— У меня есть еще одно платье вообще без бретелей и с огромным вырезом на спине.
Грант застонал.
— Такого я могу не выдержать.
Брайони рассмеялась.
Какое-то время они молчали, а затем он спросил:
— Засыпаешь?
— М-м-м…
— Тогда спокойной ночи, — и поцеловал ее в макушку.
— Спокойной ночи. — Она зевнула. — Я так рада, что теперь не надо бояться засыпать, — сонно проговорила она и напряглась, несмотря на то что уже засыпала.
— А это как надо понимать? — осторожно осведомился Грант.
— Никак.
Он не стал настаивать, и она уснула в его объятиях.
Он встал раньше нее и разбудил, подвезя к кровати завтрак на тележке.
Брайони откинула назад волосы и резким движением села. Непонимающим взглядом она оглядывала все вокруг, пока до нее не дошло, что на ней ничего нет, и она быстро натянула на себя простыню.
Грант присел рядом с ней, вид у него был насмешливый.
— Ты — в Мельбурне, со мной, и у тебя впереди целый день, чтобы делать то, что тебе заблагорассудится. — На нем были хорошо отглаженные серые брюки, накрахмаленная белая рубашка и темно-синий галстук.
Брайони откинулась на подушку.
— Я, должно быть, проспала! Сколько сейчас времени?
— Где-то восемь тридцать утра.
— Я-таки проспала…
— Нет, не проспала, — возразил он. — У тебя отпуск, забыла? Я разбудил тебя только потому, что не хотел уходить, не попрощавшись.
— Спасибо.
— Вообще-то говоря, я хотел бы большего, но, увы…
— Ах вот как? — невинным голосом отозвалась она.
— Несмотря на смятение, у тебя сегодня хорошее настроение, Брайони, — заметил он, при этом глаза его скользили по ее обнаженным плечам.
Она беспечно рассмеялась.
— Должна признаться, у меня действительно хорошее настроение, хоть я и кажусь испуганной.
— Нет, не кажешься. Ты выглядишь настолько хорошо, что искушаешь меня послать союз владельцев ранчо к их коровам, но я рад этому. — Грант протянул ей стакан апельсинового сока.
— Мне надо привыкать быть люб… — Она резко замолчала, их взгляды встретились, и он посерьезнел.
— Привыкать быть кем? — спросил он очень спокойно.
Брайони заколебалась, но затем сказала:
— Извини, у меня просто вырвалось.
— Привыкать быть любовницей? — Его карие глаза неотрывно смотрели на нее.
Она вздохнула.
— Что-то в этом роде. Я не могу… Я, вероятно, не смогу всегда скрывать… эти мысли от тебя, — медленно проговорила она. — Видимо, это спрятано у меня в подсознании. Нет. — Она поставила стакан на столик. — Это неправда, ничего такого у меня нет в подсознании. Вероятно, я не права. Самое главное — мне с тобой хорошо, так хорошо, как никогда, и ничто не может изменить этого факта. — Глаза ее не лгали, но она почувствовала, что краснеет. — Я все испортила?
Он так долго не отвечал, что она подумала, что и не ответит, но затем почувствовала, как его рука коснулась ее волос, и он сказал:
— Очень трудно все испортить, когда говоришь человеку, что с ним ему хорошо, как никогда. Может, на этом и остановимся.
Брайони подняла голову.
— Почему бы и нет? — ответила она, и, хотя его фраза больно царапнула ее, она смогла улыбнуться, повторив: — Почему бы и нет?
Брайони потребовалось время, чтобы прийти в себя после того, как Грант ушел. Она полежала какое-то время в горячей ванне с пеной, чтобы разобраться в себе и попытаться понять Гранта. С одной стороны, она не могла не признать, что его объяснение прошлой ночью явилось для нее облегчением. После того как он ушел от нее в тот последний вечер в Хит-Хаусе, она поняла, что все решает только он. С другой стороны, существовала определенная черта, за которую она не могла перешагнуть — это было очевидно. Любые ее рассуждения, любые жалобы по поводу их взаимоотношений он просто игнорирует, мрачно подумала она. И честно говоря, вчера вечером он также не сдался без сопротивления, хотя бы на словах…
Брайони вылезла из ванны и надела на себя синие джинсы и красивую куртку с вышивкой в виде парашютов, обмотала шею длинным шарфом и отправилась прогуляться — бросить вызов мельбурнской погоде, которая была такой же непредсказуемой, как и в Тасмании.
