Однако погоня вот-вот могла выскочить из-за угла, потому поручик перебежал улицу и на остановке, как нельзя кстати оказавшейся рядом, чинно сел на другой трамвай, шедший в противоположную сторону. Он даже снова проехал мимо отеля, где еще царила суматоха, и успел заметить, как Тереза в сопровождении того же Грицишина уходила прочь от опасного места…

Спокойно доехав на трамвае почти до железнодорожной станции, поручик вышел к воинской рампе, где как раз шла погрузка очередного эшелона, смешался с толпой провожающих и уже дальше, возле выходных стрелок, высмотрев отходивший товарняк, забрался на одну из пустовавших тормозных площадок…

В густеющих сумерках товарняк медленно втянулся на прикордонную станцию. Уже от семафора поручик висел на последней ступеньке и, едва поезд уменьшил ход, почти неслышно спрыгнул на гравий, дохнувший на него запахом угля и мазута.

Где-то впереди шла разгрузка другого эшелона, оттуда долетал невнятный шум, мигали фонари и, время от времени, вспыхивали фары автомобилей, подъезжавших к воинской рампе. Зато вокруг уже воцарилась темнота, и поручик, никем не замеченный, махнул прямиком через железнодорожные пути, сбежал с насыпи на чьи-то огороды и скрылся в путанице неосвещенных переулков пристанционного городка.

На одной из окраин, у неприметного домика, он остановился, с минуту прислушивался, нет ли кого поблизости, и только потом осторожно постучал в дверь. Почти сразу на пороге возник хозяин и, держа в руках керосиновую лампу, посветил в лицо поручику.

— Вам кого?

— Мне нужен машинист Велько.

— Я машинист Велько… А вы кто?

— Я студент, — коротко ответил поручик и, повозившись, достал из кармана монету с тремя крестиками, выцарапанными на аверсе. — Вот, прошу…

— Ого… — присматриваясь, Велько поднес монету к самым глазам. — Что, студент, припекает?

— Да, основательно… Я, было, надеялся, но сегодня утром жандармы повисли буквально на хвосте.

— Понимаю, — Велько посторонился. — Заходите, вам отдохнуть надо…

Через полчаса, сидя за столом, поручик заканчивал сытный ужин, а сам Велько, подсвечивая себе лампой, поспешно, прямо на пол, выбрасывал из сундука вещи. Кое-что он клал на стул и одновременно пояснял:

— Под контрабандиста оденетесь — и ходу отсюда. Я тоже уйду. Войска на кордон выходят, так что и моя работа кончилась…

— Это верно, какая теперь контрабанда… — поручик проглотил последний кусок и поднялся. — Я готов.

— Считайте, повезло… Случайно меня застали, — Велько перебросил одежду поручику. — Переоденьтесь, не так заметны будете.

— Неплохая хламида… — поручик натянул на себя брезентовый пыльник и заметил: — «А ось повезло чи ни — то ще бабця надвое казала!»

— Хорошо, что напомнили. Возьмите-ка «цю бабцю», — слегка взвинченный Велько нервно усмехнулся и передал поручику револьвер армейского образца. — Вы пустой, по-моему…

— Ясное дело… — поручик спрятал оружие под плащом и похлопал себя по внутреннему карману. — Если что случится, все тут.

— Понял, — Велько кивнул и широко перекрестился. — Ну, с Богом…

Рассвет застал их в болоте верст за двадцать от станции. Чавканье шагов скрадывалось густым утренним туманом, и все равно Велько время от времени останавливал спутника и напряженно вслушивался. Болото понемногу отступало, идти становилось легче, однако, как только они достигли твердого грунта, и, казалось, можно было уже вздохнуть с облегчением, Велько настороженно предупредил поручика:

— Ну, студент, держись! Главное, тут…

— Попробую, — поручик огляделся, но за туманом не удавалось что-либо рассмотреть, и он тоже забеспокоился. — Только бы не заблудиться. И так полночи в болоте «копырсались»…

— Нет, идем правильно, — заверил Велько. — Надежнейшее место, специально сюда вышли.

Угадывая правильное направление чуть ли не звериным чутьем, Велько нырнул в сплошной туман, и поручику оставалось только идти следом. Через полверсты туман начал редеть, поручик тоже попытался сориентироваться и вдруг заметил какие-то подозрительные тени, мелькнувшие немного правее.

