— Тут есть церковь поблизости? — спросила она. — Я последние месяцы прожила как язычница, и это нехорошо.

— А, чтоб тебя! — крикнул Джем лошади. — Ты что, угробить нас хочешь? Церковь, говоришь? Откуда мне знать о церквах? Я в церкви был один раз в жизни, меня принесла туда на руках мамаша и вынесла оттуда с именем Джеремиа. Ничего я не могу тебе сказать про церковь.

— В Алтарнане есть церковь, не так ли? Это недалеко от «Джамайки-Инн». Я могла бы завтра туда сходить.

— Лучше приходи на рождественский ужин ко мне. Я не могу угостить тебя индейкой, но каждое Рождество я добываю себе гуся у старого фермера Таккетта из Норт-Хилла. Он до того слеп, что никогда не замечает пропажи.

— Вы знаете священника из Алтарнана?

— Нет, не знаю. Никогда не имел никаких дел с попами и не хочу иметь. Они какие-то странные. В Норт-Хилле жил один, когда я был совсем мальчишкой. Он был очень близорук, и, говорят, как-то в воскресенье начал всех причащать вместо вина бренди. По деревне сразу же разнесся слух, и что ты думаешь? Через полчаса в церкви было не протолкнуться, негде колени преклонить. Мне эту историю рассказал мой брат Мэт, он в тот день дважды причастился, и священник ничего не заметил. Доставай хлеб с сыром, Мэри, у меня живот к спине присох.

Мэри покачала головой и вздохнула.

— Вы когда-нибудь в жизни были серьезны? — спросила она. — Вы никого и ничто не уважаете!

— Я уважаю свои потроха, — ответил он, — а они требуют пищи. Вон коробка, у меня под ногами. Можешь съесть яблоко, если ты такая пуританка.

Чем дальше от «Джамайки-Инн», тем бесшабашнее становилась Мэри, и это не осталось не замеченным ее спутником.

Городок стоял у подножия холма с крепостью, будто сошедшей со страниц сказки. Везде, куда ни взглянешь, росло множество деревьев, блестела вода в ручье. Болота были далеко, и про них пора было забыть. Мэри надела платок, который ей подарил Джем. Она даже позволила ему повязать его, как тому хотелось. Они оставили повозку у въезда в город, и сейчас Джем проталкивался в толпе, ведя на поводу двух краденых лошадей. Мэри еле успевала за ним. Он уверенно прокладывал путь, направляясь на центральную площадь, где собрался весь Ланстон. Вокруг шатров и палаток рождественской ярмарки толпились крестьяне и знатные господа, купцы из Девоншира и других мест.

Сердце Мэри забилось чаще, когда они выбрались на ярмарочную площадь. Что, если какой-нибудь фермер из Норт-Хилла вдруг признает краденых лошадей? Джем сдвинул шляпу на затылок и беззаботно насвистывал. Мэри стояла позади, возле толстой торговки с корзиной, и видела, как Джем занял место среди барышников, кивнув некоторым из них. Потом с невозмутимым видом раскурил трубку. Румяный молодой человек в шляпе с широкими полями протолкался через толпу и подошел к лошадям. По его тону Мэри поняла, что это барышник. Вскоре к нему присоединился тип с вострыми глазками в черной куртке. Они остановились возле вороной лошади, которая раньше принадлежала сквайру Бассету. Востроглазый нагнулся, пощупал лошадиные ноги и зашептал что-то румяному человеку.

— Где ты взял эту лошадь? — спросил барышник, положив руку на плечо Джему. — Она явно не с болот — с такой холкой и посадкой головы.

— Она родилась в Каллингтоне четыре года назад, — небрежно проговорил Джем, не выпуская изо рта трубки. — Я ее купил годовалой у Тима Брея, ты знаешь Тима? Он продал ее мне и уехал в Дорсет. Тим всегда говорил, что я рано или поздно верну свои деньги за эту лошадку. Ее мамаша из Ирландии набрала кучу призов.

Он попыхивал трубкой, пока те двое внимательно осматривали лошадь. Казалось, прошла вечность, прежде чем они закончили.

— А что у нее со шкурой? — спросил востроглазый. — Она шершавая на ощупь. У нее какой-то налет, это мне не нравится. Ты ее не красил случайно?

