Мужчина властным жестом заставил ее вернуться.

— Кристал Гейл еще малышка, это не певица, — объяснил он, лучезарно улыбаясь. — В нашей семье всех детей называют в честь звезд кантри и вестернов. Это брубейкеровская традиция. Я, например, назван в честь Джонни Кэша. Ну как, лучше?

— Да, — кивнула она.

— Посидите немного, пока вас не перестанет тошнить.

Он уселся рядом и стал рассказывать о своей семье, исподволь поглядывая на нее. Хотя ей явно стало получше, ее лицо все еще оставалось болезненно-бледным, а руки слегка дрожали.

Эммелин была благодарна, что он позволяет ей прийти в себя, не требуя немедленных объяснений.

— Мой отец, Большой Дедди Брубейкер, назвал нас, всех девятерых, по именам своих любимцев. Самый старший брат — Конуэй, хотя все зовут его Бру, потом идет Мерл, или Мак, потом Бак, Пэтси, я, Кении, близнецы Уэйлон и Вилли и, наконец, самый маленький, но не по росту — Хэнк.

Эммелин удивленно молчала, пытаясь представить, как это, расти в такой большой семье. Сама она была единственным ребенком у родителей.

— Все ваши братья похожи на вас? — неожиданно даже для самой себя спросила она, вероятно, подспудно еще надеясь отыскать отца своего ребенка.

— Да нет. Может, Хэнк когда-нибудь будет, но он еще мал для подобных подвигов.

От смущения и унижения Эммелин заплакала. Слезы потекли по щекам и закапали прямо в стакан.

— Я сделала ужасную ошибку, приехав сюда, — пробормотала она. — Мне не следовало беспокоить вас. — Губы ее тряслись, подбородок дрожал.

— Не надо слез. Я не сделал ничего, чтобы заставить вас плакать.

Стук в дверь прервал его.

— Извините, — тихо сказал Джонни, похлопав ее по руке.

Эммелин вытянула сухую салфетку из кармана и промокнула слезы. Все бесполезно. Ее состояние и унизительность положения оказались чудовищной комбинацией, хотя Эммелин не относила себя к типу слишком чувствительных людей. Она протерла очки. Ее жизнь разрушена.

Джонни подошел к двери. Перед ним стоял отец, с любопытством пытаясь заглянуть в комнату через его плечо.

— Что случилось?

— Именно это мы и хотим знать, сын.

Джонни понимал его нетерпение. Несчастная малышка, сидевшая у него за спиной, попала в скверную историю. Неужели Фелисити не может обойтись без него даже несколько минут? В замешательстве Джонни смотрел, как отец переминается с ноги на ногу, пытаясь разглядеть женщину, заявившую, что носит его внука. Желая оградить ее от любопытства, Джонни расправил плечи и непроизвольным движением переменил позу, чтобы перекрыть дверной проем.

— Я помню, но все это требует времени. Извини, Большой Дедди, тебе придется подождать, пока я со всем этим разберусь.

Старик ошеломленно отступил от двери, которая захлопнулась перед его носом.

Джонни посмотрел на Эммелин. Она сидела, сгорбившись, комкая в руках салфетку. Всем своим видом она напоминала маленькую девочку, которая распустила волосы, изображая принцессу эльфов. Огромные очки в черепаховой оправе, оседлавшие изящный носик, прибавляли нечто совиное ее облику. Невзрачный костюм мешковато сидел на фигуре, а туфли совершенно не подходили к нему. При других обстоятельствах он счел бы ее внешность отвратительной. Синий чулок, да и только. Но… Он не мог сказать конкретно, но что-то в этой маленькой заплаканной незнакомке, пытающейся отыскать отца своего будущего ребенка, потерянной и несчастной, было такое, что заставляло его чувствовать себя сильным и мужественным. Странно, но рядом с Фелисити он никогда не испытывал ничего подобного.

Усевшись снова на кушетку, он произнес:

— Извините, что нас прервали.

— Ох, ничего страшного. — Она взмахнула салфеткой. Ее очки запотели, не позволяя увидеть даже Джонни. Она явно была не в себе.

— Вы… э-э-э… скажете, как тут оказались?

Слабо кивнув, Эммелин допила воду и поставила стакан на мраморный столик. Спустив ноги с кушетки и стукнув деревянными подошвами босоножек, она попробовала сесть.

— Конечно, — вздохнула она, пытаясь взять себя в руки. — Я прошу прощения за то, что ворвалась к нам, как маньяк. Уверяю вас…

Джонни слегка улыбнулся.

