В течение последующих дней молодая женщина обнаружила, что его отстраненность не была показной. Маурицио вел себя так, будто они действительно были лишь друзьями, которых не связывала в прошлом настоящая любовь. Он спал в фургоне при любой погоде, не был назойлив и не говорил о своих чувствах.

Всем своим поведением Маурицио давал понять, что этот дом ему не нужен. Он словно собирался привести его в порядок и предложить ей пожить в нем сколько угодно.

Когда крыша была восстановлена, Арабелла принялась отчищать от сажи полы и стены в других комнатах…

Однажды Маурицио отсутствовал целый день, а вернувшись, показал ей портативный электрогенератор и пылесос.

— Я съездил в соседний городок, чтобы купить их, — сказал он. — Мне повезло: генератор был последний. Он не большой, зато мощный. От него вполне может работать пылесос. Теперь ты не будешь напоминать трубочиста.

Арабелла сдула непослушную прядь волос со лба, но она снова упала назад. Маурицио усмехнулся и поправил ее.

— А как насчет ужина?

— Я не знала, когда ты вернешься, и ничего не приготовила.

— Чудесно! Значит, ты не оставила мысль уморить меня с голоду!

— О, прекрати смешить меня! — воскликнула она. — Сейчас я сделаю бифштексы!

С тех пор Арабелле стало намного легче. По вечерам они уже не зажигали свечи, хотя по-прежнему топили плиту, чтобы нагреть комнаты и приготовить еду.

— Ты можешь спать здесь, — сказала она, когда вторая комната была приведена в порядок. — Все же тут лучше, чем в фургоне.

Маурицио подумал немного и согласился. На следующий день он привез железную кровать.

— Подержанная, но с новым матрасом. Точно такая же была у моих родителей, — сообщил он с гордостью.

— Она очень узкая, — с сомнением сказала Арабелла.

— Люди, которые живут в маленьких домах, должны покупать компактную мебель, иначе им негде будет шагу ступить.

Но, видимо, за пятнадцать лет Маурицио достаточно привык к комфорту и в первую же ночь три раза падал с кровати, когда пытался повернуться. После этого он положил матрас на пол, а на кровать клал все, чему не мог пока найти место.

Юмор помогал им жить, протягивая хрупкий мостик между ними. Но тем не менее они понимали, что так не будет длиться вечно…

Как-то вечером они сидели в кухне, слушая транзистор, и смеялись над планами Маурицио восстановить «родовое поместье».

— Знаешь, когда чинил крышу, я нашел на чердаке детскую коляску, — сказал он словно бы невзначай. — И теперь ума не приложу, что с ней делать. Как думаешь, она может пригодиться?

Маурицио выжидательно посмотрел на молодую женщину. И она, застигнутая вопросом врасплох, растерянно пожала плечами.

— Мой отец хранил ее, — продолжил он. — На тот случай, если родится еще один ребенок. Но этого не произошло. Мама умерла, когда мне было десять.

— Да, я помню, ты рассказывал мне об этом. — Арабелла задумалась. — Должно быть, тебе было одиноко без нее.

— Отец пытался заменить мне ее, но у него это плохо получалось. — Маурицио печально улыбнулся. — Франческо Скальди, местный великан, все в округе боялись его… Но в душе он был мягким, сначала о нем заботилась мама, потом я…

— Ты очень любил его? — осторожно спросила Арабелла.

— Да. Мы были близки. Но, как я теперь понимаю, лишь потому, что он так и остался большим ребенком. Трудно поверить, но за огромной физической силой скрывалась душевная слабость…

Арабелла смотрела на Маурицио затаив дыхание от охватившего ее тревожного предчувствия. Что-то непонятное витало в воздухе.

— Продолжай, — прошептала она.

— Отец никак не желал избавиться от этой коляски. Однажды даже заявил, что моя жена будет довольна ею. Я не смог сказать ему, что коляска годится лишь для свалки. Надежда увидеть внука грела ему душу. Но как-то он возвращался поздно ночью от приятелей слегка навеселе и упал в каменный карьер. Отец умер на следующий день. Мне было шестнадцать…

Маурицио раньше неохотно рассказывал ей о своих родителях. И теперь Арабелле хотелось найти правильные слова, чтобы побудить его говорить дальше. Но прежде чем ей это удалось, он спросил:

— Я никогда не расспрашивал тебя о родах… Постоянно думал об этом, но не отваживался…

— Роды были преждевременными, — сказала Арабелла, решив, что от него, отца несчастной малышки, не имеет права скрывать правду.

