— Не бойся! Он больше не будет удерживать тебя против твоей воли. — Царица ласково улыбнулась и протянула мне руку.

Она думает, что я пленник фараона?

— Никто меня не удерживает… — буркнул я, юркнув за спину эрпата.

— Ваджит! — сухо сказал эрпат. — Ты не смогла бы вернуть его обратно, даже если бы в твоих руках были все силы Небесных Богов, ибо время его ещё не началось. Но коснись его ещё раз — и я остановлю дарованное тебе время.

Ваджит, почти коснувшаяся меня, дрогнула и отпрянула. Семерхет ласково провёл ладонью по моим рукам, и иероглифы исчезли. Я выдохнул с облегчением, но слова Ваджит меня встревожили: так это его колдовством я могу быть здесь?

— Ты должен понимать, — после молчания сказала царица, — что твои силы…

— Довольно! — оборвал её Семерхет.

Женщина неодобрительно качнула головой, потом поклонилась и произнесла:

— Вижу, что я помешала тебе, мой возлюбленный Семерхет. Приходи же в мои оазисы, когда пожелаешь видеть меня.

Фараон ответил ей не менее велеречивой фразой, и Ваджит удалилась.

— Она сказала правду? — спросил я.

— Не понимаю, о чём ты.

— О том, что ты тратишь слишком много сил на то, чтобы…

— Мальчик мой! — Эрпат поймал меня в охапку и отнёс к ложу. — Если я говорю, что тебе не о чем беспокоиться, то так оно и есть. Что может понимать вздорная женщина!

— Послушай… но как же она…

Я осёкся, вспомнив, что ещё там, в моём мире, фараон сказал, что Хефау убил Ваджит из ревности, а после задумал убить и самого эрпата. Так почему же сейчас она была жива? Ведь то прошлое никак не могло поменяться: оно произошло задолго до того момента, как мы вернулись и исправили прошлое… которое было позже… А-а, всё, я опять запутался!

— Я воскресил её, — ответил Семерхет, когда я пролепетал свой вопрос вслух. — Вот видишь, я всемогущ и… незачем волноваться обо мне. Моего колдовства хватит, чтобы наполнить весь Кемет, и не единожды!

Я бы не отступился и вытянул из него правду (потому что нисколько ему не поверил), но… оказался под ним на ложе и думать об этом забыл. Его тело было слишком тяжёлым и слишком горячим, чтобы думать о чём-то ещё. Я размяк, оказываясь во власти инстинктов, и послушно тянулся вслед за ним, наполняясь сладостью и негой. Я сцепил руки за шеей фараона, тихо постанывая в ответ на настойчивые ласки. Звенели браслеты на щиколотках, вздрагивая и подскакивая, когда я вздёргивал ноги, подчиняясь ритму входящего в меня члена. Как же это было прекрасно!

Я проснулся среди ночи. Один. В опочивальню лился звёздный свет, тихо дышали спящие на полу танцовщицы. Я приподнялся на локте, прислушиваясь. Необычайно громким казалось шуршание скарабея на балконе, из окон доносилось заунывное пение жрецов и дрожащий шелест листвы. Я перевернулся на спину, со стоном сжимая ягодицы. Тело ныло, отходя от ласк и секса. И почему его нет сейчас здесь… когда он мне так нужен…

Отлежавшись немного, я вышел на балкон. Писец повернулся на звук моих шагов, отложил папирус и поклонился.

— Где эрпат? — спросил я.

Тутмос смутился. Наверняка он что-то знал, но сомневался, стоило ли говорить об этом.

— Отвечай, — настоял я. — Семерхет приказал тебе слушаться меня.

— Господин в Чёрном Храме.

— И что ему там ночью делать?

Писец не ответил.

— Где это? Проводи меня туда, — потребовал я.

— Я не смею! — в ужасе воскликнул Тутмос.

Но я всё-таки заставил его вести меня. Почему-то мне казалось, что это очень важно, что я непременно должен туда попасть. Тутмос вывел меня из дворца и тайными тропами повёл в темноту ночи, тихо бормоча заклинания. Похоже, он чего-то боялся.

С каждым шагом пение жрецов становилось громче, а на душе — всё беспокойнее. Мне даже хотелось несколько раз повернуть назад, но я знал, что если поверну, то никогда не узнаю, что Семерхет там делал.

