— Моя жена умерла восемь лет назад. — И все.

За обедом они сидели по разные стороны длинного стола напротив друг друга.

— Ты права, — неожиданно заговорил Дафф после продолжительного молчания. — Все пережарено, но совершенно очевидно, что кухня старалась ради тебя. Наши гости так редки, что они просто должны быть поражены.

— Ох! — вырвалось у Харриет. Она не считала, что относится к гостям, которых надо поразить, однако стало понятно, что вся обслуга замка пока еще остается в неведении по поводу ее скромного статуса.

— Вы не сказали им?

— Не сказал им что?

— Про приют и… и про мою глупую ошибку.

— Не имею привычки обсуждать своих гостей со слугами, — холодно отозвался он. — Что касается глупой ошибки, это может остаться между нами, поскольку мой кузен не собирается ставить тебя в затруднительное положение своими напоминаниями.

— Когда ваш кузен понял, что я ему не нужна, — возразила она с той же холодностью, — мог бы легко избавить меня от затруднительных положений, послав известие о том, что не стоит приезжать и делать из себя дуру.

— Да, надо отдать ему должное, Рори так и поступил. Я узнал об этом совсем недавно, — спокойно сообщил Дафф. — Он, очевидно, написал телеграмму, отдал кому-то из селян и велел послать ее из деревни. Тот в свою очередь встретил почтальона Вилли и отдал ее, чтобы не ходить туда-сюда впустую, Вилли запихнул бумажку себе в карман и забыл о ней. Витание в облаках по-ирландски. И все же, моя милая мисс Джонс, какое странное стечение обстоятельств, не правда ли?

Харриет было не до ответов на вопросы, она боялась, как бы приютская привычка моментально глотать еду, пока не кончилось второе, не сыграла с ней очередную злую шутку — не стоило заканчивать трапезу раньше хозяина дома.

Возможно, он неправильно истолковал ее беспокойство, поскольку неожиданно заметил:

— Если все еще надеешься на более романтическую партию, то знай, что он не женится на тебе. Несуществующая наследница, которая бы вместо Рори хватала каштаны из огня, — старая семейная шутка. Лучше выходи за меня.

Но Харриет была сыта по горло ирландским юмором.

— Если, мистер Лоннеган, вам нужно лишь, чтобы кто-то присматривал за вашей малюткой в каникулы, то нет никакой нужды жениться. Почему, когда я просила вас найти мне работу, вы не предложили мне эту?

— Потому, упертое создание, что Ирландия остается страной, где в отдаленных уголках, как этот, такое положение считается неприемлемым.

— Понятно. Но ведь есть другие дома и другие семьи.

— Для тебя — нет. Замок Слайн по другую сторону озера теперь просто сдает комнаты внаем, а сыну и наследнику О'Рафферти всего два месяца. У Фицджеральдов и Линчей все взрослые. Остаются две мисс Райанс, у которых нет никого, кроме собак, Элис Дочерти, которой, может быть, нужен конюх, но никак не сиделка, а о старом генерале Салливане не может быть и речи. — Во время этой тирады Дафф поднялся из-за стола, собрал тарелки и поставил их на пол, чтобы собаки могли слизать остатки еды. — И мыть не надо, — весело сказал он, заметив, что она смотрит неодобрительно. — Рук на кухне не хватает. Ну, мисс Харриет, какие у вас альтернативы, коли чудесное наследство уже потрачено, а сесть на поезд в кредит невозможно даже в Ирландии?

Она поднялась и предприняла последнюю попытку:

— Вы могли бы одолжить мне денег на дорогу, если захотели бы, мистер Лоннеган, — натянуто проговорила она и тут же залилась краской от такой дерзости. По принципам Матроны, брать деньги у незнакомца непозволительно, а ожидать благотворительности, когда и так уже для тебя немало сделано, — и вовсе свинство.

Как бы он ни расценил ее замешательство, в его планы явно не входило упрощать положение.

— Что, если я не захочу? Мне казалось, что я вполне ясно дал понять, что Нони — не единственная причина моего предложения, как бы странно это ни выглядело.

— Еще бы не странно! Кто слышал предложение более… более безумное?!

