Мэри смотрела перед собой, пораженная услышанным.

— Мистер Дейв, — произнесла она, — похоже, я самая большая дура из всех, что когда-либо появлялся в Корнуолле!

— Я верю вам, Мэри Йеллан, — улыбнулся священник. В голосе его звучала укоризна.

— Что бы ни случилось дальше, — продолжала она, — я могу смотреть в будущее спокойно!

— Я рад за вас, — сказал он.

Она поправила волосы и улыбнулась — впервые за все время их знакомства.

— А что еще сказал Джем Мерлин? — спросила она.

Священник посмотрел на часы и вздохнул.

— Время бежит слишком быстро! Я думаю, мы уже достаточно поговорили о Джеме Мерлине.

— Он был все еще в Норт-Хилле, когда вы уехали?

— Да. Кстати, именно из-за его последних слов я и поспешил сюда. Он сказал, что сегодня вечером собирается навестить кузнеца в Уорлеггене.

— Мистер Дейви, вы говорите загадками. Какое это имеет отношение к вам?

— Он покажет кузнецу гвоздь от лошадиной подковы, который нашел в зарослях вереска неподалеку от «Джамайки-Инн». Гвоздь совсем новый, а Джем Мерлин знает всех кузнецов в округе. «Смотрите, — сказал он сквайру, — я нашел его сегодня утром за гостиницей. Вам я здесь больше не нужен. С вашего разрешения, я поеду в Уорлегген и швырну в лицо Тому Джори его плохую работу».

— Ну и что дальше? — не понимала Мэри.

— Вчера было воскресенье, верно? А по воскресеньям ни один кузнец не работает — если только не согласится из большого уважения к заказчику. Только один всадник проезжал вчера мимо кузни Тома Джори, и было это, кажется, около семи часов вечера. После этого всадник продолжил свой путь в сторону «Джамайки-Инн».

— Откуда вам это известно? — прошептала Мэри.

— Этот всадник был настоятелем из Алтарнана.

17

В комнате воцарилась тишина. Откуда-то потянуло холодом. Каждый ждал, когда заговорит другой. Мэри услышала, как Френсис Дейви сглотнул. Бесцветные, застывшие глаза глядели на нее через стол, но они уже не были бесстрастными — они ярко сверкали на белой маске лица.

Пауза тянулась бесконечно. Наконец Мэри вымученно улыбнулась:

— Вы сегодня такой загадочный, мистер Дейви.

Он ответил не сразу. Мэри услышала, как он снова сглотнул, потом наклонился в кресле и резко сменил тему.

— Вы утратили доверие ко мне сегодня еще до того, как я вошел, — сказал он резко, — вы полезли в мой стол и наткнулись на рисунок. Вы были напуганы. Нет, я не из тех, кто подглядывает в замочную скважину. Я просто заметил, что бумагу переворачивали. Вы спросили себя: «Что это за человек — алтарнанский священник?» А когда услышали мои шаги, то бросились в это кресло, чтобы я не мог видеть вашего лица. Не прячьтесь, Мэри Йеллан. Мы теперь можем быть откровенны друг с другом.

— Я очень сожалею, что открывала ваш стол, — пробормотала Мэри, — я до сих пор не знаю, как это получилось. Что же касается рисунка, — я не разбираюсь в таких вещах и даже не могу сказать, хорош он или плох.

— Не в том дело, хорош он или плох, а в том, что он испугал вас. Вы снова сказали себе: «Этот человек — причуда природы, и его мир — не мой мир». Не так ли? Вы были правы, Мэри Йеллан. Я живу в прошлом. Тогда люди не были такими смирными, как сейчас. Я говорю не об исторических персонажах в камзолах и чулках — они никогда не были моими друзьями. Мое время — это начало бытия, когда реки и моря были одним целым, а древние боги жили в горах!

Он поднялся с кресла и встал у огня — темная долговязая фигура с белыми волосами и глазами, прозрачными, как стекло. Его голос звучал так же вкрадчиво, как и в день их первого знакомства.

— Будь вы юношей, вы поняли бы меня, — сказал он, — но вы женщина, живущая в девятнадцатом столетии, и потому мой язык кажется вам странным. Да, я причуда природы и причуда времени. Я не принадлежу к этому миру, я родился с ненавистью к своему времени и с ненавистью к человечеству. В девятнадцатом веке очень трудно обрести покой. Я думал найти его в христианской церкви, но меня воротит от ее догматики, и вся она построена на детских сказках. Впрочем, обо всем этом мы сможем поговорить позже, когда нас никто не будет преследовать. Впереди — целая вечность. По крайней мере, у нас нет багажа, и мы можем путешествовать налегке, как это делали в старину.

