Купец выдохнул, на его пухлые щёки стал возвращаться румянец, в глазах отразилась напряжённая работа мозга. Думает, где деньги достать. Думай, купец, думай, деньги – дело наживное, а вот запасной головы у тебя точно нет.

- Следующий указ, - начал диктовать я. – Любой, кому королевской волей будет поручен сбор налогов, отныне не имеет права передавать его третьим лицам, неважно, за вознаграждение или по иным мотивам. В случае нарушения этого указа, виновный должен быть немедленно казнён отсечением головы.

Теперь оставалось только наказать самих мятежников.

- Кто погиб во время мятежа? – громко спросил я.

Ответил мне приободрившийся купец.

- Они убили двенадцать человек охраны и разграбили обоз с изъятым добром.

- Чьи это были люди? – поинтересовался я.

- Мои, Ваше Величество, я нанял их для охраны и сопровождения.

- Тогда мне плевать, - я широко ему улыбнулся. – Тот, кто в моей стране носит оружие но при этом не находится у меня на службе, есть разбойник, недостойный никакой жалости. А добро в обозе и так принадлежало им.

Я задумался. Потом, приняв решение, обратился к бывшему рыцарю Герду, но достаточно громко, чтобы слышали и те крестьяне, что стояли поодаль.

- Как бы то ни было, а вы все остаётесь бунтовщиками. Слушайте и запоминайте: незаконно отобранное имущество вам вернут, но налог королю платить всё равно придётся. И теперь он составит не восемьсот флоринов, а тысячу, вы соберёте его сами и отдадите королевскому представителю, сроку даю один месяц. Теперь ты, Герд, бывший рыцарь. Тебя я велю заковать в кандалы и в таком виде доставить в столицу, там тебя бросят в тюрьму, но будут хорошо кормить, я пока не решил, что с тобой делать. Старосты деревень, участвовавших в бунте, должны будут явиться ко мне на суд добровольно, где им выдадут по двадцать плетей, остальные свободны, могут возвращаться к своим занятиям.

По всем вводным, я был в шоколаде, барона-коррупционера казнил, его имущество и земли теперь мои. В виде налогов казна получила уже восемьсот пятьдесят флоринов, а теперь получит ещё тысячу, плюс Готард в заложниках, что в перспективе принесёт ещё десять тысяч. Его такая сумма не расстроила, надо было больше требовать, ну, да ладно, тоже деньги немалые. Плюс репутация народного защитника, в этом мире, лишённом не только Интернета, но и полноценной почты, слухи, тем не менее, разносятся быстро. Страна будет знать, что царь хороший, а бояре плохие. Не знаю, чем мне это поможет, но, вдруг начнётся гражданская война, будет, кому за меня партизанить.

Теперь остались сущие пустяки, выпороть три-четыре десятка старост (их, на деле, больше, область обширная и заселена довольно густо, но всех отловить вряд ли получится), вернуть обозы с награбленным, благо, они не успели уехать далеко, а потом ещё выжить, сразу, как вернусь в столицу. Я был уверен, что мои проблемы только начинаются. В глазах окружавших меня аристократов я увидел нечто такое, что заставило сильно поколебаться в своей уверенности. Такой король им точно был не нужен. Шутка ли, покусился на весь их класс, на привилегии, на освящённое веками право. А если вспомнить, что всё эти рыцари, прямо или косвенно, являются людьми Мелькора, готовыми, в том числе, и на прямой силовой захват власти, будущее мне видится и вовсе мрачным.

Глава седьмая

В столицу мы въехали триумфаторами. Встречали нас так, словно мы не микроскопический бунт в дальней провинции ездили подавлять, а выиграли войну против многократно превосходящего противника, который хотел, ни больше, ни меньше, как истребить под корень всё население королевства.

Рыцари вернулись в свои казармы, где их уже ждали накрытые столы, наёмникам я посоветовал пока не расслабляться. Мне самому предстоял нелёгкий разговор сами знаете с кем. Моя выходка в походе, помимо того, что испортила отношение ко мне всего благородного сословия, ещё и напомнила Мелькору, что король-марионетка внезапно поумнел, стал интересоваться делами и, что самое страшное, не боится лить кровь. Очень тревожный сигнал для него. Настолько, что в результате он вполне может задействовать план Б. В том, что таковой план у него имеется, я не сомневался, его путь к абсолютной власти долог и тернист, к тому же зависит от множества случайностей. Есть путь гораздо короче. Отдать приказ охране, и тогда неудобного короля просто не станет. Вот только тогда и самого Мелькора, очень может быть, не станет. Затопчет его толпа, что с воплями, расталкивая друг друга локтями, побежит занимать трон.

Мелькор встретил меня в моих покоях, ещё раз напомнив, что это далеко не крепость. Да и какая может быть тут крепость, если даже дверей нет, только плотные шторы, мешающие любопытным наблюдать за любовными утехами молодого короля.

Герцог был внешне спокоен, только глаза его выдавали внутреннюю ярость, думаю, он сейчас с трудом сдерживается, чтобы не закричать на меня.

- Ваше Величество, - сказал он, с трудом подбирая слова. – Как вы могли так поступить? Казнить барона, словно простолюдина, при этом почти без вины.

