Николас попробовал температуру воды, она оказалась горячее, чем ему хотелось бы. Но рассуждать не оставалось времени. Он вылил в ванну уксус. Подошел к Анжеле, взял ее на руки. Она прижалась к нему, от нее исходил запах их страсти, дурманящий, заставлявший учащенно биться сердце. Николас принялся жадно целовать Анжелу, но потом взял себя в руки.
Со вздохом сожаления она погрузилась в воду. Он мыл ее губкой и мылом. Нехотя отвернулся от нее, вернулся к подносу, разрезал лимоны и выжал сок в чашу. Взял масло акации.
Она встала из ванны, закутавшись простыней, подошла и вопросительно посмотрела на Николаса. Он прижал ее к себе.
— Дорогая, я причинил тебе боль, теперь хочу помочь.
— Нет, ты не можешь причинить мне боль.
Стараясь не слушать ее уверений, будто все произошло только по ее желанию, он, зная, как ей должно быть больно, спешил сделать все необходимое, облегчить страдания и не дать Ангелу понести ребенка от Дьявола.
Николас отнес Анжелу на постель и замер. На белых простынях расплылись пятна крови, свидетельствовавшие о силе его любви и ее целомудрии.
— Отдохни, — прошептал он и отошел, собираясь налить масла в ладонь. Затем вернулся к Анжеле.
— Поцелуй меня.
Она прильнула к его губам.
— Люблю твои губы, — блаженно проговорила она.
Он положил ее на подушки, встал на колени между ее ног и, бережно раздвигая ее пальцами, тщательно смазал маслом внутри. Она трепетно отвечала на его прикосновения, и это доставляло ему неимоверные страдания.
— О, мое сердце, это чудодейственное лекарство. Не уходи…
— Нужно. Не надолго. Хочу очистить тебя от следов нашего супружества, если смогу.
— Но… — она схватила его руку.
— Не могу рисковать и оставить тебя с ребенком, дорогая, — говорил он, вводя еще масла.
Затем взял сок лимона и снова нагнулся над ней. Анжела наблюдала за ним с болью и отчаянием. Окончив процедуру, он поцеловал ее мягкий живот, руки, губы, мысленно произнося: «О, Господи, услышь мою молитву, пусть эта ночь любви останется без последствий!»
Когда он отошел от постели и начал мыть руки, до него донеслись ее сдержанные рыдания. Они разрывали сердце, Николас устремил на Анжелу полный любви взгляд.
Взяв себя в руки, он решил выяснить одно обстоятельство, так мучавшее его. С тяжелым сердцем вернулся к Анжеле, заключил ее в объятия и долго держал так, покачивая, как дитя. Когда она успокоилась, он внимательно посмотрел в зеленые озера ее глаз.
— Ты боялась признаться в своей невинности?
Она отрицательно покачала головой.
— Не могу поверить, ты специально скрыла это от меня? — Он приподнял ее лицо, убрал прядку золотистых волос со лба. — Ведь мы стали так близки, дорогая.
— Никто не должен об этом знать. И ты тоже — так я думала вначале. Это не имело никакого значения. Когда же мы стали совсем близки, это тем более перестало иметь всякий смысл.
— Ты боялась, думала, Делигер помешает унаследовать замок, если узнает, что брачные отношения оказались не скреплены физической близостью?
— Да! Брак может быть аннулирован по трем причинам. Это одна из них. Кретьен всегда относился ко мне хорошо. Я не возражала против супружеских отношений, раз уж пришлось дать согласие на брак. Но Кретьен не сделал меня настоящей женой, — она опустила глаза, пытаясь отодвинуться от Николаса.
Он крепче прижал ее.
— Почему же он не подкрепил данные клятвы, дорогая? Тебе он нравился. Он почитал тебя. Что же мешало?
Анжела поежилась.
— В брачную ночь он привел меня сюда… пытался поцеловать… но… у него не получилось. Он не смог… сделать то, что сделал ты. Сказал, я ему нравлюсь, и из меня выйдет прекрасная жена… но он… предпочитает иное…
— Иное? Он любил…
— Мужчин.
Николас откинулся на подушки. Анжела надела ночную сорочку. Она хотела рассказать то, что не смогла бы произнести в его объятиях, и Николас это понял.
