— Я…

— Ты не будешь сидеть одна, — грубовато сказал он. — Ни для кого из нас такой вариант просто неприемлем.

Клер коротко взглянула на него и поморщилась. Не стоило давать лишнюю пищу для слухов жителям Лост-Фолза. Пусть Хантеру это безразлично, но ей здесь оставаться. А по городку непременно поползут сплетни о том, что их давний роман продолжает крепко связывать ее с семьей Стернсов.

— Я не хочу вам мешать. Получится, что я навязываюсь…

Взгляд Хантера смягчился, в его глубине мелькнул отблеск их прежней привязанности друг к другу. И еще чувство благодарности, которое Клер часто замечала в последние дни.

— Никому не приходило в голову считать, что ты навязываешься, когда ты готовила еду для мамы. Или когда покупала ей лекарства. Или выводила на прогулку. Возможно, ты считала меня излишне навязчивым, когда я обосновался в твоем доме, но ты, — легкая насмешливая улыбка тронула уголки его губ, — оказалась достаточно тактичной, чтобы не произносить этого вслух. Во всяком случае, пока.

Помимо воли ответная улыбка на мгновение озарила лицо Клер. Три дня под одной крышей с Хантером оставили глубокий след в душе. Но в этом она боялась признаться даже себе.

— Пожалуйста, пойдем внутрь, — продолжала просить Бет.

— Хорошо, — сдалась Клер, — я сяду с краю.

— Где тебе будет удобно. — Глаза Бет увлажнились, она быстро и крепко обняла Клер. — Мы хотим, чтобы ты была рядом.

Клер с нежностью прижала Бет к груди. Ее взгляд поверх плеча нечаянно уперся в грудь Хантера. Она видела прямо перед собой черный лацкан строгого костюма и ослепительно белую сорочку, чувствовала запах одеколона и даже слабый запах мыла из собственной ванной. Было странно знать, что теперь, после стольких лет разлуки, они живут в одном доме и пользуются одним душем. Соболезнования уже были принесены, но Клер чувствовала непреодолимую потребность поговорить с ним по душам, узнать, как переносит он потерю матери, каким увидел город после возвращения.

Два последних дня они были преувеличенно вежливы друг с другом. Предельно вежливы. Оба занимались своими делами. Оба молчали о том, о чем не следовало говорить.

Бет в последний раз крепко обняла Клер, словно они были настоящими сестрами, а вовсе не соседками, и быстро отошла, скрывая слезы. Клер растерянно замерла, вдруг остро ощутив пустоту в полуопущенных руках. Она подняла глаза, встретилась взглядом с Хантером и по выражению его лица поняла: он ждет, чтобы следующим она обняла его.

Тянулись томительные секунды.

Клер не могла заставить себя сделать это. Не на глазах у людей, собравшихся на похороны Эллы. Не перед толпой, готовой радостно подхватить слух, что между ними по-прежнему что-то происходит. Не здесь и не сейчас.

Она лишь коротко кивнула, вздернула подбородок и развернулась, собирая все свое мужество и достоинство, чтобы под любопытными взорами нескольких десятков пар глаз проделать тяжкий путь к передним скамьям, на которых Стернсы оставили для нее место.

Легчайшее прикосновение к локтю заставило ее замереть, потом сделать торопливый шаг вперед, прежде чем знакомое неодолимое притяжение, которое мощной электрической волной покатилось от руки прямо к сердцу, повлекло бы ее к Хантеру. Прикосновение стало настойчивее. Он явно не хотел отпускать ее.

— Клер! — тихо позвал он. Золотистые глаза потемнели от эмоций, которые трудно было выразить словами. — Спасибо. За все, чем ты была для моей мамы. И для меня тоже.

Во рту у нее пересохло. То ли от боязни разрыдаться прямо сейчас, то ли от испуга сморозить какую-нибудь глупость, но Клер смогла лишь невразумительно буркнуть в ответ:

— Не стоит.

Потом она заняла место на скамье среди членов семьи Эллы Стернс. Хантер сидел всего в полуметре впереди, чуть правее ее. Как ни старалась Клер сосредоточить внимание на столь любимых Эллой церковных гимнах, мысли упорно возвращались к Хантеру, взгляд неотступно изучал его чеканный профиль.