- Он виноват в том, что обокрал мои земли, - напомнил я. – Через год провинция не дала бы ни одного флорина налогов, а жители умерли бы с голоду, или же ушли к другим сеньорам. Я всего лишь защищал свои доходы. Королю ведь положено заботиться о доходах казны?

- Да, положено, но для этого не обязательно никого казнить, вы понимаете, что это показательный пример для всего благородного сословия, они теперь знают, что каждого из них могут казнить по простой прихоти короля. Это недопустимо, именно они – главная опора трона.

- Кроме них, - продолжал упорствовать я. – Трону нужна казна, нам катастрофически не хватает денег, я уже советовался с казначеем. Я пытаюсь что-то сделать, например, отменил тот дурацкий турнир, на который требовалось сорок тысяч. Представляете, герцог, сорок тысяч флоринов. Я не представляю, это гора золота больше моего роста, и всё ради развлечения благородного сословия. Нет уж, увольте, я предпочитаю, чтобы благородные господа калечили друг друга бесплатно. На сорок тысяч можно нанять на год двадцать тысяч пехоты.

- Пехота, - голос герцога был отчаянным, я уже понимал, что жизнь моя висит на волоске. – Снова пехота. Что вы так цепляетесь за эту погань, их нанял когда-то ваш отец, а я всё собирался выбросить этих вонючих мужиков вон из королевства. Как можно полагаться на тех, кто не имеет представления о чести, кто был рождён в грязи, и даже не знаком с приличными манерами.

- Меня их манеры не интересуют, - спокойно ответил я. – Зато мне нравится получать результат, отдавая деньги. Они умеют воевать, это признают даже благородные господа, к тому же, они всегда под рукой. Кстати, я желаю, чтобы к имеющимся двум тысячам пехоты у нас появились ещё сотен пять мушкетёров. И деньги на это теперь есть. Точнее, будут, когда купец Готард выкупится на свободу.

- Мне уже доложили, что король, в ущерб своей репутации не только якшался с презренными головорезами, но даже сам лично стрелял из этих дымящихся труб, что смердят серой, словно их притащили прямо из ада. А насчёт купца, вы, конечно, вольны поступать с ним так, как вам заблагорассудится, отменить ваш указ я теперь не в силах, но имейте в виду, что своими нападками на него вы разгневали очень влиятельные банковские дома всего мира. Очень может быть, что потом вам такое поведение выйдет боком.

- Меня больше интересуют купеческие дома, а банкиры – это пиявки, которые не делают ничего полезного, но сосут соки из всей земли.

- Ваш покойный батюшка тоже так говорил, но ровно до того момента, как ему понадобились деньги. Тогда он и взял огромные займы, с которыми успел расплатиться только под конец жизни. Пришлось даже отдать кое-что из имеющихся земель.

- Да, я слышал, - сказал я уже спокойнее, нужно как-то его отвлечь. – И вообще, хватит мне рассказывать о проблемах, давайте поговорим о чём-нибудь приятном.

Я взял со стола кубок и наполнил его вином, снова надевая маску молодого оболтуса.

- О чём приятном? – спросил недоумённо Мелькор.

- Например, - я отхлебнул вина и покрутил в руках кубок. – О вашей дочери, вы почему-то в последнее время о ней вовсе не вспоминаете. Как она поживает?

- Она? – герцог растерялся, потом взял себя в руки, снова надел маску заботливого опекуна и заговорил уже довольно ласково. – Ваше Величество, моя дочь пребывает в добром здравии, если вы об этом. Сейчас она живёт в моём имении, на попечении воспитательниц, я решил, что не стоит ей пока находиться при дворе.

И видеть вечно пьяного дегенерата-развратника, с которым когда-нибудь придётся лечь в одну постель, подумал я, а вслух сказал:

- Помню, вы как-то высказывали мысль, что ваша дочь была бы для меня неплохой партией, так?

Я, разумеется, не помнил, высказывал ли он когда-либо такую мысль, но это можно списать на моё пьянство.

- Дочь моя ещё очень юна, - начал объяснять он, - тем не менее, она уже вошла в брачный возраст, что же до женитьбы, то она, как таковая, служит не только продолжению рода, но и является прекрасным показателем зрелости любого мужчины, тем более, монарха. Вы получили трон в достаточно раннем возрасте, а потому, чтобы другие короли не относились к вам с пренебрежением, как к неопытному юноше, следует обзавестись семьёй. Есть масса знатных девиц на выданье, моя дочь лишь одна из них, вы можете выбирать…

- Знаете, - задумчиво сказал я, - пожалуй, ваша дочь мне подходит, но вступать в брак вот так, не будучи толком знакомыми, на мой взгляд, неправильно. Предлагаю свадьбу отложить на месяц или два, а вашу дочь, напомните, как её зовут?

- Эллина, - сказал он.

- Так вот, Эллина пока пусть переберётся в столицу, поживёт при дворе, мы с ней узнаем друг друга получше, возможно, даже полюбим, хотя это и не обязательно. А потом можно будет и сыграть свадьбу. Я не хочу связывать свою судьбу с малознакомой девушкой, девицы для развлечений – это одно, а супруга, тем более, королевская, - совершенно другое.