Она снова горделиво тряхнула головой, ожидая его ответа. Но Дьявол хранил молчание. Тогда Анжела осознала печальную торжественность данной клятвы. Дьявол, ее Дьявол, ее красавец и неудачник Дьявол.

— Да, — еле слышно произнесла она. — Каждый из нас получит желаемое. Но все же интересно, какою ценой.

Она отвернулась и побрела прочь. Отвергнутая, опустошенная, она спустилась по склону.

Пусть подумает, пусть поразмыслит.

Пусть.

Ей также необходимо подумать. Предстояло разобраться в себе, понять, почему один взгляд на него повергал ее в такой восторг, почему беседа с ним несла покой и умиротворение. Нужно определить, когда впервые его улыбка зажгла в ней пожар… Надо попытаться…

Анжела пробиралась сквозь густой кустарник и сплетенные ветви деревьев. Сухой хворост хрустел под ногами. Земля приготовилась принять первый снежный покров. И она тоже должна подавить чувства, отвердеть душой, приготовиться к предстоящей борьбе.

Анжела отбросила ногой старый сук. Ступня попала в расщелину, и девушка оступилась. Казалось, земля разверзлась перед ней. Она инстинктивно выбросила вперед руку, качнулась и очутилась нос к носу с мясистым мужским лицом. Блеснул кинжал.

Жемчужина большой цены.

С того самого момента, когда он увидел свою похитительницу, Николас понял — она представляет большую ценность. Храбрая и находчивая. Она обладала всем, что его восхищало в мужчинах и чего он не рассчитывал найти в женщинах.

Он провожал ее взглядом, пока она не скрылась среди деревьев, проклинал прошлое и не видел будущего. В ней Николас видел все, о чем мечтает любой мужчина. Все, чего мог бы желать он сам.

Если бы не его проклятая судьба.

Если бы он принадлежал только себе.

Он с тоской вспоминал поцелуй, которым они обменялись при так называемом бракосочетании, и жалел, что несколько мгновений назад отказался от подобного блаженства. Воскрешая в памяти ее образ, когда она подошла к нему у дверей часовни — нежная и покорная, — он готов был стонать от боли утраты. Ему хотелось снова сжать ее в объятиях, сорвать одежду, скрывавшую совершенное тело, целовать ее всю — губы, глаза, шею, где билась тонкая голубая жилка. Хотелось постичь ее всю и жить для нее до конца дней. Как хорошо она изобразила страсть при поцелуе, закрыла глаза, а когда он заставил себя оторваться, провела языком по нижней губе, желая запомнить и сохранить вкус его поцелуя…

Николасу возомнилось, будто он сможет овладеть ею открыто перед Создателем, а потом в церкви перед отставным священником. Ему хотелось лечь с ней прямо там и пить ее всю — глазами, руками, губами. Проклятие, ему просто хотелось изучить ее так же хорошо, как Адам знал Еву, а другие мужчины — своих жен. Женитьба, подлинная или фиктивная, только обостряла его чувства, его потребность стать тем, кем его объявил священник перед свидетелями. Перед лицом ее верных слуг, смущенно покашливающих. Они словно читали его мысли.

Сейчас он отдал бы многое, чтобы стать обычным человеком, не связанным долгом перед соотечественниками, чтобы над ним не довлело его прошлое, и он мог бы смело смотреть в будущее. Всемилостивый Господь, он отдал бы годы неустроенной жизни за один год рядом с этой женщиной. И в течение года он превращал бы каждую ночь в райское блаженство для нее. Он бы целовал и ласкал ее, одаривая такими богатствами, что ни один мужчина, последующий за ним, не смог бы отнять их у нее.

Что это за наваждение?

Он провел рукой по лицу, пытаясь отогнать навязчивое видение.

О чем это он думает?

Ему не дано желать женщину! Ни одну он не сможет назвать своей и меньше всего — эту знатную даму. «Она обратилась к тебе за спасением, а не для того, чтобы ты воспользовался ее несчастьем в своих интересах! Все же, когда Бартлет появится, ваши цели — твоя и ее — сведутся к одной».

Но он преследовал не одну, а две цели, и сознавал это.

Что это, двойственность натуры?