Он сидел, напряженно выпрямившись, с лицом, подобным застывшей маске, но внутри — Клер точно знала — царили боль и смятение. Он очень любил мать. Ее мнение всегда оказывалось решающим, даже если в душе он был не совсем согласен.

Сейчас у Клер было ощущение, что Элла в очередной раз посмеялась над всеми, доказав это. Не одним, так другим способом она заставила Клер занять место среди членов своей семьи: Пусть для этого пришлось организовать собственные похороны.

Элла помогла Клер пережить тот страшный день отъезда Хантера.

— У парня временное помешательство на почве переходного возраста, — сказала она тогда. — Это все пустое. Думаю, он даже не понимает, от чего отказывается. Главное, — назидательно произнесла она, для пущей убедительности подняв вверх указательный палец, — ты от него не отказывайся.

Но человеком, который все-таки вольно или невольно заставил Клер последовать совету, была ее собственная мать. Клер до сих пор помнит ее слова:

— Постарайся избежать той ошибки, которую в свое время совершила я, дорогая. Нельзя любить человека, который не готов остаться с тобой. У вас не получится семьи. Единственное чувство, на которое он будет способен по отношению к тебе, — это чувство сожаления.

С возрастом мама становилась все грустней и печальней — полная противоположность Элле. И все же, несмотря на разницу в характерах, две женщины дружили большую и лучшую часть их жизни.

Дентов и Стернсов, годами живших бок о бок в маленьком городке, — не понятно, чей домик беднее, — связывала настоящая крепкая дружба. Пока мама Клер смотрела свои бесконечные послеобеденные сериалы, она успевала перегладить всю большую стирку семейства Стернсов, а мама Хантера щедро платила им конфетами, если по случайности рвалась упаковка и они становились непригодными для продажи в маленьком магазинчике при автозаправке. Отец Хантера любил возиться в огороде. Мама Клер никогда не отказывалась полить грядки, правда с условием, что в конце лета Стернсы поделятся частью выращенного продукта.

Да, целый период жизни Клер был неразрывно связан с Хантером и его семьей. Эта связь напоминала замкнутый круг, где так легко спутать конец одного события с началом следующего.

Теперь она, не стесняясь, открыто смотрела на Хантера. Ей вдруг стало все равно, поспешит ли кто-нибудь заметить и превратно истолковать ее взгляд.

Прикрыв глаза, он беззвучно шевелил губами, повторяя слова молитвы. Когда гимн отзвучал, он поднял голову, и в уголках глаз Клер заметила блеснувшие слезинки.

Ее душа перевернулась, в горле остановился комок. Клер подавила готовое вырваться рыдание.

Было невыносимо мучительно сидеть перед гробом его матери и сознавать, что ничего не изменилось — она все так же продолжает любить его и все так же не имеет права утешить.

— Разве сегодня ты не спешишь на работу? — поинтересовался Хантер на следующее утро, лениво разглядывая обтягивающие эластичные брюки и коротенький топик Клер, в которые она облачилась, прежде чем спуститься на кухню.

Она сознательно проигнорировала его демонстративный интерес к ее внешнему виду, легким шагом пересекла кухню, достала с полки любимую кружку и налила себе кофе из кофеварки. Зоя у ее ног лакомилась очередной баночкой тунца в собственном соку.

— Я договорилась с клиентами на десять. Буду показывать дом. Так что спешить особенно некуда.

— Очень хорошо! — Хантер повертел упаковку со сладкими ореховыми булочками. — А я думал, ты, как всегда, постараешься избежать встречи со мной и выскочишь чуть свет. Поэтому решил забежать в пекарню. Вдруг вкусный завтрак заставит тебя немножко задержаться?

— Я тебя не избегаю. — Все внимание Клер, помимо ее воли, сосредоточилось на булочках.

— Нет, конечно. Я ошибся. — Хантер проникновенно улыбнулся и через стол придвинул к ней упаковку. — Ну, давай садись, попробуй. Твои любимые. Я специально взял с глазурью.

Тревожное чувство колыхнулось в груди Клер. Только не хватало еще, чтобы он словами или действиями пытался вернуть ее в «добрые старые времена».