— Я вижу, вам симпатичен Оленин? — жестко усмехнулся Орлов. — Между тем вы не знаете, что этот молодой человек впрямую способствовал нашей с вами встрече.

— Как это? — недоумевающее переспросила Татьяна.

— Когда-нибудь я расскажу вам о его истинной роли в нашем… счастье, — пообещал граф.

Девушка вздрогнула: в его последнем слове ей на сей раз уже явственно послышалась злая усмешка.

— Позвольте мне сейчас побыть одной, — попросила она, чувствуя, что силы оставляют ее.

Граф с минуту молча глядел на нее, в то время как на его лице беспрестанно сменяли друг друга настроения и страсти. После чего он с достоинством поклонился девушке, отчеканил: «Как вам будет угодно, сударыня!» — и резко вышел, плотно притворив за собою дверь.

Татьяна несколько минут в замешательстве глядела вслед ему, на запертую дверь. После чего вскочила и принялась лихорадочно застегивать шубу. Находиться более одной, без дружеской поддержки, раздираемой сомнениями и страстями, было уже выше всяких ее сил.

Но пуговицы с крючками наотрез отказывались слушаться ее непослушных пальцев, и тогда Татьяна попросту накинула шубку на плечи и бросилась к двери.

В ту же минуту дверь распахнулась, и в комнату вошли Ольга, Владимир и Оленин. Очевидно, они видели выходящего с крыльца Орлова, потому что лица всех троих молодых людей были встревожены.

Татьяна, не говоря ни слова, бросилась в Ольгины объятия, и дала волю нахлынувшим чувствам. Рыдания разрывали ее душу, но странное дело — с каждою минутой ей становилось легче и светлело на душе. А Ольга лишь гладила ее по вздрагивающим от рыданий плечам, и у ней самой тоже стремительно влажнились глаза. Так что пришлось Владимиру рыться в карманах в поисках платочка.

Оленин подошел к ним, крепко обнял обеих девушек и тихо шептал какие-то нежные, ласковые слова. И странное дело: Татьяне почему-то казалось, что они обращены именно к ней.

Уже под вечер воротился Пров. К тому времени молодые люди расположились все вместе в Татьяниной светелке, дабы не подвергать ее более никакой опасности со стороны Орлова. Осиновский кучер передал Владимиру письмецо. Тот быстро пробежал его глазами, и на его устах заиграла мрачная, кривая усмешка.

— Так-так… — озабоченно пробормотал он, вовсе не утруждаясь объяснить хоть что-либо своим друзьям и невесте. — А что, братец, больше Марья Степановна ничего мне не передавала?

Пров виновато развел руками.

— Да вроде нет, барин. Токмо конвертик велено отдать. Правда…

Кучер для чего-то оглянулся, после чего понизил голос:

— Оченно антересовались, где вы да что… того-етого… В общем, так-то.

И Пров вновь развел здоровенные руки, точно намеревался заграбастать ими Оболенского и еще кого-нибудь прихватить в придачу.

— Ну хорошо, ступай, ступай, — отправил кучера Владимир. На лице его уже было написано откровенное разочарование. Впрочем, Оболенский был не из тех людей, что надолго поддаются унынию.

— Пожалуй, спать ложиться пора. Завтра трудный день, — сообщил он. — Секунданты зайдут за нами сразу после рассвета.

И в ответ на вопросительные взгляды своих друзей тихо прищелкнул пальцами.

— Утро вечера мудренее. Пойдем, Эжен, нам надобно с тобою кое-что обсудить.

И они удалились, оставив обеих девушек в совершеннейшем недоумении.

Ольга решила ночевать вместе с подругой. А для верности и безопасности Владимир приставил к дверям их комнаты Прова. Этот молчаливый здоровенный детина мог в одиночку выдержать, пожалуй, осаду даже всей наполеоновской армии — нашествия двунадесяти языков, как звали в России бесславно поверженное воинство Буонапарте.

10. ДУЭЛЬ НА РАССВЕТЕ

Тем не менее под самый вечер молодые люди заглянули к девушкам проведать их, пожелать покойной ночи и заодно удостовериться, что Пров исправно несет службу у дверей двух молодых барынь.