— Позвольте я помогу. — Он подхватил ее под мышки и снова устроил на кушетке так, чтобы ей было удобнее. Когда Эммелин расположилась, он слегка растер ей плечи, удивляясь реакции своего тела на эти прикосновения и невольно сравнивая эту женщину с Фелисити, плечи которой были жесткими и угловатыми, как пирамиды Египта.

— О, — Эммелин одернула костюм и отодвинулась. — Спасибо. — Она крепко обхватила себя руками. Горячая кровь бросилась ей в лицо и окрасила щеки, которые до сих пор были мертвенно-бледными.

— Не беспокойтесь. — Джонни снова сел и положил локти на колени. — Продолжайте.

— О да. — Она потрясла головой, будто силясь собраться с мыслями. — Я просто хотела сказать, что не имею привычки врываться в чужие дома и нападать на людей, крича…

— …что они сделали ребеночка и смылись, — процитировал Джонни ехидным тоном. — Я верю вам.

— В самом деле?

— Да.

Она повернулась к нему и взглянула сквозь слезы, которые до сих пор стояли в глазах.

— Честно говоря, я не понимаю, как такое вообще могло со мной случиться. Я имею в виду, что до сих пор не могу поверить, что это правда. — При этих словах она намотала салфетку на палец так сильно, что палец начал синеть.

Отобрав у нее салфетку, Джонни старательно растер пострадавший палец.

— Вы уверены, что хотите говорить об этом?

Эммелин отрицательно покачала головой.

— Нет. — Опять всхлипнула. — Да. — Она пожала плечами и подняла на него растерянные глаза. — Не знаю…

— Может, вам начать с того, почему вы хотели увидеть меня?

Ее ресницы задрожали, и она посмотрела на него с вызовом.

— Когда врач сегодня утром сообщил о моей беременности, я решила, что отец ребенка должен знать правду, хоть он и мерзавец. — Она бросила на Джонни извиняющийся взгляд.

— Полагаю, вы не долго были знакомы с отцом ребенка?

Лицо Эммелин исказилось.

— Я знала его только одну ночь.

Одну ночь? Джонни удивленно изогнул бровь. Ему показалось, она не относится к женщинам легкого поведения. Как бы почувствовав его удивление, Эммелин глубоко вздохнула и попыталась рассказать все с самого начала:

— Я встретила его на свадьбе Чака и Норы.

— Чака Фарго, моего помощника?

— Да, Нора говорила, что они приглашали вас.

— Меня не было в городе в тот день.

— А, ну да. Так вот, я познакомилась там с парнем, который удивительно похож на вас. Он назвался Ронни Шумахером, но, когда я встретилась сегодня с Норой, она сказала, что не знает никого с таким именем. Тогда я описала его, и она решила, что, возможно, это Джонни Брубейкер. — Краска снова исчезла с ее щек, когда она взглянула ему в глаза. — Обычно я не пью, но в тот вечер выпила пару бокалов шампанского и, должно быть, запомнила его имя неправильно. После разговора с Норой я была уверена, что отец ребенка — вы.

— Мы так похожи?

— Просто невероятно. Но когда я оказалась здесь, то сразу увидела, что вы совсем не такой. Вы оба смуглые, темноволосые и имеете схожие черты лица. Только он… он… — Бровь Джонни поднималась все выше, пока Эммелин пыталась закончить описание. — Теперь, оглядываясь назад, я могу сказать, что он, вероятно, не так хорош, как мне хотелось. Он, по-видимому, просто искатель приключений.

— Если и жених, и невеста с ним незнакомы, то как он оказался на приеме? — задумчиво проговорил Джонни. Переменив позу, он откинулся на спинку кушетки, внимательно слушая Эммелин.

Она пожала плечами.

— Хороший вопрос. Стыдно признаться, но я не знаю. Может, они с приятелями вошли через бар. Возможно, он вообще не из нашего города.

На мгновение она прикусила губу, чтобы унять дрожь.

— Отец моего ребенка — незваный гость на торжестве незнакомых людей. Никчемный, чтоб ему пусто было, развратный прохвост, любитель клубнички. — В состоянии ярости она была великолепна, и Джонни это нравилось. — Он обещал жениться на мне сразу наутро. Кроме того… я никогда не была… — она подняла покрасневшие глаза на Джонни, — ну… понимаете… — Ей было так стыдно, что она едва слышно прошептала: — Я… хранила себя для первой брачной ночи. Если, конечно, у меня когда-нибудь вообще будет свадьба, что кажется весьма проблематичным. Но теперь, по всем признакам, моя первая брачная ночь в прошлом. И это было ужасно. Ничего похожего на то, о чем я мечтала. — Она уронила голову на руки. Джонни сочувственно вздохнул. — Я же преподаватель! Что я скажу моим студентам? Или в «Систа-мед»— коллегам? Или… женщинам из церковного хора?..