Она не могла точно сказать, когда эта идея пришла ей в голову, но постепенно она оформилась в окончательное решение. Последние слова Гранта были: "Увидимся в четыре". В три в окружении свертков и сверточков она сидела в кинотеатре и жевала поп-корн, запивая его кока-колой, и была убеждена в том, что возвратится в отель не раньше пяти. Наказание, пожалуй, несерьезное, подумала она, но необходимое.
Фильм оказался неплохим, но, выйдя из кинотеатра, она обнаружила, что льет проливной дождь. Такси поблизости не было, и потому, когда она вернулась к себе в номер в пять тридцать насквозь промокшая и запыхавшаяся, она чувствовала себя виноватой и потерянной. Черт побери, подумала она, уронив при входе несколько свертков и наступив на них, чего я добиваюсь?
— А, Брайони, — сказал Грант. — Я уже начал беспокоиться, не случилось ли чего с тобой.
Она выпрямилась и с удивлением раскрыла рот, увидев, что он не один. За столом, заваленным бумагами, сидела очень стильная женщина лет тридцати с раскрытым кейсом на коленях.
— Позволь представить тебе, — продолжил Грант, — Леони Ледбеттер — наш юрист. Леони, я уверен, вам будет интересно познакомиться с Брайони Ричардс, менеджером Хит-Хауса и одним из главных архитекторов его процветания.
Леони Ледбеттер с очаровательной улыбкой поднялась и протянула Брайони руку.
— Действительно интересно. Здравствуйте! На нас всех произвел большое впечатление рассказ мистера Гудмана о вашей работе.
— Здравствуйте! — сказала Брайони, но как-то неуверенно — она вдруг растерялась и почувствовала, что почва уходит из-под ног, к тому же другое, нехорошее, ревнивое чувство начало подниматься в ней…
— Что ж, я пойду, мистер Гудман! — Леони повернулась к столу и стала складывать бумаги. — Я пошлю вам по факсу договор на подпись завтра утром, как только отпечатаю его. Пожалуйста, не беспокойтесь, не надо меня провожать. — Она пересекла комнату, еще раз очаровательно улыбнувшись. — Я много лет мечтаю увидеть гору Крейдл, мисс Ричардс. Скажите, удобно, если я свяжусь с вами, чтобы получить всю необходимую информацию?
— Конечно, — пробормотала Брайони. — А, может, мистер Гудман возьмет вас с собой в один из своих визитов?
— Надеюсь, я очень на это надеюсь. До свидания, — засмеялась Леони и, еще раз попрощавшись, вышла.
Брайони по сути не видела, как она вышла. Горящими глазами она уставилась на Гранта, а после того, как дверь наконец закрылась и комната погрузилась в тишину, сказала:
— А почему вы не приглашаете всех своих подчиненных в нашу спальню, мистер Гудман? Удивляюсь, как это не пришло вам в голову!
— Брайони…
— Брайони! — передразнила она его и в ярости швырнула на пол свертки. — А может нам поместить объявление во всех ведущих газетах, чтобы на всем Восточном побережье Австралии ни у кого не осталось и тени сомнения, что мы спим друг с другом?
— Послушай, мы же знали, что этого не скрыть, — холодно ответил Грант.
— Может, и так, но это не значит, что наши отношения надо афишировать!
— Все получилось неожиданно, Брайони. Леони пришлось срочно прилететь из Сиднея с необходимыми мне документами, и нам надо было составить проект договора. Если бы ты задержалась еще на пять минут, ты бы с ней не встретилась.
— А если бы я была здесь в четыре? — спросила Брайони.
— А почему ты не была здесь в четыре? — осведомился он.
— Потому что решила пойти в кино, вместо того чтобы бессмысленно сидеть и ждать тебя, словно собачонка.
— Не могу себе представить тебя чьей-либо собачонкой, — с иронией заметил Грант. — Видишь ли, все это случилось совершенно неожиданно и самое подходящее место для работы было именно здесь не только потому, что у меня имелись документы, которые были нужны Леони, но еще и потому, что мне необходимо было сделать несколько международных звонков. Но если бы ты была здесь, как мы договорились, я предупредил бы тебя по телефону и ты решила бы, где тебе лучше провести это время.