— Значит, я так полагаю, прошлой ночью ты все-таки решилась на робкие предложения повиноваться, чтобы остудить его гнев, и теперь чувствуешь себя отвергнутой, потому что твоему мужу надо больше, чем простая благодарность за оказанную благотворительность.

Харриет посмотрела на него и нетерпеливо тряхнула головой, чтобы убрать с лица волосы.

— Так он и сказал: благодарность — плохая замена любви, но ведь в любви-то он как раз никогда и не нуждался!

— Как знать, смотря что подразумевать под этим. У любви много лиц, если на то пошло. Не могу сказать, что понимаю своего замкнутого кузена, потому что он никогда не допускал мысли, что я созрел для таких разговоров. Но я начинаю подозревать, что старый дьявол — романтик в душе, один из тех шевалье, которые пережили свое время и никак не вписываются в наш промышленный век со своими старомодными принципами. Вот что так расстроило его вчера, а вовсе не то, что он ведет себя как собака на сене, как ты считаешь.

Харриет слушала внимательно, разрываясь между страстным желанием поверить и мыслью о том, что она слишком легко поддается беспочвенным фантазиям.

— А Саманта? Каким боком она здесь замешана?

— Уж каким есть. Высококлассная проститутка времен его вдовства, которая вернулась, чтобы навредить. Сэм всегда хотела того, что не могла получить, а если не добивалась своего, то была готова крушить все вокруг.

— Мужчины предпочитают, чтобы их жены и любовницы не встречались. Ты же слышал, он сказал, чтобы я с ней больше не виделась.

— Это доказывает обратное, дурочка. Для нее здесь уже нет места.

— Да, но я думаю, он пришел к какому-то решению. Он встречается с ней в Дублине.

— Ну и что? Ради бога, прекрати, Харриет! Иногда мне кажется, что ты ищешь кочки на ровном месте, выдумываешь то, чего и в помине нет. Все остальное яйца выеденного не стоит, и я так скажу — вы оба получили то, что заслужили, заключив эту дурацкую сделку. Ну а теперь давай поговорим о чем-нибудь другом! А то я растеряю остатки соображения!

За ночь выпало немного снега, и Дафф отметил:

— Харриет, береги себя, пока меня не будет, ладно? Не провались в болото и все такое.

— Значит, ты уже скоро уезжаешь?

— Послезавтра. Рори едет со мной.

— О! — Харриет почувствовала себя брошенной на произвол судьбы. Она оставалась в замке только с Нони да со своими мыслями, и веснушки предательски выступили на ее побледневшем лице. Дафф довольно грубо поинтересовался:

— Будешь скучать по Рори?

— Конечно, буду, в Клуни без него как-то тихо, — честно ответила она, потом добавила, потому что хотела кое-что узнать до того, как он уедет, оставив ее наедине с этим невыносимым вопросом: — Дафф, ты в самом деле думал, что… что Рори и я… — Она смутилась, и Дафф закончил за нее:

— Любовники? Нет, Харриет, если это хоть как-то успокоит тебя. Любой может заставить себя поверить — по многим причинам — горечь, уязвленная гордость, даже чувство, — что ты проиграл. Понимаешь это?

— Да. — Лицо ее порозовело. — Я рада, Дафф. Я бы не хотела, чтобы ты думал, что я отплатила предательством за щедрость.

Она пыталась тщательно выбирать слова, не желая вызвать новое чувство поражения, напомнив ему, что, в конце концов, он сам отказался от единственного дара, который она может преподнести ему. Но Дафф снова отдалился от нее.

— Нет, конечно. Не сомневайся, я очень ценю твою настойчивость в отношении выполнения обязательств, основанных на благодарности, но мне уже порядком наскучило, что ты считаешь замок благотворительным заведением, — сухо ответил он.

— И я так думаю. — Харриет не очень-то поняла, что Дафф имеет в виду, но ясно осознала, что, как обычно, ляпнула не то. — Вернешься к Новому году?

— Еще одна знаменательная дата? — спросил он, и Харриет показалось, что Дафф смеется над тем, как она совсем по-детски настаивает на важности тех событий, которые давно ничего не значат для него самого.

