Сиятельный вор тщательно закрыл все замочки — и на бюваре, и на двери — и, озираясь, вышел в коридор. Освещая путь потайным фонарем, выбрался из темных нижних лабиринтов наверх — в покои, предназначенные для придворных целей. Сквозняки визжали и здесь. А еще Зимний дворец! Нет, права государыня Екатерина, что не любит тут жить. В Петергофе да в Гатчине куда теплее…

От бокового крыльца Зимнего до каретного навеса метров сто пути. Но князя уже запорошило колким снегом. Не погода, а чистый зверь. Снег колется, словно иглы. Ветер дует с Невы, будто кожу обжигает. Но, едва князь подошел к карете, подскочил доверенный слуга Антипка. Находился он при князе уже лет семь, знал, что для его сиятельства важно, что нет, когда можно побеспокоить, когда нельзя. Раз подскочил в такую поганую погоду, значит, что-то серьезное обнаружилось.

— Ваше сиятельство! Степка, провожатый слуга из нижних покоев, имеет сказать вам нечто важное!

С нижних покоев? Это оттуда, где пригрелся композиторишка Меризи, где и сам князь только что побывал. Забавно, что хочет сказать этот Степка? Может, решил пошантажировать — сказать, что видел, как князь в комнатах итальяшки копался? Ну так это дело плевое — согнуть любого Степку для князя Голобородко, что раз плюнуть.

— Пусть подойдет! — распорядился князь.

Сам же залез в теплую карету, отогнул кожаную занавеску с окошечка, потер замерзшие, уже совсем старческие руки.

И тут подскочил Степка:

— Ваше сиятельство, готов сообщить про разговор графа Алексея Шувалова и иностранца Меризи!

— Какого Шувалова — библиотечного?

— Так точно!

У князя отлегло от сердца:

— Ну, говори!

— По каковой тарификации, ваше сиятельство?

Князь скривился: вот продажные людишки — только о деньгах и думают. Нет чтобы понять — а вдруг тут измена государственная?

— Как третьего дня, тарификация будет, — проговорил Голобородко.

— Больно уж сведения важные, — вздохнул слуга. — Удвоить бы тарификацию-то.

Князь скривился еще больше:

— Никак невозможно, любезнейший!

Слуга поклонился:

— Как скажете ваше сиятельство. Тогда уж не извольте гневаться, что я к князю Бельскому пойду. Он тоже на сбор особых данных разрешительную бумагу от государыни имеет и всем живейше интересуется. Ну а мы, верные слуги ее величества — на постах, нам все равно кому сведения особые сказывать.

Голобородко крякнул: ну сколь подлы людишки! Знает небось, бестия, что Бельский — его злейший враг. Сей князь тоже на место императорского секретаря когда-то метил, да матушка-государыня Голобородко выбрала. Мудра ведь, матушка-то. А этот негодяй Бельский обиду затаил. Вот и старается с тех пор подсидеть Голобородко. Да не тут-то было!

Князь полез в кошель, вытащил банкноту и всунул в хищную лапу Степки:

— Говори!

Слуга тут же всунул голову в карету и запричитал, как на паперти:

— Оказывается, Алексашка Горюнов — точно внебрачный сын Алексея Шувалова. Граф в этом композитору заграничному признался. Я собственными ушами, стоя у двери его кабинета, слышал.

— А отчего это Шувалов вдруг такую тайну почти незнакомому человеку доверил? — не поверил Безбородко.

— А оттого, что они обменялись тайнами! Иностранец Шувалову секрет похлеще выложил. Оказывается, певичка Лизавета Невская — не подкидыш вовсе! То есть подкидыш, но с родословной. Ее какая-то русская дамочка родила. Но не абы от кого — от самого брата венецианского дожа! И брат этот по весне сюда приедет, чтоб Лизу официально дочерью назвать. Так что Невская дожихой будет!

Князь сморщился:

— Не дожихой, а догарессой!

— Так неважно, ваше сиятельство! Важно другое. Иностранец Шувалову рассказал, что, мол, вы к Лизе амантный интерес имеете, а она вашей аманткой стать не желает. Вот и просил иностранец, чтоб Шувалов Лизке помог вас отвадить.