Мэри смотрела на него, вцепившись в подлокотники кресла.

— Не понимаю вас, мистер Дейви...

— Да нет же, вы прекрасно меня понимаете. Вы уже догадались, что это я убил хозяина «Джамайки-Инн» и его жену. Бродяге бы тоже не жить, знай я о его существовании. Да, это я направлял каждый шаг вашего дяди, главарем он был только номинально. Он сидел на вашем месте, а на столе перед нами была разложена карта Корнуолла. Джо Мерлин, гроза всей округи, вертел шляпу в руках и потирал лоб, когда я разговаривал с ним. Он беспомощное дитя без моих приказов, жалкий уличный задира. Тщеславие связывало нас, и чем громче гремела его слава, тем больше он гордился собой. Нам сопутствовала удача, и Джо Мерлин верно служил мне. Ни один человек в мире не знал о нашем сотрудничестве.

Вы стали тем препятствием, Мэри Йеллан, о которое мы споткнулись. С вашими широко раскрытыми любопытными глазами и умной головой вы появились среди нас, и я понял, что конец близок. Как я восхищался вашими умом и смелостью! Конечно, вы слышали меня, когда я был в пустой комнате для гостей, но все равно спустились вниз и увидели свисающую веревку. Это был ваш первый вызов нам.

А потом вы прокрались по болотам за дядей, у которого была назначена встреча со мной возле Рафтора, и, потеряв его в темноте, натолкнулись на меня. Я стал вашим другом, разве не так? И разве не я давал вам добрые советы? Поверьте, лучших не смог бы дать и мировой судья. Ваш дядя ничего не знал о нашем странном союзе. Он заслужил такую смерть своим непослушанием. Я ведь знал о вашем намерении выдать его при первой возможности. Он не должен был вам давать повода, и со временем ваши подозрения рассеялись бы. Но ваш дядя упился до потери разума в ночь перед Рождеством и поднял на ноги всю округу. Я сразу же понял, что, когда вокруг его шеи затянется петля, он выбросит последний козырь и продаст своего наставника. Значит, он должен был умереть, Мэри Йеллан, и ваша тетя, что была его тенью, — тоже. А вы, если бы оказались в «Джамайке-Инн» вчера ночью... Нет, вы бы не умерли.

Он наклонился к ней и, взяв ее за руки, поднял с кресла.

— Нет, — повторил он, — вы бы не умерли. Вы бы уехали со мной. Вы это сделаете сегодня.

Она посмотрела в его глаза. Они ничего не выражали. Руки крепко держали ее запястья.

— Неправда, — прошептала она, — вы бы убили меня, а значит, убьете сейчас. Я не поеду с вами, мистер Дейви.

— Смерть или бесчестье? — спросил он, странно улыбаясь. — Я не предлагаю вам такого выбора. Вы учились жизни по старым книгам, Мэри, где плохой человек обязательно имеет хвост и изрыгает пламя. Вы опасный противник, а я бы хотел видеть вас союзником. Вы молоды и обладаете привлекательностью, которую мне не хотелось бы устранять. Со временем мы сможем восстановить нашу дружбу, которая разрушилась в прах сегодня вечером...

— Вы правы, что обращаетесь со мной, как с неразумным ребенком, мистер Дейви, — перебила Мэри, — и я была им, когда столкнулась с вами в ту ноябрьскую ночь. Дружба между нами была скорее насмешкой, и вы мне сами дали прекрасный совет, когда на ваших руках еще не просохла кровь невинного человека. Мой дядя по крайней мере был честен — пьяный или трезвый, он никогда не забывал о своих преступлениях. Но вы — вы носите облачение слуги Божьего, прячетесь под сенью Святого Креста. И вы еще говорите мне о дружбе...

— Вы возмущаетесь и нравитесь мне еще больше, Мэри Йеллан, — проговорил он. — В вас есть огонь — как в женщинах древности. Ваша дружба — не та вещь, которой можно поступиться. Давайте оставим религию. Когда вы узнаете меня получше, мы сможем вернуться к этой теме, и я расскажу вам, как пытался найти убежище в Христианстве, но обнаружил, что в его основе лежат ненависть, зависть и алчность. Лишь древнее язычество было чистым и непорочным. Мне все надоело... Мэри, вы готовы? Ваш плащ висит в холле, я жду вас.