— Не такое, как Рождество, — с серьезной решимостью ответила она. — Но начало нового года — это что-то новое, чистое и юное. Ты можешь оставить позади свои ошибки и разочарования и попробовать начать все сначала.

— Можно, конечно. — Голос его смягчился. — И ты полагаешь, что если мы с тобой встретим Новый год вместе с верой в сердцах и молитвой на устах, то на нас снизойдет благословение и мы сможем начать все заново?

— Мы можем, по крайней мере, вознести молитву. — Харриет никак не могла разобраться в его настроении.

Дафф провел рукой по ее волосам, наслаждаясь прикосновением.

— Хорошо, — ответил он. — Я приеду без опозданий, обещаю. Все еще ждешь чудес, Харриет?

— Если ты веришь в чудо, то оно произойдет. Кто-то сказал — по-моему, святой Августин, что есть вера, пока ты веришь в то, чего нельзя увидеть.

— Да… да… может, эта твоя вера передастся и мне, — медленно проговорил Дафф, и вдруг в его глазах вспыхнула озорная искорка. — Они что, пичкали вас житиями святых и всякой другой чепухой?

— Да, и еще житиями мучеников, но они мне не очень-то нравились, все утыканные стрелами и тому подобное, и бродили везде со своими глазами на тарелках, — вполне серьезно ответила Харриет, и Дафф расхохотался.

— Какое ужасное прочтение! Кто бродил с глазами на тарелках?

— Я не помню — всегда была не в ладах с мучениками. Они так наслаждались своими несчастьями!

— А ты своими не наслаждаешься?

— Мои — совсем не такие. — Она выскользнула из-под его руки и выбежала из комнаты.

Весь день с угрюмых небес сыпались редкие снежинки, которые таяли раньше, чем успевали коснуться земли. Однако к ночи пошел настоящий снег, и настроение у Харриет улучшилось. Она прямо-таки видела все эти рождественские забавы, которых так ждала: снеговики и санки, катание на коньках по льду замерзшего озера и прочее веселье.

После завтрака все отправились играть в снежки и до упаду смеялись над ужимками собак, а скорее Парня, потому что прыжки и развороты овчарок были полны грации и восторга, но Парень на своих коротеньких кривых лапках вскоре совсем утонул в снегу. Из сугроба торчала только его мордочка и с упреком смотрела на всех из-под косматых бровей.

— Не переживай, мой бедный! — говорила Харриет, в очередной раз выкапывая его из сугроба, но он был обижен, что хвост его повис, и пес затрусил в дом, где позже Харриет нашла его в гнездышке на подстилке Курта. Девушка заботливо опустилась перед ним на колени, но пес посмотрел на нее с таким странным выражением, что она села на корточки и на минуту засомневалась, стоит ли ей вообще его трогать. В этих влажных глазах светились такая мольба и понимание, такая покорность судьбе, что у Харриет мурашки по спине забегали. Он сидел так смирно и так внимательно смотрел на девушку, что казалось, пес пытается что-то передать ей. Харриет взяла его на руки, чтобы утешить, и глаза ее наполнились слезами, когда он начал с обычной благодарностью за оказанное внимание тихонько поскуливать и облизывать ей лицо.

— В чем дело, Принцесса? — спросил Рори, когда они с Даффом вошли в гнездышко, чтобы выпить немного шерри перед обедом. — Почему такая расстроенная?

Она улыбнулась ему в ответ, смахивая слезинки с ресниц.

— Ничего, просто какое-то предчувствие… Парень… не знаю.

— Что за предчувствие?

— Сама не знаю. У него такой странный взгляд!

— Давай посмотрим правде в лицо, медовая моя, он и сам очень странный.

— Да нет, это совсем не то. Не знаю, как объяснить. Думаю, что это угрызения совести, потому что я смеялась над ним.

— Все собаки ненавидят, когда над ними потешаются, — проговорил Дафф, протягивая ей бокал с шерри. — Хватит нянчиться с несчастной дворнягой и выпей немного.

Но Харриет не хотела отпускать пса и проигнорировала нотки раздражения в голосе Даффа.

— Поставь куда-нибудь, я потом выпью, — ответила она, и Дафф со стуком опустил бокал на стол, расплескав напиток.