— Верно! — Люська смотрела на меня полными восхищения глазами. — Вот я тоже про это думала, только ни за что не смогла бы взять и разложить все по полочкам! И с чего мы начнем?

— Чтобы сэкономить время, лучше действовать по отдельности.

— Верно! Чур, за мной Алла!

— Ладно.

Часы на стене показывали восьмой час вечера — пора было расходиться.

— Я чувствую: скоро «Попутчицы любви» заслужат репутацию самого серьезного брачного учреждения Москвы! — подвела Люська итог ушедшему рабочему дню.

Утром следующего дня я, не заезжая в офис (да и чтобы мне там было делать?), направилась прямо к дому Владика Воронова. Адрес мне, конечно, дала Мария Николаевна. Расчет у меня был такой: если девица по имени Алла продолжает ночевать у молодого человека, то я наверняка застану ее еще дома. Что-то подсказывало мне, что девицы подобного вида редко дают себе труд вставать с петухами.

Правда, я пока совсем не представляла, что я скажу, когда увижу разлучницу (если увижу), но ведь в этом деле, кроме надежды на интуицию, изначально не было ничего другого.

По счастью, расчет наполовину оправдался. Правда, мне помог случай: у самого подхода к нужному дому я натолкнулась на маленькую седую почтальонку с тележкой для газет и журналов. Женщина стояла посреди дороги и, приложив руку к сердцу, тяжело дышала.

— Вам плохо?

— Ох… Да нет, не плохо, а… Ох, сил моих нету. Сердце заходится, мочи нет. Тяжесть такая…

— Вам вот в этот дом нужно, да?

— В этот… Пять подъездов осталось. Ох, не могу…

— Я помогу вам, — сказала я и, не дожидаясь благодарности, поволокла за собой действительно, очень тяжелую тележку. Почтальонка, продолжая держаться за сердце, следовала за мной на значительном расстоянии.

Я постаралась как можно быстрее разнести газеты по всем подъездам этого высокого, из разряда «элитных» дома. Консьержки впускали меня без звука: тележка с газетами оказалась надежным прикрытием. Пока я занималась разноской, почтальонка-сердечница ждала меня во дворе, присев на краешек детской карусели.

Нужный мне подъезд я, разумеется, оставила напоследок. Вошла, раскидала газеты-журналы по почтовым ящикам, понеслась обратно и вдруг, как бы забыв самое главное, хлопнула себя по лбу и направилась к лифту.

— Куда! — сразу окрикнули меня сзади.

— Да вот, — я показала консьержке сложенный вчетверо лист рекламного буклета, который издали можно было принять за конверт. — Письмо еще одно осталось. Заказное. Написано — «лично в собственные руки».

— Оставь, я передам.

— Ни в коем случае! Пропадет письмо — с меня, знаете, как спросят?!

Консьержка махнула рукой и отвернулась.

Я звонила в дверь нужной мне квартиры, наверное, минут десять. Как-то не хотелось верить, что все усилия были напрасны и по ту сторону двери нет ни одного живого существа. И вот, когда я совсем было отчаялась, дверь открылась.

— Какого черта? — услышала я вместо приветствия.

На пороге стояла и зевала с риском вывихнуть челюсть, закутанная в простыню молодая женщина. Было понятно, что мой звонок стащил ее с кровати и что на этой кровати она спала совсем голой: верхний край простыни еле-еле прикрывал обнаженную грудь, а нижний не доставал до босых ступней.

— Вы Алла? — спросила я, заранее зная, что ответ будет отрицательным. Аллу я знала только по описанию, но все равно было понятно, что стоящая передо мной девушка под это описание ну никак не подходила. Во-первых, она была совсем не высока ростом, во-вторых, у нее были не рыжие, а светлые волосы, подстриженные очень коротко, «под мальчика».

— Алла? А вам Аллу надо? Алла на дежурстве.

— Где?

— В больнице, на дежурстве. А вы кто?

— Я из домоуправления, — брякнула я. — Проводим проверку по сигналам граждан. Граждане сигнализировали, что тут некая Алла без прописки живет и регистрации. Если это вы, то потрудитесь объяснить…

— Сказано же вам, что Алла — на дежурстве! — с этими словами она попыталась захлопнуть дверь. Но я ловко вставила в щель ногу в крепком, — слава Богу, я всегда любила добротную обувь! — ботинке.

