После шести покушений на его жизнь Давид наконец понял — Саул его не любит. Он прощается с Мелхолой и жизнью во дворце и бежит, спасая свою жизнь.
Но куда ему идти? В Вифлеем, чтобы подвергнуть опасности жизнь своих родных? На территорию врага, чтобы подвергнуть еще большей опасности свою жизнь? Впоследствии он так и сделал. Но пока он выбирает другое укрытие. Он идет в церковь. “И пришел Давид в Номву к Ахимелеху священнику” (1 Цар. 21:1).
Ученые утверждают, что древний холм в одной миле к северо-востоку от Иерусалима когда-то был городом Номва. Во главе святилища стоял Ахимелех, внук Илия. В Номве служили восемьдесят пять священников, и потому этот город называли “городом священников” (см. 1 Цар. 22:19). Давид бежит туда, ища в святилище убежище от своих врагов.
Его прибытие вызывает в Ахимелехе вполне понятную тревогу. Священник спрашивает Давида: “Почему ты один, и ни кого нет с тобою?” (1 Цар. 21:1). Что привело в Номву этого воина? Чего хочет зять царя?
Давид говорит священнику неправду, пытаясь тем самым обезопасить себя:
Царь поручил мне дело и сказал мне: “пусть никто не знает, за чем я послал тебя и что поручил тебе”; поэтому людей я оставил на известном месте; итак, что есть у тебя под рукою, дай мне, хлебов пять, или что найдется (1 Цар. 21:2, 3).
В отчаянии Давид прибегает ко лжи. Это нас удивляет. До сих пор он был в наших глазах звездой, непорочным и безупречным человеком — своеобразной Белоснежкой среди колдуний с уродливыми лицами. Он оставался спокойным, когда братья обижали его, он продолжал быть сильным, когда на него зарычал Голиаф, он был хладнокровен, когда Саул терял свое хладнокровие.
Но теперь он лжет, как заправский негодяй. Лжет явно. Лжет убедительно. Саул не поручал ему никакого дела. И ничего секретного он не выполняет. Он беглец. По несправедливости, но беглец. И он говорит о себе неправду.
Священник больше ни о чем не спрашивает Давида. У него нет оснований сомневаться в нем и подозревать в нем беглеца. Просто он ничем не может помочь Давиду. У священника есть хлеб, но это не обычный, а священный хлеб. Это хлеб предложения. Каждую субботу священник выкладывает на столы двенадцать пшеничных хлебов как приношение Богу. И только через неделю эти хлебы могли есть священники. Только священники. И все же в данной ситуации Ахимелех нарушает установленные правила.
Давид не был священником. Но хлеб предложения был только что выставлен на стол. Что мог сделать Ахимелех? Отдать хлеб и нарушить закон? Не давать хлеба и оставить Давида голодным? Тогда священник ищет лазейку: “Нет у меня под рукою простого хлеба, а есть хлеб священный; если только люди твои воздержались от женщин, пусть съедят” (1 Цар. 21:4).
Ахимелех хочет знать, не согрешил ли Давид и его люди. Может, виной тому запах свежего хлеба, но Давид снова лжет и лукавит в богословии. Нет, его люди не только не прикасались к женщинам, они даже глаз на них не поднимали. Он говорит: “Сосуды отроков чисты, а если дорога нечиста, то хлеб останется чистым в сосудах” (1 Цар. 21:5).
Давид, что ты делаешь? Тебе мало лжи, так ты еще лукавишь со Священным Писанием и вводишь в грех священника?
Но он получает желаемое. Священник отдает ему священный хлеб, потому что “не было у него хлеба, кроме хлебов предложения, которые взяты были от лица Господа, чтобы по снятии их положить теплые хлебы” (1 Цар. 21:6).
Священник размышляет о том, правильно ли он поступил. Не нарушил ли он закон? А может, он пошел в обход закона? Или повиновался более высоким принципам? Он решил, что наивысшим аргументом был голодный желудок. Он решил, что лучше удовлетворить нужду Божьего чада, чем безукоризненно исполнить Божий закон.
Но как Давид отблагодарил священника за его сострадание? Еще одной ложью! “Нет ли здесь у тебя под рукою копья или меча? ибо я не взял с собою ни меча, ни другого оружия, так как поручение царя было спешное” (1 Цар. 21:8).