Первым делом Ольга успокоила Татьяну. Ни о какой дуэли не могло быть и речи. Это было лишь уловкою, стремлением выиграть время — вот и все, что знала или о чем догадывалась Ланская. Но истинный смысл своей задумки Владимир не открыл даже собственной невесте, как та ни пыталась вывести скрытного жениха на чистую воду.

После чего они с Владимиром под каким-то разумным предлогом вышли, оставив Татьяну с Олениным одних в комнате.

— Знаете, Евгений, я все никак не могла найти удобного момента поблагодарить вас, — тихо произнесла девушка. — Позвольте выразить вам мою самую горячую и искреннюю признательность.

— Ну что вы, сударыня, пустое, — смутился молодой человек. — Я счастлив, что сумел оказать вам хоть какую-то услугу.

— Нет, не говорите так, — покачала головою Татьяна. — Если бы не вы, я просто не представляю, как жила бы дальше. Вы открыли мне глаза на Всево… на графа. Человек, способный обмануть любовь, способен на гораздо более дурные поступки, теперь я в этом уверена.

— Говорят, любовь слепа, Татьяна Дмитриевна, — задумчиво произнес Оленин. — Однако я убежден, сударыня, что настоящее, истинное чувство никогда не бывает таковым.

— Я бы, наверное, хотела… хотела поговорить с вами об этом. Но потом… Когда все закончится, — тихо молвила девушка.

— Всегда готов услужить вам, Татьяна Дмитриевна. Почту за честь, — пообещал молодой человек срывающимся голосом. И словно не в силах справиться с нахлынувшими чувствами, быстро повернулся и вышел из комнаты.

Татьяна долго смотрела ему вслед.

Рассвет был холодным и сумрачным. Колкий ледяной ветерок пронизывал до костей, и гвардейцы поминутно кутались в шинели на меховом подкладе. Уже знакомые нашим героям Соболев с Ардовым разбудили их еще затемно.

— Нуте-с, господа, не будем терять времени, — предложил поручик, энергично потирая озябшие пальцы. — Покончим с вашею задачкой, и в путь. Нынче мы покидаем замок.

Владимир с Евгением проговорили до полуночи, обсуждая детали своего плана, поэтому выглядели хмурыми, не выспавшимися и с трудом понимали, о чем им говорит гвардеец.

— Не будет ли меж вами примирения? — поинтересовался Ардов. Тон, которым был задан этот вопрос, был исполнен безразличия и полного равнодушия к обоим дуэлянтам, так что даже Соболев, более азартная и увлекающаяся натура, слегка поморщился.

— Ни в коем случае, — картинно позевывая, покачал головою Оболенский. Евгений лишь молча кивнул, подтверждая непримиримость собственных намерений.

— В таком случае, господа, собирайтесь. Мы будем ждать вас на поляне под старым дубом. Туда же подъедет и граф, ваш секундант, господин Оленин.

Соболев махнул перчаткою в глубь леса, туда, где возвышался одинокий холм с большим деревом на вершине, за которым тянулся крутой откос, поросший густым ельником. Очевидно, там было наименее заметное место в округе, да и бездыханное тело при желании легче спрятать в кустах.

При этой мысли Оленин поежился.

Гвардейцы откланялись и ушли. Молодые люди переглянулись.

— Смотри же, — напомнил Оболенский. — Наша задача — первым делом завладеть их пистолетами. А потом я уж сам побеседую с графом.

— Мне кажется, твоя затея все же отдает авантюрой, — с тревогою заметил Евгений.

— Не беспокойся, — ответил Владимир. — Мне есть что предъявить графу Орлову. И я полагаю, мои слова могут стать для его подручных полной неожиданностью. И заставят призадуматься, кому и зачем они в действительности служат. Пойдем, друже!

И они отправились навстречу своей судьбе — слишком спокойные и дружелюбные для дуэлянтов, а значит, непримиримых и смертельных врагов.

Соболев и Ардов поджидали двоих друзей на условленном месте. Вместе с ними возле неразлучного Орлика стоял и граф Орлов.

Но едва мужчины обменялись положенными в таких случаях по негласному дуэльному этикету приветствиями и заверениями, как на поляну внезапно и царственно вышли две девушки. Храня невозмутимое молчание, Ольга с Татьяною торжественно, точно греческие богини, подошли к дуэлянтам и осенили каждого напутственным крестным знамением.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: