Поэтому после завтрака у нее было осунувшееся лицо и покрасневшие от недосыпа глаза. И все, это видел Вегас. Мужчины разошлись; даже Инес ушла с братьями Бреклингами, которые просили ее попозировать на фоне дикого окружения. Им удалось объяснить, что такая великолепная модель подчеркнет по контрасту дикость местности. Поэтому, когда Рамон заговорил, они были совершенно одни.

— Что с вами? Вы больны?

Неожиданная резкость его тона застала ее врасплох. Тина покачала головой, чтобы разогнать пелену депрессии, и ответила:

— Конечно, нет!

Он нетерпеливо щелкнул пальцами и показал на перевернутый ящик.

— Садитесь, я хочу поговорить с вами.

Под его строгим взглядом она не решилась возразить, но повиновалась так неловко, что он, конечно, призадумался над правдивостью ее ответа. Тина с немым высокомерием ждала неизбежного разговора.

— Насколько сильно вам нужен этот туземный знахарь? — поразил он ее своим вопросом. — Достаточно ли сильно, чтобы без малейших возражений повиноваться всем моим указаниям? Не отвечайте на этот вопрос, не подумав, — добавил он, увидев, что она открыла рот, готовая ответить. — Очень важно, чтобы вы поняли всю необходимость моего требования, прежде чем я подумаю о том, чтобы взять вас в деревню гуахарибо.

Она удивленно открыла рот. Убежденная, что расслышала неверно, переспросила:

— Вы хотите взять меня в деревню?

— Я подумаю об этом, — последовал подчеркнутый ответ, — только если выдадите мне слово, что во время всего пути не отойдете от меня ни на минуту и будете выполнять все мои указания без вопросов и колебаний — с того времени, как мы покинем лагерь и до самого возвращения. Я видел достаточно, — резко продолжал он, — чтобы понять, что вам не хватает благоразумия и что вы недостаточно опытны, чтобы одной оказаться в этой местности, поэтому мне в пути понадобится двойная бдительность, если мы хотим благополучно достичь деревни. Но для этого мне нужно быть уверенным, что вы не попытаетесь обнять анаконду или погладить ягуара у меня за спиной!

Ее бледное лицо вспыхнуло, в глазах блеснул гнев — в его намеренном сарказме не было ни юмора, ни попытки смягчить воздействие резких слов. Она едва не отказалась от его предложения, но здравый смысл победил. Торопливые слова возмущенного отказа замерли на языке, когда Тина поняла, что он дает ей возможность следовать по стопам родителей, и ничто не должно помешать ей воспользоваться этой возможностью.

Но один вопрос все же нужно задать.

— Почему вы передумали? — осмелилась она спросить. — Вчера вечером вы запретили мужчинам идти со мной из-за опасности, связанной с этим путешествием, а теперь предлагаете идти с вами. Разве опасности больше не существует?

— Существует, — кивнул он, — но если мы пойдем одни, опасность будет меньше, чем если бы на их территорию вторглась целая группа. — Он придвинулся ближе и заверил: — Я знаю этих людей, и они знают меня. Пока вы со мной, вам опасность не грозит. — Неожиданно он распрямился, и следующие его слова прозвучали как ультиматум: — Если вы готовы делать, как я велю, мы выходим через десять минут. Возьмите с собой только то, что поместится в карманах; я уже упаковал все необходимое для пути.

— Десять минут? — ахнула Тина. — А как же остальные? Что они подумают, когда вернутся и не найдут нас?

— Я обсудил этот план с Феликсом и Джозефом Роджерсом, — ответил он. — Мне не хотелось бы выслушивать возражения вашего друга Бренстона или Инес. Они, конечно, захотели бы отправиться с нами. Феликс объяснит им все вечером, когда они вернутся в лагерь. — Тон его стал мягче. — Не волнуйтесь, сеньорита, я не разлучу вас с Бренстоном надолго. Я намерен самое позднее вернуться в лагерь завтра вечером, конечно, — подчеркнул он, — если вы перестанете переживать и начнете действовать.

Тина протестующе посмотрела на него. Рассерженная напоминанием о своих прежних глупостях, она хотела резко ответить, но охватившая ее радость не дала произнести эти слова. Через секунду на лице ее появилась робкая улыбка, и она попыталась найти слова, чтобы поблагодарить его.

— Не могу сказать вам, сеньор, — хрипло произнесла она — как много значит для меня эта возможность, и хочу искренне поблагодарить вас за нее.