— Смотри… — поручик ухватил спутника за руку.

— Гонведы! Мать их… — матюкнулся Велько и коротко выдохнул: — Ну, студент, теперь только бегом!

Они враз сорвались с места и изо всех сил помчались к едва различимому сквозь туман редкому лесу. В это мгновение где-то сзади послышался гортанный выкрик и сразу же после него слаженный конский топот.

— Стой! Не успеем! — бросил поручик и выхватил револьвер.

— Успеем! За мной! — и Велько упрямо потянул товарища дальше, стараясь выиграть хоть какое-то расстояние у уверенно настигавшей их погони.

Топот и выкрики так быстро приближались, что, хотя казалось, до ближайших деревьев осталось всего ничего, стало ясно: им не успеть. Тогда Велько резко остановился, в свою очередь выхватил пистолет и сухо, словно на полигоне, приказал:

— По лошадям… Огонь!

Два револьвера, выбросив из стволов короткое пламя, дружно грохнули, и стремительное движение мелькавших в тумане всадников враз прекратилось. Один из силуэтов начал заваливаться и одновременно оттуда же, из белесого марева, ударил первый винтовочный выстрел.

— Бежим! — успевший сориентироваться Велько решительно потянул поручика дальше. — Они залегли!

Пригибаясь как можно ниже и пару раз поклонившись пулям, они таки успели добежать до леса, но едва проскочили первые деревья, как совсем с другой стороны послышался топот коней, идущих наметом. Поручик, дрожащими руками принялся перезаряжать барабан, однако Велько, который никак не мог отдышаться и пыхтел, как загнанная лошадь, махнул рукой.

— Не надо! То уже наши… Казаки…

На лесной просеке возникли стремительно приближающиеся всадники, и почти сразу на плечах переднего поручик разглядел серебряные погоны казачьего офицера…

В помещении старой кордегардии, спрятавшейся несколько в стороне от Генерального штаба, было тихо. Сюда не доносился ни шум толпы с Невского, ни гром оркестров с Дворцовой площади, где вовсю муштровали новобранцев. Зеленый бобрик, сплошь застилавший пол, глушил звук шагов, и только мелодично-серебряный звон савельевских шпор сейчас разносился по коридору, куда выходила череда дубовых, украшенных бронзой, дверей.

Возле одной из них поручик (а это был именно он), одетый на этот раз в полную парадную форму, остановился. Услыхав стук, адъютант, сидевший в приемной, поднял голову и, едва завидев поручика, прихрамывая, бросился ему навстречу.

— Вика!

— Сашка? Войнарович? — поручик радостно заключил адъютанта в объятья. — Как ты тут оказался? Ты же в Германии…

— Был там, Вика, был… Вот видишь, ногу подбили под Гумбиненом. Вот, пока оклемаюсь, здесь. У полковника…

— Ты смотри… А я тоже в Карпатах треснулся. Думал, ногу сломал…

— Да мы тут уже слышали! Целый австрийский поход… Однако ты молодец! Отметим сегодня?

— А нога не помешает?

— Еще чего! Нога — не глотка, помнишь, как мы с тобой после выпуска набузовались, а?

— И не спрашивай! — поручик махнул рукой и сразу посерьезнел. — Ладно, все это потом. Как полковник?

— В порядке. Ты, вроде бы, с ним там встречался?

— А как же! На Венском вокзале. В сортире.

— Комбатанты? — адъютант весело рассмеялся. — Ну, все остальное потом. Давай, заходи и — до вечера…

Весело подморгнув, Войнарович открыл дверь, и поручик, уставным шагом войдя в кабинет, четко обратился:

— Господин полковник!

— Тише… — хозяин кабинета, стоявший возле окна, обернулся. — Не надо громких слов.

Он отошел от окна, возле стола на секунду задержался и наконец в упор посмотрел на офицера.

— Что, досталось немного?

— Ничего, обошлось… — поручик и сам не заметил, как подстроился в тон полковнику. — Добрался, как видите.

— Вот за то, что добрался, спасибо! — полковник вздохнул и после короткой паузы заговорил. — Рапорт читал, подробности выяснены, но, лично для себя, хотел бы кое-что уточнить… Голубчик… Если можно, вспомните. Только точно… Те слова, в кафе, последние… Какими были?