— Ну, на сегодня достаточно споров, пора мне вспомнить обязанности гостеприимного хозяина. Пойдем на террасу и насладимся видом, а ты расскажешь мне о приюте, который не очень-то хорошо готовит воспитанниц к трудностям и разочарованиям взрослой жизни. Годится?

День прошел очень приятно, и Харриет неожиданно для себя открыла, что этот мужчина с одинаковой легкостью мог как поставить человека на место, так и создать непринужденную атмосферу. Он также оказался прекрасным слушателем, и, хотя девушка была не из болтливых, она вскоре совершенно забыла, что знакомы они всего каких-нибудь сорок восемь часов.

— Ты знаешь, кто твои родители? — праздно спросил Дафф и был поражен и озадачен, когда услышал, что Харриет никогда не интересовалась этим.

— Лучше уж не знать, чем разочаровываться или придумывать что-то. Вполне могло не оказаться никаких записей обо мне, — просто объяснила она, и глаза ее погрустнели.

— Да, понимаю. А ты придумывала для себя своих родителей, Харриет?

— Нет, не родителей. Иногда я мечтала о благотворителе, который удочерит меня, а может, даже женится на мне, как в той старой книжке «Длинноногий дядюшка».

— Ну вот, такой шанс и выпал — хватайся за него обеими руками! — снова сыронизировал Дафф, не в силах противостоять искушению.

— Думаю, слово «благотворительность» вам не подходит, мистер Лоннеган. Кроме того, у вас на уме точно не удочерение, — серьезно возразила девушка.

Дафф поднялся.

— Возможно, ты права. Одной дочери вполне достаточно, благодарю! Лучше вернуться в дом, холодает.

Предоставленная сама себе, Харриет решила еще раз обследовать комнаты, которые они посетили утром. Она виновато вздрогнула, когда Джимси застал ее за тем, что она пыталась выяснить, что же скрывает кусок ткани, занавешивающий мольберт.

— Я нести лампу в гнездышко, где сам сказал вы, должно быть, отдыхать, — сказал он с явным неудовольствием. — Зачем бродить на своей больной ноге среди хлама? Эти комнаты не в использовании. Вся эта рухлядь лежать здесь с тех времен, когда я появляться в замке мальчишкой. В тот времена много быть слуг, и они убирали и чистили эти штучки, и хозяйка, она все время брала барахло у коробейников. Как сорока, право дело.

— Жена мистера Лоннегана? Это ее портрет? — У Харриет потеплело на сердце при мысли о женщине, которая имела склонность к бесцельным покупкам, невзирая на их ценность.

— Его мамочка, не жена, юная мисс, и портретка не ее, — ответствовал Джимси. — Последней молодой хозяйке начихать было на замок. Бедняжка, она оставлять свое сердце в Дублин, там ей и надо было жить.

При взгляде на старого слугу у Харриет по спине побежал холодок дурного предчувствия.

— Какая она была? И как она умерла?

— Мисс Китти, она что ли? Она была как ребенок, которого отнимать от мамочки, и она чахнуть без света и радости, которого они лишать ее. Она помереть при родах, упокой Господи душу ее!

Джимси стоял с лампой в руке, похоже, он уже позабыл про Харриет, погрузившись в грустные воспоминания. Харриет вздохнула:

— Ох как грустно… грустно быть несчастной в таком чудесном месте, но еще грустнее умереть как раз в тот момент, когда ребенок мог все изменить.

— Она никогда не желать ребенок. Мистер Дафф тоже думать, что крошка отрывать ее от мрачных мыслей и постоянного рисования. Она закрываться в этой комнате и делать картинки здесь, только ее она признавать своей. Но ожидание и медленные изменения в ее теле сделать ее раздражительной, она кукситься при его виде и настраиваться против него.

— Бедняга… наверное, он винил себя.

— Так и было, но это не быть его вина. Он никогда не понимать мисс Китти с ее страстью к танцам и платьям. Лоннеганы не такие. Но он воспринять это очень тяжело, корить себя, что хотел ребенка от нее и не желал слушать бедняжку.

— А где сейчас малышка? — полюбопытствовала Харриет, так как в доме не было никаких следов присутствия ребенка.

— В школе в Нокферри. Компания тут не для детей, так что это лучше всего.