У нее на глазах черты его лица отвердели. Глаза сузились, и он резко ответил:

— Не льстите себе: я делаю это не ради вас, сеньорита Доннелли. У меня исключительно личные мотивы. Просто я тоже хочу продвинуть вперед науку...

Тина очень старалась не показать испытываемую обиду, когда они направились вверх по реке, предположительно в сторону деревни гуахарибо. Теперь она даже жалела, что пошла: атмосфера была насыщена молчаливым неприятием, и чем дольше они будут оставаться наедине, тем будет все хуже. Оливковая ветвь, которую она так радостно схватила, стремясь к своей цели, оказалась колючей, и шипы вонзались все глубже. Тина поняла, что пропасть недоразумения между ними не станет менее глубокой, если просто не обращать на нее внимания. Его презрение было унизительным; одного взгляда на его напряженное лицо достаточно, чтобы убедиться, что всякие объяснения бесполезны — если даже она на них осмелится.

Но ее внимание было отвлечено, когда каноэ неожиданно изменило курс и направилось к одному из многих притоков, впадавших в реку. Поскольку Вегас ничего не объяснял, Тина предположила, когда они вошли в узкое русло, которое струилось в густой растительности, словно хотело поглотить их, — предположила, что они вступают в самое сердце не нанесенной на карты территории, где живет знахарь. Казалось, они уже много часов плывут по узкому протоку; нервы Тины натянулись, она испытывала страх, который никак не смягчало полное нежелание ее спутника разговаривать. Рамон продолжал грести, глубоко задумавшись, а она смотрела на сплошную стену деревьев и подлеска, представляя себе, что под каждым кустом прячется свирепый хищник, под каждой нависшей ветвью таится готовое ужалить гигантское насекомое, а любая тонкая ветка может превратиться в духовое ружье, предвещающее появление свистящих стрел. И хотя она видела только безвредных птиц и бабочек, ощущение тайной угрозы не исчезало, — так и чудилось, что из-за густых кустов за каждым их шагом следят внимательные враждебные глаза.

Наконец Вегас направил каноэ к берегу и протянул руку, чтобы помочь Тине сойти. Принимая протянутую руку, она дрожала от возбуждения, и он вопросительно посмотрел на нее. Торопливо, прежде чем он успел задать вопрос, она принялась болтать:

— Как прекрасны джунгли — смотрите! — Она показала на гроздь ярких орхидей, чью красоту на фоне темной зелени листвы трудно было описать. — Разве это не великолепно? — Она пальцем провела вслед за полетом многоцветной птицы. — А это! Как невероятно красиво!

И когда он слабо улыбнулся в знак согласия, она облегченно выдохнула: ей удалось отвлечь его внимание. У него слишком пристальный взгляд, и ей нужно постоянно помнить об опасности.

Вытащив каноэ на берег, он приказал:

— Идите сразу за мной, сеньорита. Ступайте в мои следы и, что бы ни случилось, ни в коем случае не отставайте, понятно?

Она со страхом сглотнула и молча кивнула в ответ, и Рамон Вегас углубился в джунгли. Тина бросила последний взгляд на сравнительную безопасность, которую они покидают, прежде чем собраться с духом и тоже углубиться в зелень, уже поглотившую его. Охваченная паникой, она пошла быстрее, убежденная, что он способен оставить ее одну, если она не подчинится, и через несколько секунд увидела его широкую спину. Ее маленькие следы благодарно ложились в оставленные им большие.

Впоследствии Тина, вспоминая, удивлялась, как она пережила это путешествие. Несомненно, ее удерживало на ногах лишь сознание, что Рамон Вегас наслаждается зрелищем ее мучений и сознательно заставляет напрягать силы, вынуждая сдаться. Но он будет разочарован. Она стиснула зубы и изо всех сил старалась не отставать от его убийственной скорости, как только поняла, что он не собирается делать никаких скидок на то, что она женщина. Эта решимость одна заставляла ее продолжать путь среди бесконечного мира деревьев и зарослей. Она брела по болотам, поднималась на холмы, пересекала ручьи и, что, возможно, хуже всего, страдала от укусов сотен голодных москитов, чья настойчивость не уступала ее собственной. В одних местах почва становилась мягкой и идти было легко, в других Вегасу приходилось прорубать мачете путь в спутанной массе колючих кустов. Лианы и ужасные тонкие корни растений, которые живут на деревьях и никогда не касаются почвы, задевали ее лицо, а попугаи ара не раз едва не сводили ее с ума своими пронзительными криками, когда совершенно неожиданно взлетали и метались меж стволами, как проклятые души.