— Пропусти-ка, девушка, — очень ласково сказала я. — Иначе я сейчас сделаю один только звоночек, и сюда нагрянет несколько дюжих парней из управления по делам миграции. Штраф за незаконное вселение давно не платила? Это несколько тысяч рублей, между прочим!

Девушка была не из пугливых, и целую минуту сопротивлялась, пытаясь выпихнуть мою ногу. Но потом сдалась:

— Ладно, проходите. Холодно мне тут перед вами нагишом стоять.

Я прошла в просторный коридор, а затем, подумав, что чем самоувереннее буду себя вести, тем скорее меня действительно будут принимать за представителя власти, завернула и в комнату.

Мама миа! В комнате царил такой бардак, какого не бывает даже в студенческом общежитии на другой день после сдачи сессии. Всюду было накурено, наплевано, ни одна вещь не стояла на своем месте, на полированном столике чернели пятна от загашенных сигарет, ковер выпачкан чем-то липким, по полу перекатывалось несколько пустых бутылок. А воздух! Я никогда не была в конюшне, но ничуть не сомневалась, что в конюшне дышать было бы легче.

Девушка в простыне тем временем спокойно уселась на расправленный диван и закурила.

— Взятку будете выманивать? Только это бесполезно. Денег у меня ни копейки.

— Штраф я сказала, не взятку, а штраф. Три… нет, пять тысяч рублей.

(Правду сказать, я понятия не имею, есть ли такая статья для штрафа — «незаконное вселение». И если есть, то сколько он составляет. Закутанная в простыню девушка, как я догадывалась, имела об этом еще меньшее представление.)

— Имя, фамилия, отчество? — осведомилась я у нее.

Девушка присвистнула и молча уставилась на меня нахальными зелеными глазами. Она явно умела держать удар. Но и я тоже не из робкого десятка.

— Так, — сказала я и оглянулась. — Не желаете по-хорошему — будем по-плохому…

На полу двери в соседнюю комнату, кажется, спальню, лежало скомканное платье. Я подняла его, встряхнула — карманы пусты. Оглянулась. Шагнула за порог спальни, увидела там только разворошенную постель, вернулась. Вышла в коридор. Ага! На подзеркальнике лежала женская сумочка из дешевой искусственной кожи.

— Ваша?

Она не ответила.

Я взяла сумку за обе ручки и вытряхнула из нее все содержимое на подзеркальник.

— Вы не имеете права! Где ордер на обыск?

— Хочешь обыск? Легко! Один звонок куда надо — и три ночи в «обезьяннике» — твои!

Откинув в сторону косметические мазилки, комочки грязных бумажных платочков, использованные карточки для поездки в метро и книжку любовного романа, я взяла в руки паспорт в надорванной целлофановой обложке.

— Так, посмотрим… Ага, Зырянова Дарья Петровна, восемьдесят шестого года рождения… Прописка — город Тула, улица Металлистов, дом три… И что же нам понадобилось в Москве? Отвечать! — рявкнула я.

— Не ори, — ответила она довольно миролюбиво. — В гости приехала к подруге. Имею право или нет? Мы в свободной стране, между прочим!

— Подруга — это Алла?

— Да.

— Не сходится, девушка! Алла по этому адресу тоже не прописана. Эта квартира принадлежит человеку по имени и фамилии Владислав Воронов, самого его здесь, как я понимаю, нет?

— Ну, нет, — буркнула она.

— …и вы занимаете эту площадь незаконно. В общем, картина мне ясна. Собирайтесь.

— Да куда собирайтесь-то?! — наконец взорвалась она. Встала, придерживая на груди простыню, отбросила докуренную сигарету, провела рукой по волосам — я заметила длинные ногти с облупившимся маникюром — и попыталась принять воинствующую позу. Получалось плохо.

— Сказка про белого бычка! «Куда-куда», я уже вам сказала, что в обезьянник!

— Тьфу ты черт, ерунда какая! Да за что?!

— За незаконное проживание в чужой квартире!

— Да почему — незаконное? Он нас сам сюда впустил!

— Кто?

— Влад! Воронов! Меня и Аллу! Пожить!