Голобородко нервно икнул: эво как?! Голь заграничная нашу русскую нищету защищает. Какой мерзавец этот Меризи. Супротив княжеских интересов идет. Да еще и графа Шувалова науськивает. Это где ж такое видано?! Да и Лизка хороша! Другая на ее месте себя б не помнила от привалившего счастья. А эта, наглая, защитников ищет, сообщников собирает. Да не на того напали! Голобородко — любимец императорский, он придумает, как себя оградить, а обидчиков отвадить.

Князь вздохнул поглубже. Резкий заснеженный воздух тут же перехватил горло, сдавил дыхание.

— Новость забавная. Молодец, Степан! — прохрипел князь и махнул рукой. — Ступай пока, но если что, опять ко мне ворочайся. Мне всякие новости нужны!

Степан облегченно хихикнул и приложил ладони к обветренному на морозе лицу — остра погодка-то, но заработок неплохой. Поклонился и побежал обратно к дворцовому крыльцу.

Князь потер переносицу и стукнул прямо кулаком по передку кареты. Кучер послушно тронул вожжи. Кони всхрапнули на морозе и понеслись домой в княжеский особняк на Миллионной улице. По дороге Голобородко обдумывал новости. Первым делом надо постараться установить: кто же настоящая мать Лизы. Она явно не из простых. Во-первых, простые не ездят по заграницам, во-вторых, брат дожа не связался бы с горничной. Но кто из русских аристократок побывал в Венеции в то далекое время? Конечно, узнать это нелегко. Да и, может, это была дама не из дворцового круга. Тогда вообще ничего узнать не удастся. Вторым делом надо удалить подальше забияку Шувалова. Сам Меризи без этого заступника мало что сможет. Но, главное, надо поторопиться в амурных делах. А то вдруг явившийся венецианец решит увезти Лизу к себе? Да и как только новость распространится, простор для маневра пропадет. Соблазнить и даже принудить силой к любви подкидыша Лизку — одно, а вот дочь почтенной семьи венецианского дожа — совсем другое. Это уже политические дела — за них и к ответу могут привлечь, не посмотрят, что императорский любимец. Из-за какого-то любимца Екатерина не станет ссориться с зарубежным правителем. Накостыляет по первое число, а то и вовсе со двора сошлет. Оправдывайся потом. Значит, действовать надо быстро, но по-умному, с расчетом.

Александр Горюнов мерил шагами крошечную прихожую в квартирке Лизы.

— Происходит нечто странное! — нервно говорил он. — Неужели ты не заметила, Лиза? То твой Меризи приходит к моему опекуну…

— Это я просила маэстро помочь отвадить князя Голобородко. Но у самого маэстро Антонио нет такой власти, вот он и обратился к Алексею Михайловичу.

— Да Меризи приходил не по твоей просьбе, Лиза! — Александр остановился около сидящей возлюбленной. — Он пришел потому, что его просил о помощи какой-то его друг из Венеции.

Лиза подняла на Сашу удивленное лицо:

— При чем тут Венеция?! Ты что-то не так понял, Сашенька!

— Все я понял так! Это ты ничего не знаешь. Твой хваленый Меризи ничего тебе не сказал. А должен был бы сказать в первую очередь!

— Что сказать?

— Сказать, что нашелся твой отец! И ты скоро станешь никаким не подкидышем, и в бумагах твоих будет записано не «из подлого сословия», а из «венецианского дворянства»!

— Что такое?!

— Твой отец Франческо — младший брат нынешнего дожа Венеции сеньора Лодовико Манини. Он встретился с твоей матерью, когда та приезжала из России в Венецию. Ну а потом твоя матушка вернулась на родину, родила тебя, но воспитать не посмела. Наверно, побоялась родных или общественного осуждения, вот тебя на набережной и оставила.

Лиза вскочила:

— Что за бред ты несешь?! Я — незаконная дочь то ли повара, то ли конюха при дворце. Да мне это с детства говорили!

— Врали все. Никто ведь не знал наверное!

— А маэстро Меризи откуда узнал?!

— Говорит, ему письмо пришло из Венеции. Так что ты теперь станешь дамой из аристократии, как только по весне приедет твой папаша!

Александр с размаха плюхнулся на крошечный табурет. Но тот, скрипнув от такого напора, вдруг развалился. И Александр оказался на полу.