— Да все у нее нормально, — ответил Джем. — Вон еще одна стоит, она летом чуть не сдохла, но я ее выходил. Лучше было бы подержать ее до весны, да это денег стоит. Да нет, эта вороная — вы с ней не промахнетесь. По-моему, ее папаша был серой масти, взгляните на волос, вон там, поближе к коже, — она серая, верно? Тим, по-моему, продешевил с этой лошадкой. Взгляните на холку, это же то, что вам надо. Я прошу за нее всего восемнадцать гиней.

Востроглазый покачал головой. Барышник колебался.

— Пятнадцать — и ударим по рукам, — предложил он.

— Нет, моя цена — восемнадцать и ни пенни меньше.

Двое мужчин советовались шепотом. Мэри услышала слово «жульничество», и Джем бросил на нее взгляд поверх голов.

— Что-то мне не нравится, — мялся востроглазый. — А где у нее примета?

— А ты осторожный покупатель, — похвалил Джем востроглазого и показал ему шрам в лошадином ухе. — Можно подумать, будто я украл эту лошадь. Ну что, примета есть?

— Как будто есть. Но тебе повезло, что Тим Брей уехал в Дорсет. Он никогда не был хозяином этой лошади, что бы ты здесь ни пел. Я бы не брал ее, Стивенс, на твоем месте. У тебя с ней будут неприятности. Пойдем отсюда.

— Она неплохо смотрится. — Громкоголосый с сожалением смотрел на лошадь. — Неважно, какой масти был ее папаша, хоть пегой. Чего ты придираешься, Уилл?

Востроглазый пошептал ему что-то на ухо.

— Понятно, — кивнул барышник. — Несомненно, ты прав. У тебя глаз наметанный. Пожалуй, лучше не связываться. Можешь оставить эту лошадь себе, — обратился он к Джему. — Послушайся моего совета и сбавь цену. Если она останется у тебя, ты потом пожалеешь. — И он начал проталкиваться через толпу. Остроглазый двинулся за ним.

Мэри облегченно вздохнула, когда они удалились. Она ничего не могла понять по выражению лица Джема, который продолжал насвистывать. Никто больше не подходил к вороной лошади. На нее смотрели искоса. В четверть шестого Джем продал вторую лошадь за шесть фунтов какому-то простофиле-фермеру после долгого и веселого торга. Мэри начала уставать. Сгущались сумерки, зажглись фонари. Городок погружался в атмосферу загадочности. Мэри уже раздумывала о возвращении к повозке, когда услышала женский голос и негромкий смех. Мэри обернулась и увидела дорогой плащ и шляпу с перьями. Красиво одетая дама вышла из кареты.

— Посмотри, Джеймс, — говорила она, — ты когда-нибудь видел такую прекрасную лошадь? Она держит голову совсем как бедняжка Бьюти. Сходство поразительное, только эта вороная, и, конечно, не так воспитана.

Ее спутник посмотрел через монокль.

— Черт побери, Мария, я ничего не понимаю в лошадях. Ты хочешь купить ее, дорогая?

Женщина рассмеялась.

— Это будет чудесный подарок детям на Рождество! Они проклинают беднягу Роджерса с тех пор, как пропала Бьюти. Спроси цену, Джеймс.

Мужчина подошел к Джему.

— Послушай-ка, дружище, ты продаешь эту черную лошадку?

Джем покачал головой.

— Она обещана моему знакомому. К тому же эта лошадь вас не повезет. На ней ездили дети.

— О да, конечно. Мария, этот парень говорит, что лошадь не продается.

— Разве? Какая жалость! Я от нее глаз не могу оторвать. Я заплачу его цену, скажи ему.

Мужчина снова вставил в глаз монокль и заговорил.

— Этой леди понравилась ваша лошадь. У нее недавно пропала почти такая же, и она хочет найти ей замену. Черт с ним, с вашим знакомым. Какова ваша цена?

— Двадцать пять гиней, — ответил Джем. По крайней мере столько обещал мой знакомый.

— Я дам за нее тридцать, — сказала леди в шляпе. — Я миссис Бассет из Норт-Хилла, и я хочу подарить эту лошадь детям на Рождество. Пожалуйста, не упрямьтесь. Мой конюх заберет ее и отведет в Норт-Хилл. Вот вам деньги.

Джем снял шляпу и отвесил поклон.

— Благодарю вас, мадам. Я надеюсь, мистер Бассет будет доволен вашей покупкой.

— Конечно, она совсем не похожа на ту, что у нас украли. Бьюти была очень породистой. Но и ваша лошадка — достаточно симпатичное создание, детям она понравится. Поехали, Джеймс, уже темнеет, я промерзла до костей. — Она пошла к своей карете. Долговязый лакей раскрыл перед ней дверцу.