- Вот так, - говорил он, когда мы сходились. – Клинок выше, ещё выше. Запястье свободно, сейчас не тот момент, чтобы вкладываться в удар. Вот так, поболтайте клинком влево и вправо. Чувствуете, он лежит свободно, а теперь атакуйте.
Я атаковал, но клинок, в который уже раз, рассёк пустоту.
- Хорошо, - похвалил он, голос был деловитый, дыхание у него вообще никогда не сбивалось, хотя был он втрое старше меня и тоже носил тяжёлые доспехи. – Снова удар, так, так, вкладывайтесь, ещё, да не стойте на месте, видите, я перемещаюсь, оттого в меня трудно попасть.
Я пыхтел, как паровоз, стараясь не стоять на месте, но всё равно не успевал за ним, иногда хотелось всё прекратить, но упрямство, мало свойственное Айкону прежнему, заставляло меня вновь и вновь атаковать своего учителя.
Тренировка продолжалась почти два часа, и почти без перерывов, отдышаться я мог только в те редкие минуты, когда наёмник останавливал бой и начинал мне что-то подробно объяснять. Но подобные теоретические лекции редко занимали больше пяти минут, а потом снова приходилось практиковаться.
Когда Швейгерт в очередной раз понарошку меня убил, я просто рухнул на бок и отчаянно хватал ртом воздух, чувствуя, что одежда на мне насквозь пропиталась потом. Теперь оставалось только возвращаться в свой шатёр, умыться из таза, уже приготовленного слугами, а потом, наскоро проглотив безвкусные блюда, завалиться спать.
Вина, кстати, я больше не пил. Алкоголизм в столь юном возрасте губителен. Воду, правда, в походе тоже было пить небезопасно, дизентерия могла сильно помешать моим планам, сложно королю командовать войсками, не вставая с горшка. Все королевские запасы вина, предназначенные для похода, я пожертвовал благородному воинству, в моих планах им места не было, так что, пусть уже пьют. А солдаты пили эль, густую горьковато-сладкую жижу чёрного цвета с сильным хлебным запахом. Я полюбопытствовал у Швейгерта, можно ли этим солдатским напитком упиться в хлам. Наёмник смерил меня взглядом, а потом с усмешкой ответил:
- Разумеется, Ваше Величество, вам для этого понадобится всего четыре ведра.
После этого Моё Величество преспокойно изъяло бочку эля из солдатского обоза, напиток оказался, и правда, довольно неплохим. Пиво я и раньше любил, когда ещё не был королём. По крайней мере, лучше грязной воды и почти без спирта, те два-три процента можно не считать.
Глава шестая
Наконец, настал день, когда мы поехали по условно враждебной земле, если можно так назвать охваченные восстанием земли королевского домена. В ближайших деревнях мы никого не встретили. Крестьяне, которые, возможно, плохо понимали в военном деле, обладали развитым инстинктом самосохранения. Их разведка, я уверен, засекла карательный отряд задолго до нашего появления здесь, а жители деревень предпочли собраться и уйти в лес, надеясь, что лесные облавы мы устраивать не станем. А если и станем, то сделать засаду куда удобнее в лесной чаще, где тяжёлая конница не сумеет развернуться.
Мы быстро перешли в боевой режим. Все мои бойцы теперь были трезвы, все при оружии и в доспехах. Наёмники слезли с телег и шагали рядом, также вооружённые и готовые в одно мгновение сомкнуться плотным строем. Арбалетчики положили стрелы. А всех мушкетёров я собрал около себя.
Несколько рыцарей, собравшись вместе, принялись зажигать факелы. Удивившись их занятию, я подъехал поближе (теперь я тоже передвигался верхом) и полюбопытствовал, чем таким они собираются заняться, и зачем им факелы в светлый день? Оказалось, что они всего-навсего планировали сжечь деревню, мотивируя это тем, что «так всегда делается». Нет, откровенно говоря, я сам человек чёрствый и эгоистичный, и мне никого, кроме себя, не жалко. Но тут дело было в другом. И эта земля, и эти крестьяне, и эти избы, кое-как слепленные из дранки и навоза, - всё это принадлежало мне, королю. А тут какой-то недалёкий пьяница на коне и в доспехах собирался всё это предать огню.
Я сделал им одно предупреждение, напомнив, что второго не будет, а королевский палач с нами. Этого хватило, и дома и урожай остались нетронутыми.
Первого жителя, не успевшего спрятаться, мы обнаружили во второй деревне. Это был мальчик лет десяти. Он отчего-то задержался, а при нашем появлении бросился бежать. Не надеясь на своё умение, я отдал приказ рыцарям догнать его и доставить мне живым. Увы, рыцари оказались далеко не гуманными и приволокли его на аркане по земле, благо, земля была мягкая, и мальчик отделался несколькими ссадинами.
Напустив на себя важный вид, я спешился и подошёл к мальчику, который стоял передо мной и трясся, как осиновый лист.
- Ты узнаёшь меня, мальчик? – спросил я, сурово нахмурив брови.
Ребёнок поднял глаза и внимательно меня рассмотрел, вряд ли он знал короля в лицо, телевидение ещё не изобрели, но корона однозначно говорила о моей личности.
- Вы – король, - тихо проговорил он и упал мне в ноги, с плачем о чём-то упрашивая.
Я едва сдержался, чтобы не поднять его и не начать успокаивать.
- Поднять, – скомандовал я как можно более безразличным тоном.
Двое наёмников, отложив алебарды, снова поставили мальчика на ноги.
- Скажи мне, где все люди? – спросил я, не надеясь на внятный ответ. – Где мои подданные?
- Они ушли, - ответил мальчик, хлюпнув носом.