Борясь за ее свободу, не боролся ли он и за свои интересы? Не грозило ли ему поражением собственное двоедушие?

Этого он не допустит.

О, святой Иисусе!

Он быстро вскочил в седло и легким галопом поскакал туда, где ждали его остальные, на опушку леса. Бросил взгляд на замок Уиндом — мосты опущены, тем лучше, легче будет проникнуть туда. Только бы не встретить сопротивления, обезопасить неверных слуг, убивших Кретьена и теперь покушавшихся на свободу своей госпожи.

Николас внимательно смотрел на дорогу, ведущую на север.

Куда, черт побери, запропастился Гейнсбридж?

Они уже так давно торчат в этом пролеске. Даже его соколу надоело ожидание — он то кружил над равниной, то насмешливо взирал на него с ветки старого дуба. Скоро в замке подадут обед, и вся охрана чинно усядется за трапезу. В такое время лучше не появляться.

Трудно одолеть противника, если оторвать его от еды. Этой мудрости научил его Великий Хан. Другая военная хитрость, которую Дьявол почерпнул от этого талантливого воина, — не позволять врагам собрать силы, если можно разбить их на части перед готовящимся нападением.

Именно для этого необходим Гейнсбридж, черт бы его побрал. Как человек, хорошо известный в северных районах и бывавший в замке, Гейнсбридж мог проникнуть в Уиндом, не вызвав подозрений. Находясь на территории крепости, он и его люди обеспечат охрану тылов Николаса и соберут информацию там, где он сам не сможет этого сделать. С ним и его отрядом вооруженные люди Николаса численно превзойдут охрану замка. Также лорд Гейнсбридж поможет выяснить, на чьей стороне еще четверо слуг в Уиндоме.

Конечно, если Гейнсбридж не появится вскоре, придется обдумать запасной вариант — нарядить половину из двенадцати своих товарищей в вооруженную свиту благородного лорда Форестера и таким образом ворваться в крепость своей жены. Не очень изысканный способ, да и для наружной охраны маловато людей. Ведь король Иоанн может заинтересоваться происходящим в Уиндоме и послать отряд на помощь своим приспешникам.

Но так или иначе, его гвардия способна отпугнуть любого неприятеля. Один Ибн Саид чего стоил с его зловещей улыбкой, иссохшим черным телом и ярким одеянием, под которым скрывалась восточная жестокость. Толл Вик, сын портного. Ростом почти с Николаса и не уступающий, а, скорее, превосходящий его во владении мечом. Такого виртуоза мир еще не знал. А Джеймс, сын булочника из Свонсдона. Беглый каторжник, преданный своему господину с юных лет. И, наконец, Леон, определенный на работу в замок для сбора информации… Этого Леона еще следует проучить, но, в целом, он верный человек…

Пронзительный женский крик…

Николас привстал в седле.

Анжела?!

Дьявол, пришпорив коня, вихрем понесся к лесу.

В том месте, где он потерял ее из виду, Николас спрыгнул с коня и осторожно вошел в заросли кустарника. Подражая пантере, которую однажды приручил и держал при себе вместо собачонки, Николас обошел тропинку. Толл Вик и Джеймс находились недалеко, по другую сторону поляны, и повернулись на крик вместе с Дьяволом, держа наготове кинжалы. Ступая осторожно и бесшумно, Николас оказался около деревьев, где неизвестный обнажил кинжал и приставил его к горлу Анжелы. Сейчас он увлекал ее вверх по склону, там стояла ее лошадь.

Негодяй не уйдет! Со скоростью вихря Николас пролетел между деревьями. На крутом склоне Анжела споткнулась, Дьявол воспользовался этим, обогнул толстый дуб и бросился под ноги похитителю.

Одним движением он повалил его на землю, Анжела отлетела в сторону от боровшихся на земле мужчин. Николас понял: противник хладнокровен, но не очень силен. Прижал его руки к земле, словно к кресту, надавил коленом на горло, приставил нож к уху.

— Это тебе в награду, мерзавец!

— Не надо, Николас! — зазвенел голос Анжелы, и мягкая рука обвила его запястье. — Это охранник из Уиндома!

Николас с интересом оглядел человека.

— Какой конфуз! Вы, милейший, выбрали не то место и не то время для сведения счетов со своей госпожой!