— Тебе, наверное, трудно говорить об этом. Ты, должно быть, сильно страдала, да?

— Все произошло очень быстро. Она родилась маленькой, недоношенной… Это после родов мне стало совсем плохо. Я так хотела увидеть тебя и не понимала, почему ты не приходишь…

— Но теперь ты знаешь, что произошло на самом деле, — сказал Маурицио, понурившись.

— Да, знаю, — вздохнула Арабелла. — Жаль, что так поздно.

— А тогда Карлотта заявилась ко мне в полицейский участок и сказала, что девочка родилась мертвой, ты винишь меня во всем случившемся и не хочешь больше видеть. Следовательно, мне надо раз и навсегда забыть о нашем «совместном будущем»…

— Моя мать сказала тебе, что наша девочка родилась мертвой? — Арабелла потрясенно уставилась на него.

— Да…

— Но нашу дочь поместили в кувез и она прожила еще несколько часов, — прошептала молодая женщина. — Я видела ее, крошечную, подключенную к аппаратам, всю в проводах. Это выглядело ужасно. Врачи и медсестры боролись за ее жизнь, но все оказалось бесполезно.

— Ты держала ее на руках?

— Да, но только когда малышка умерла. А до этого она должна была находиться в кувезе. Я поцеловала дочку и сказала, что мама и папа любят ее и всегда будут с нею… — Голос Арабеллы дрогнул, на глаза навернулись слезы.

— Ты все это помнишь?

— Да, тогда я еще находилась в здравом уме. Депрессия началась несколько часов спустя. Я звала тебя, а мать отвечала, что никому не известно, куда ты делся.

Маурицио в гневе сжал кулаки, но промолчал.

— Дочь умерла, ты меня бросил… — Арабелла говорила все это глухим, безжизненным голосом, заново переживая трагические события прошлого. — Неожиданно словно черное облако окутало меня. Я почувствовала себя обессиленной, задыхающейся, испуганной. Окружающий меня мир показался мне полным ужаса. Так продолжалось изо дня в день без надежды найти избавление, обрести покой…

Она провела рукой по глазам.

— Возможно, мое подавленное состояние спровоцировала смерть ребенка. Но если бы ты был рядом, этого скорее всего не случилось бы. Или же я поправилась бы быстрее.

— Все так и было бы, если бы твоя мать обманом не разлучила нас, — сказал Маурицио. — Она заставила нас страдать… и получила по заслугам.

Арабелла кивнула.

— Думаю, мать полагала, что с легкостью вернет меня. Но ситуация вышла из-под ее контроля, и ей пришлось лгать все больше и больше, чтобы обелить себя… Или, может, убедить, что поступила правильно.

Маурицио недоуменно взглянул на нее.

— Ты пытаешься оправдать ее?

— Вряд ли это возможно, — горько усмехнулась Арабелла. — Но я не думаю, что она изначально была плохой. Просто очень сильно любила меня и не желала ни с кем мной делиться. А ведь у каждого своя жизнь…

— Ты когда-нибудь говорила с ней об этом? — спросил Маурицио.

— Да, однажды попыталась. Мы ужасно поссорились, и в итоге я сказала, что это она повинна в смерти моего ребенка.

— И что твоя мать ответила?

— Ничего. Только побледнела как полотно. А месяц спустя у нее случился обширный инфаркт. Ей только-только исполнилось сорок, но врачи ничего не смогли сделать.

— Я не сожалею о ней, — с ожесточением произнес Маурицио. — Я никогда не прощу Карлотту!

— Знаю. Но мне жаль ее. Мать навредила не только нам, но и себе. Но пока и я не могу простить ее…

Арабелла замолчала, затем как-то робко и нерешительно посмотрела на Маурицио. Он перехватил ее взгляд и спросил:

— Что? Что еще?

— Я ждала, когда смогу сказать тебе это. Ждала удобного момента, — еле слышно произнесла Арабелла. — И сейчас, по-моему, он наступил…