- Я тебя сейчас отпущу, а ты пойдёшь к ним. Скажи, что здесь, в этой деревне, стоит лагерем сам король. Я прикажу развернуть знамёна, чтобы их было видно издалека. Я пришёл не убивать вас, я хочу поговорить. Пусть тот, кто руководит всем восстанием, придёт ко мне на переговоры. Если он не придёт, то мне придётся сжечь ваши дома и устроить большую облаву по лесам, а всех, кого я поймаю, солдаты повесят на суку. Вы не сможете бегать вечно, с вами женщины, старики и дети, они не убегут от конных. Ты всё запомнил?
Мальчик, что слушал меня, глядя большими немигающими глазами, едва заметно кивнул. После этого я скомандовал отпустить его и вставать лагерем в этой деревне. Ночь прошла тревожно. Я знал, что силы восставших где-то неподалёку, а потому половину ночи лично проверял караулы. Не хватало ещё, чтобы нас атаковали во сне.
Наутро пришли парламентеры. Это был, разумеется, не лидер восставших, просто кто-то из крестьян с хорошо подвешенным языком. Точнее, их было двое, они были одеты хорошо и выглядели сытыми, надо полагать, крестьяне зажиточные. Подходя к нашему лагерю, который буквально похоронил под собой деревню, они высоко подняли руки, демонстрируя, что там ничего нет. Ну, да, а то ведь рыцари – люди нервные, ещё испугаются.
Навстречу им вышел я сам, в сопровождении Швейгерта и Нейсса. Некоторое время мы молчали, после чего я тихо сказал:
- Слушаю.
- Мы… - растерянно произнёс один из двоих мужиков, тот, что был ниже ростом, старше, толще и носил овчинную душегрейку, несмотря на тёплую погоду. Создавалось впечатление, что им было, что сказать, но они растерялись, увидев перед собой самого короля. – На переговоры пришли. Вот.
- С вами мне не о чем разговаривать, - ответил я, - мне нужен тот, кто у вас за главного, если он не хочет крови, пусть выйдет ко мне.
- Я-то помню, Ваше Величество, - сказал второй, высокий. Худой и седой, как лунь. – Хорошо помню батюшку вашего.
- Это хорошо, - похвалил я.
- Хорошо, да не очень, - мужик этот явно ничего не боялся, видимо, своё отжил и решил выступить смертником. – Он тоже главного хотел увидеть, мол, пусть придёт, разговаривать будем. Наобещал много. А как тот пришёл, его и убили, а конные нас ещё долго по лесам гоняли, я вот спрятался, а двух братьев и мать зарубили.
Я вздохнул. Так нельзя, слово королевское нужно держать, даже с простолюдинами, а то уважать не будут.
- Я – не мой отец, - сказал я негромко, - но сейчас хочу поговорить. Именно с вашим вожаком. Если он выйдет сюда, то спасёт остальных. Обещаю сохранить ему жизнь. А теперь идите, мне с вами разговаривать не о чем.
Они переглянулись, кивнули друг другу, а потом развернулись и потопали к лесу. Рядом со мной стоял отряд арбалетчиков в два десятка, заметно было, как мужики нервничают. Они быстро оглядывались, ожидая то ли погоню на конях с мечами наголо, то ли просто арбалетный болт между лопаток. Им больше всего хотелось пуститься бегом, но, будучи далеко не дураками, оба понимали, что могут тем самым спровоцировать солдат.
Наконец, они исчезли за кромкой леса, а ко мне подошёл один из рыцарей. Он встал неподалёку и спросил:
- Ваше Величество, когда мы уже пойдём рубить этих мятежников, люди ждут.
- Кто вы? – я резко обернулся и подошёл к нему. Всё же высокий рост даёт некоторое преимущество, можно смотреть на людей сверху вниз. – Назовите себя, рыцарь.
- Рыцарь Клос, из Венделя.
- И вы считаете, рыцарь Клос из Венделя, что вправе задавать вопросы королю?
- Никак нет, Ваше Величество. – Что-то в моём взгляде ему не понравилось, он уже не рад был, что подошёл.
- А раз так, то возвращайтесь к остальным, будьте наготове и ждите приказа, рубить мятежников вы будете тогда, когда я вам прикажу, а если кто-то кого-то зарубит без приказа, - я изобразил взгляд маньяка, - в обозе с нами следует королевский палач.
Клос из Венделя моментально убрался. Конница и так была готова, все сидели в седлах, поигрывая пиками. Это были не настоящие рыцарские копья, а просто лёгкие пики, мужичьё не носит доспехи, так зачем себя утруждать.
А я ждал. Специально для меня поставили прочное деревянное кресло, временно заменившее трон, посланник должен появиться сегодня, если не придёт до вечера, завтра объявлю о начале карательной операции. Мне этого делать не хочется, планы на поездку были другие, но проблему решить как-то нужно.
Он появился. Часа через два после того, как отбыли два первых посланника, из леса вышел он. Это был мужчина лет тридцати, коротко стриженый и чисто выбритый. Шагал он смело, держа спину прямой, поверх добротной, но сильно заношенной одежды была надета кираса, а на поясе висел меч. В нём не было ничего, что роднило бы его с крестьянами. Это был воин. Как я и предполагал, организовать выступление мог только выходец из среды военной аристократии. Крестьяне – народ традиционно забитый и набожный, изрядно заражённый фатализмом, к вооружённому протесту они способны в исключительных случаях, почти всегда предпочитая умереть самим, нежели убить другого. И уж тем более не могли они решиться на организованный мятеж. Но всё меняется, когда в их среду попадают люди, умеющие профессионально убивать. Их может быть немного, но именно их присутствие превращает несколько стихийных выступлений в крестьянскую войну.