— Сначала я не поняла, что он имел в виду, — она грустно улыбнулась. — Необходимость объясниться смущала его не меньше, чем меня. Я совсем не представляла, что должны делать мужья со своими женами. Господи, моя няня в Монтрозе поведала мне об этом лишь за неделю до свадьбы. Откуда мне было знать о любви мужчины к мужчине? Я чувствовала себя такой невежественной. Такой… разбитой и уязвленной.
Николас поднялся, налил им обоим вина, поднес ей. Когда она выпила, он забрал ее кубок, отнес на столик.
— По словам Кретьена, он в молодости знал нескольких женщин. Женщины ему нравились. Я тоже ему нравилась, он даже любил меня… так он сказал… как друга. Но я не вызывала у него того интереса, какой многие мужчины испытывают к своим женам. Походная жизнь научила его находить утешение с мужчинами. Он даже намекнул… будто король Ричард…
— Да. Это являлось одной из особенностей короля. Хотя сам Ричард всем пытался доказать обратное. Даже с собственной женой. Ричард страстно хотел ребенка, наследника. Он не хотел оставлять корону брату.
— Я думала, вернее, так говорил отец, будто Кретьен тоже хотел наследника. Я спросила Кретьена, так ли это, он подтвердил. Он надеялся сделать меня настоящей женой, но не смог, так он говорил. Кроме того, его любовник высказал протест.
Сердце Николаса наполнилось страхом.
— А он не упоминал, случайно, кто был его любовником?
— Никогда. Я и не спрашивала. Не хотела знать. Я не испытывала к Кретьену ни любви, ни ревности. Я ни к кому не испытывала чувства, которое испытываю к тебе.
Николас поцеловал кончик ее носа.
— Я знаю.
— Однако мы стали верными друзьями. Кретьен меня очень уважал, заботился обо мне. Я говорила, как ценила его заботу. Он спросил… и я рассказала, почему согласилась выйти за него замуж. Он пришел в ярость и пообещал, что Данстану не достанется ничего из моего наследства.
Николас одобрительно кивнул, ему понравилась такая забота Кретьена об Анжеле.
— Так он написал завещание?
— Да. Отдал мне через несколько недель после свадьбы. Велел спрятать подальше. Поэтому ни король, ни кто-либо другой не могли отнять у меня Карлисли или Монтроз. До Кретьена доходили слухи о претензиях лорда Джеффри Девро на земли Уиндома. Я вряд ли сумела бы сохранить их, и Кретьен этого боялся. По его мнению, мне принадлежало право унаследовать определенную часть имения.
Николас задумался. Кретьен побеспокоился о завещании сразу после свадьбы, это доказывало его подозрения насчет кое-кого, кто хотел бы отнять у Анжелы ее права. Возможно, кто-то даже угрожал ему… или ей.
Анжела с грустью наблюдала за Николасом, видя, как он ушел в себя.
— Но сохранить кусок пергамента легче, чем сдерживать аппетит короля. Когда Кретьен умер, появились претенденты на меня. А я, о Николас, мне ненавистна стала мысль о замужестве. Я не хотела жить в одном доме с мужчиной. Думала только о том, как спастись от новой петли. Тогда Леон предложил привлечь Полуночного Дьявола. Он сказал, что сумеет помочь мне и доставить Дьявола. Ему известно, где ты встречаешься со связными, и…
— Гм, да. К Леону у меня есть несколько вопросов. Он мог и не заманивать меня в ловушку и приносить связанного. Если бы он потрудился объяснить, я бы сам пришел.
— Он сказал, будто никто никогда не видел твоего лица.
— Кроме моих людей. Но очевидно, Леон частенько наведывался в лес и знал, который из нас Дьявол. — Николас сел поудобнее.
— Тебе неизвестно, кто мог быть любовником Кретьена?
— Нет. Каждый вечер после ужина он удалялся с мужчиной. Я сидела в светелке и шила. И всегда запирала дверь. А потом… потом Кретьен приходил и говорил, что пора спать. А я все шила, пока не начинали смыкаться веки.
— Тебе никогда не приходилось находить какого-нибудь предмета одежды, чего-нибудь, указывающего на этого человека?
Анжела отрицательно покачала головой.
— А об этих шести стражниках из Карлисли… ходили ли о них какие-либо слухи?
— Нет. Впервые я поняла кое-что, когда пожаловались Джил и Джек. Одно дело развлекаться со взрослым и совсем другое — совращать невинных подростков.