— Это здесь. — Тутмос показал дрожащим пальцем на зияющий дверной проём. — Я не смею идти дальше. И тебе не стоит, мой юный господин…

Я не стал его слушать и шагнул внутрь. Меня обдало горячей волной благовоний, голова закружилась почти так же, как в гробнице. Я нащупал рукой стену и пошёл вперёд, трогая прохладные камни пальцами.

Голоса жрецов становились всё отчётливее, на стенах заплясали отблески факелов. Сердце у меня почему-то колотилось, да и сам я как будто начал впадать в какой-то транс, подчиняясь этому монотонному бормотанию, царящему вокруг. Но слух улавливал звуки, которые я уже слышал раньше, правда не помнил когда: хруст, превращающийся в шуршание. А возможно, это просто шуршало у меня в ушах.

Я сделал ещё пару шагов и оказался в полутёмном зале, кажется, круглой формы, но всё скрадывалось тенями, так что сложно было сказать наверняка. Дрожащими тенями казались фигуры жрецов, раскачивающихся и поющих заклинания. В их кольце возвышалась фигура Семерхета — я узнал его даже в этом сумраке. Фараон на вытянутой руке держал за горло какого-то человека, и силуэт того таял на глазах. Я уже видел такое однажды…

Я шагнул вперёд, под ногой что-то хрустнуло… Пол был усеян останками людей, высохших и скорёженных. Я невольно вскрикнул и попятился. Семерхет развернулся и оказался возле меня, я почувствовал, что его пальцы стиснули мою шею и сдавили так, что воздух перестал поступать в горло. Я захрипел, пытаясь освободиться, но смог лишь слабо заскрести пальцами по его руке. Глаза Семерхета были пусты, он как будто находился в трансе… какой-то колдовской сомнамбулизм — иначе и не скажешь. Если бы он сдавил моё горло чуть сильнее, он бы просто сломал мне шею. Но глаза его вдруг прояснились, и Семерхет разжал пальцы.

— Мальчик мой… ты не должен был… — донёсся до меня его прерывистый шёпот.

Через мгновение я уже был у него на руках, и эрпат вынес меня из храма на улицу. Я вывернулся, отскакивая от него и растирая шею.

— Я не хотел… чтобы ты видел меня таким…

Сейчас это уже был Семерхет, которого я знал… мой Семерхет. И он выглядел как никогда молодо и прекрасно. Ясно, почему.

— Понимаешь ли, я… — начал он.

— Не надо! Не хочу ничего об этом знать! — поспешно воскликнул я.

Я и сам догадался, что тут к чему. Как и говорила Ваджит, Семерхету нужно было пополнять силы, чтобы продолжать удерживать меня, чтобы продолжать само своё существование. Но силы эти он просто-напросто забирал у других… вместе с жизнью.

— Боишься меня теперь? — спросил фараон, как будто угадав мои мысли.

Я отдышался и мотнул головой.

— Увы, я не могу существовать без этого.

— Всё из-за меня… — пробормотал я, но следующие его слова повергли меня почти в шок.

— Никогда не мог. Поэтому Хефау и называл меня чудовищем. Это и дар, и проклятие Небесных Богов. Всегда нужно отдавать что-то, чтобы получить что-то взамен. — Семерхет сжал лоб и опустился прямо на песок. — Теперь ты будешь меня бояться… когда знаешь всё это.

Я постоял возле него, потом сел за ним и обхватил его талию руками:

— И совсем не боюсь.

— Но могло случиться…

— Но не случилось же?

Семерхет вздохнул, сжимая мои руки и прижимая их к себе покрепче:

— Ты не боишься, мальчик мой?

— Это было не ужаснее ожившей вдруг мумии… — пробормотал я, вжимаясь носом в его спину.

Семерхет засмеялся, а я успокоился окончательно: на меня всегда так действовал его смех.

— Иди-ка сюда… — Фараон за руку вытянул меня и посадил перед собой. — Пообещай мне кое-что.

— Что?

— Не следи за мной… когда я делаю это. Ты уже понял, что это может быть опасно для тебя.

— Не буду, — пообещал я.

— И я могу рассказать тебе, как всё это вышло… и о Небесных Богах…

— Не надо.

— Уверен?

— Да.

Эрпат привлёк меня к себе:

— Хочешь вернуться домой?

Я помотал головой, крепче прижимаясь к нему. Мне было хорошо и здесь… да где угодно, лишь бы он был рядом!

— Так что же?

— Да ничего…