал Дэйр, чтобы привлечь внимание человека, который находился будто в прострации. – Я буду говорить с вами.

– Нет! – Сирил привстал и тут же снова тяжело опустился в кресло с высокой спинкой, а белые, как бумага, щеки его вдруг покрылись неестественным румянцем. – Ты мертв, мертв, уже много лет мертв, мертв, мертв и горишь в адовом огне. – Руки его крепко прижались к узкой груди, высохшее тело покачивалось из стороны в сторону, а выцветшие глаза, горящие ненормальным огнем, словно опалили Дэйра.