Она грустно улыбнулась, представив, что бы подумал Грант, узнав, что она похоронила себя в маленьком городишке, где управляла крошечной гостиницей на четыре номера и где все делала сама, если не считать уборщицы, которая приходила помогать раз в неделю. Брайони сама заправляла постели, готовила завтраки, была продавщицей в сувенирном киоске при гостинице — место было историческим — и сама ухаживала за садом.

Поморщившись, она открыла глаза и оглядела небольшой прелестный сад с веселой зеленой лужайкой в центре и всевозможными цветами, которые уже начинали распускаться. Вообще-то говоря, городок был очень неплохим и хотя был маленьким, но являлся центром по производству шерсти в Австралии; украшали его несколько красивых старинных зданий и церквушек. Брайони показалось, что это подходящее место для зализывания ран и обретения душевного покоя. А теперь у нее было ощущение, что эти раны не заживут никогда…

— Нет! — Она резко выпрямилась, и Оливер, который лежал рядом, вскочил на ноги и, вопросительно взглянув на хозяйку, положил ей на колени лапу. Брайони печально погладила его по голове. — Все в порядке, старина. Мне просто немного взгрустнулось. Что, если нам прогуляться?

На следующее утро Брайони решила испечь лепешки. У нее остановились две пожилые дамы, которые совершали ежегодное паломничество в места, где родились, и она решила, что устроит им оригинальный завтрак. И вот с руками и лбом, перепачканными в муке, она услышала, как в саду залаял Оливер. Затем Оливер замолчал, но дверной звонок звонил по-прежнему, стало быть, тот, кто пришел, зашел с заднего хода, подумала Брайони и буквально приросла к своему месту, когда за спиной услышала голос, который произнес:

— Ты можешь этого не знать, приятель, но именно я спас тебя из зоомагазина. Как поживает твоя хозяйка?

Грант Гудман, легонько постучав по открытой задней двери, переступил порог нагретой солнцем старомодной кухни. В переднике, старых спортивных брюках, босоножках и выцветшей желтой кофте, Брайони вначале уставилась на него, а затем ухватилась за край стола, потому что все поплыло у нее перед глазами.

— Брайони, — спокойно сказал Грант, от пристального взгляда которого не ускользнуло то, как она побледнела, — я не хотел тебя напугать, с тобой все нормально?

— Нет… да! Со мной все нормально, — ответила она слабым голосом и потерла тыльной стороной ладони щеку, тем самым еще более перепачкав лицо. — Что… что ты тут делаешь? — глупо спросила она, а затем судорожно сглотнула. — Я хотела сказать… — Но не смогла продолжить.

— Я приехал увидеть тебя, — ответил он ровным голосом. — Я ищу тебя уже много месяцев.

— Но зачем?

Грант улыбнулся, но не потому, что ему стало весело.

— Зачем, как ты думаешь?

Брайони смотрела на него. Он был одет официально, в костюме и галстуке и, если не считать складок, залегших по краям рта, которых она раньше не замечала, выглядел по-прежнему — такой же высокий, сильный и импозантный.

Она отвела взгляд и рукой нашарила стул.

— Не знаю, что и подумать, — глухо сказала она и приложила руки к лицу, затем огорченно посмотрела на них, подскочила и быстро пошла к раковине.

Грант протянул руку и поймал ее за запястье.

— Грант…

— Послушай, — с нежностью сказал он, — почему бы тебе не закончить то, чем ты занимаешься, а я бы тем временем приготовил нам по чашке чая?

Брайони задрожала, потому что Грант стоял так близко, что она могла видеть зеленые огоньки в его глазах и вдыхать его запах. Она на секунду закрыла глаза, а затем отрывисто сказала:

— Хорошо, чайник вон там, а все для чая на полочке, но должна предупредить тебя, я не буду…

— Торопиться? — спокойно подсказал он.

Брайони высвободила руку и вернулась к стряпне, крепко сжав рот, хотя на глаза предательски наворачивались слезы. Грант долго смотрел на ее склоненную голову и ловкие руки, а затем снял с себя пиджак и отправился за чайником.

Они молчали до тех пор, пока лепешки не оказались в духовке. Брайони сгребла посуду в раковину и ополоснула руки. Чай был готов.

— Пожалуйста. — Грант пододвинул ей стул и сел сам. — Тебе покрепче?