Вера Давида поколебалась. Совсем недавно ему нужна была всего лишь пастушья праща. А теперь тот, кто отказался от доспехов Саула, просит у священника оружия. Что случилось с нашим героем?
Все очень просто. Он перестал смотреть на Бога. Теперь в воображении Давида всю сцену занял огромный Голиаф. В результате этого в его сердце поселилось отчаяние. Отчаяние, которое порождает ложь, дрожит от страха и прячется от правды. Но спрятаться от правды негде. Там, где отчаяние, там нет еды. Нет обеспечения. Туда попадают подростки, пожилые, беременные и разбитые, старые и больные… Куда идти отчаявшимся?
Они могут пойти в Божье святилище. В Божью церковь. Они могут поискать Ахимелеха, церковного лидера с сердцем, открытым для отчаявшейся души.
Ахимелех дал Давиду хлеб. Но теперь Давиду нужен меч. А в церкви есть единственное оружие, — это реликвия, меч Голиафа. Тот самый меч, при помощи которого Давид обезглавил великана. Священники хранили эту реликвию в Божьей церкви.
“Он мне подойдет”, - говорит Давид. И тот, кто вошел в церковь голодным и безоружным, уходит оттуда сытым и вооруженным мечом великана.
Писатель и пастор Юджин Петерсон видит в этом эпизоде исполнение функции церкви Божьей: “Святилище, — пишет он, это место, где я, как Давид когда-то, получаю хлеб и меч, силу на каждый день и оружие для сражений”.
Для духовно голодных людей в церкви имеется пища :
“Ибо я уверен, что ни смерть, ни жизнь, ни Ангелы, ни Начала, ни Силы, ни настоящее, ни будущее, ни высота, ни глубина, ни другая какая тварь не может отлучить нас от любви Божией во Христе Иисусе, Господе нашем” (Рим. 8:38, 39).
Для беженцев там есть оружие правды:
“Притом знаем, что любящим Бога, призванным по Его изволению, все содействует ко благу” (Рим. 8:28).
Хлеб и меч. Еда и оснащение. Церковь существует для того, чтобы снабдить нас и тем и другим. Преуспевает ли она в исполнении своей задачи? Не всегда. Помощь людям — труд подчас нелегкий, потому что с людьми, которые нуждаются в помощи, нелегко. Они приходят в церковь, как беглецы. Одни из них пытаются спастись от преследующих их разъяренных Саулов, другие пытаются укрыться от своих неверных решений. Ахимелех в церкви (лидеры, учителя, пасторы и так далее) вынуждены выбирать не между черным и белым, а между серыми оттенками, и не между правильным и неправильным, а между различными степенями того и другого.
Иисус призывает церковь встать на тропу сострадания. Тысячу лет спустя Сын Давидов вспомнил гибкость, проявленную в той ситуации Ахимелехом.
“В то время проходил Иисус в субботу засеянными полями; ученики же Его взалкали и начали срывать колосья и есть. Фарисеи, увидев это, сказали Ему: вот, ученики Твои делают, чего не должно делать в субботу. Он же сказал им: разве вы не читали, что сделал Давид, когда взалкал сам и бывшие с ним? как он вошел в дом Божий и ел хлебы предложения, которых не должно было есть ни ему, ни бывшим с ним, а только одним священникам? Или не читали ли вы в законе, что в субботы священники в храме нарушают субботу, однако невиновны?” (Мат. 12:1–5).
В конце священного дня главным будет не количество нарушенных законов, но количество голодных Давидов, которые получили в церкви подкрепление и оружие. Ахимелех учит церковь следовать духу закона, а не его букве . Давид учит отчаявшихся людей искать помощи среди Божьего народа. Давид претыкается в этой истории. Отчаявшаяся душа всегда претыкается. Но по крайней мере он претыкается в правильном месте — в Божьем святилище, где Бог встречает людей и служит их сердцам, утратившим надежду. В подтверждение этому вернись к истории, с которой начинается эта глава. В церковное собрание пришел потерявший надежду, отчаявшийся человек.
Я говорил о размере церкви? Она маленькая. Там собралось всего десятка два душ, чтобы найти подкрепление. Говорил ли я о месте нахождения этой церкви? Она находилась в горнице на верхнем этаже одного дома в Иерусалиме. Когда это было? В воскресенье. В воскресенье после распятия, происшедшего в пятницу. В воскресенье после предательства, случившегося в четверг.