— Да, спасибо. — Брайони посмотрела на чашку, а затем перевела хмурый взгляд на него. — Как ты меня нашел?

— Через твою мать.

Брови Брайони взметнулись вверх.

— Не может быть, — воскликнула она. — Она бы тебе не сказала!

— Я очень просил ее. Я объяснил ей ситуацию, и она согласилась. Вообще-то говоря, если бы она не вышла замуж и не изменила фамилию, я нашел бы тебя намного раньше.

— Ты хочешь сказать, что заставил мою мать…

— Я ее вовсе не заставлял. Я просто приехал к ней и изложил факты. Она сама решила сказать мне…

— Представляю!

— Не думаю, а теперь давай раз и навсегда выясним один вопрос — с Ником Семплем. Да, я знаю, были времена, когда я усложнял тебе жизнь и не хотел об этом знать, я не скажу тебе почему…

— Я знаю почему, — глухо сказала Брайони и отпила немного чаю.

Он пожал плечами.

— Хорошо, скажи сама.

Их взгляды встретились. Брайони собралась с духом и сказала:

— Чтобы иметь возможность держать меня на расстоянии, поскольку ты во мне сомневался.

Грант поморщился.

— Это так. Чего я не понимаю, — продолжал он, — так это, почему ты испытывала чувство вины, почему все взяла на себя и почему позволяла мне продолжать сомневаться, — сказал он с мрачной усмешкой, которая поразила ее, потому что была явно адресована ему самому.

Брайони заморгала глазами.

— Значит, ты больше не веришь, что я…

— Нет, не верю. Как только я пришел в чувство, я понял, что ты на такое не способна. Так почему же, Брайони? Это был твой способ держать меня на расстоянии?

Она вздохнула, встала и с чашкой в руках подошла к окну.

— Грант, — сказала она наконец, — чувство вины навсегда останется во мне, но прежде чем я расскажу тебе, как все случилось, ты должен пообещать, что… что ничего не предпримешь.

Глаза его сузились, как будто наконец он прозрел истину, раскрывшуюся перед ним, но затем сказал:

— Обещаю.

— Когда я впервые познакомилась с Ником, меня как раз повысили по службе. Это был большой успех и существенное продвижение в карьере. Он был моим непосредственным начальником, а также членом семьи Семплей, — поморщившись, она повернулась к Гранту, — мы много работали вместе. И когда он стал закидывать удочки, как это делают многие мужчины, я ясно дала ему понять, что у него ничего не выйдет, по крайней мере по двум причинам: во-первых, он женат и, во-вторых, он мой начальник. Ник отнесся к этому с завидным достоинством, так я подумала тогда, и только потом поняла, что он просто стал добиваться своего более изощренно.

— Продолжай.

— И вот однажды, — продолжала Брайони, — мы вместе обедали в гостиничном ресторане — хочу подчеркнуть, что все это было абсолютно невинно, мы все утро работали как проклятые. А поскольку он умеет быть веселым, умеет нравиться, поскольку я его уже давно знала и, — она сделала беспомощный жест рукой, — общалась с ним почти каждый день, это переросло в дружеские отношения. Любой, кто мог нас увидеть, сказал бы, что это совместный обед двух друзей.

— Так вот, когда он встал, чтобы идти, до меня дошло, что на нас как-то странно смотрят. Вот тут-то у меня в голове загорелся красный огонек, и я начала думать, так ли все это безобидно. Вначале он вел себя деликатно, усыпив мою бдительность, а сам тем временем делал все, чтобы нас как можно чаще видели вместе и чтобы приручить меня, если так можно выразиться, — сухо сказала Брайони.

— И, конечно, так оно и было?

— Дальнейшие события это подтвердили, Грант, — ответила Брайони. — Потому что, когда я, поняв, попыталась отдалиться и перевести наши отношения на сугубо деловую основу, он прежде всего рассказал мне о своих проблемах с Анжеликой, добавив, что их брак — лишь формальность, что разочарование взаимно, и так далее. Когда же я ответила, что меня это не интересует, он стал вести себя, мягко говоря, неэтично. Он угрожал мне увольнением, обратил мое внимание на то, что мы много часов провели наедине и могли, в принципе, заниматься чем угодно… И тут я поняла, как при небольшом усилии могут представить это мои недоброжелатели. Более того, я стала замечать, как другие Семпли, особенно мать Ника и его дядя, стали относиться ко мне весьма прохладно.