Брайони пожала плечами.

— Мой отец умер, когда мне было десять лет, и матери пришлось нелегко с двумя детьми, но было бы неверным назвать мое детство несчастливым.

Она грустно улыбнулась.

— Когда вы начали заниматься бизнесом?

— Мне было восемнадцать, я училась на курсах бухгалтеров и устроилась на вечернюю работу барменшей в одну гостиницу. Через год я уже стала заведовать тем баром, потом перешла на работу администратором и так далее и тому подобное.

— Это говорит о том, что у вас большие организаторские способности и умение ладить с людьми.

— Это так, — согласилась она с невозмутимым видом.

Грант Гудман улыбнулся.

— Это был шаг вверх или вниз по социальной лестнице?

— Ну, конечно же, вверх, — с вызовом ответила Брайони.

— Интересно, — лениво проговорил он, — что за страсти кипят сейчас за этими прекрасными голубыми глазами?

Брайони поморщилась.

— Ничего такого, что было бы интересно посторонним.

— Вы можете на меня положиться, это останется между нами, — вкрадчиво сказал он, многозначительно взглянув на нее, затем его глаза скользнули по ее груди под голубой рубашкой.

— Интимная исповедь — вы этого хотите? — бросила она, и на щеках у нее проступил легкий румянец. — Тогда вы просто теряете время, мистер Гудман. Мне все равно, что вы обо мне думаете или что говорите.

— Даже если бы я нравился вам так же, как вы мне?

Она едва не раскрыла рот от удивления, но вовремя спохватилась.

— Этого никогда не случится, — проговорила она сквозь зубы.

Он насмешливо приподнял бровь.

— А мне показалось, что это уже случилось. Мне показалось, — добавил он медленно, — что вы ведете себя странно по отношению ко мне с самого начала.

— А это означает, — ответила Брайони, с трудом сдерживаясь, — выдавать желаемое за действительное. Мое поведение было лишь реакцией на все растущее убеждение, что вы один из тех неудачников в любви, которые не пропускают ни одной женщины.

Он рассмеялся и миролюбиво сказал:

— Это не так. Дело в том, что вас очень трудно пропустить. Вы великолепны. Вы… — он помолчал, — не без опыта, да и я тоже, и, думаю, мы очень подходим друг другу. И потом, есть еще одно обстоятельство, важное с вашей точки зрения, — мое столь презираемое вами ранчо приносит мне солидный доход, вы не останетесь внакладе.

Брайони захотелось схватить стакан и швырнуть в него, но она сдержалась. Она выплеснула свою минералку в раковину и резко проговорила:

— Ваши слова вызывают во мне отвращение, и, нравится вам это или нет, я отправляюсь спать.

— Что ж, мне определенно понравилось бы это, если бы нам предстояло сделать это вместе, но я могу и подождать. — Он осушил свой стакан и встал. Посмотрев на Брайони, он улыбнулся и сказал: — Спокойной ночи. Кстати, я записался в поход на завтра. Кажется, вы поведете нас, и я подумал, вам будет интересно об этом знать.

— Я хочу видеть Люсьена, Линда!

— Хорошо, хорошо! Только не забывай, что уже почти одиннадцать.

Брайони нетерпеливо передернула плечами.

— И почему ты мне не сказала, что Грант Гудман записался в поход? Почему ты сказала ему, что я поведу эту группу?

— Потому что он спросил об этом и записался только после ужина, как раз перед тем, как закончилось мое дежурство, — ответила Линда. — И потом, что я должна была делать? Запретить ему идти?

— Я хочу видеть Люсьена.

— Эх, Брайони, — укоризненно сказал ей Люсьен несколько минут спустя, — ты что же думаешь, я притворяюсь?

Брайони вздохнула. Его бледность, темные круги под глазами и простуженный голос не оставляли сомнений в том, что он действительно болен.

— Почему ты считаешь, что не справишься? — спросил Люсьен. — Прекрасно справишься! Ты прошла курс оказания первой медицинской помощи, ты знаешь местность…

— Да все я смогу, — парировала Брайони. — Просто не хочу. Неужели ты считаешь, что мне без этого дел не хватает?

Люсьен пожал плечами.

— Тогда отмени, — предложил он. — Объясни им, что я, Люсьен дю Плесси, незаменимый гид, слег в постель по причине простуды.

— Возвращайся в нее, Люсьен, — устало сказала Брайони. — Будем надеяться, что пойдет снег.

Снег, разумеется, не пошел. Погода стояла отличная, и по прогнозу должна была таковой и остаться.

Вдобавок ко всему, когда она направлялась в прачечную, чтобы взглянуть на вышедшую из строя стиральную машину, кто, вы думаете, попался ей навстречу? Конечно же, Грант Гудман.

— Доброе утро, Брайони, — радостно приветствовал он ее и зашагал рядом.

— Доброе утро, — коротко ответила она, бросив беглый взгляд на его рослую фигуру.

— Хотя для вас оно, может, не такое уж доброе, — мягко заметил он.

— С чего вы взяли?

— А мне подумалось, что вы провели ночь, молясь о наступлении урагана.

Она закусила губу, покраснела, а затем честно призналась:

— Вы правы. Но это не означает, что мне не удастся справиться с вами, мистер Гудман, у меня по этой части большой опыт.

— Я об этом наслышан, — ответил он, и не успела Брайони отреагировать, как Грант Гудман добавил: — А с чем, собственно, вы собираетесь справляться в такой спешке и с таким воинственным выражением на лице?

— С неисправной стиральной машиной, мистер Гудман, всего лишь с неисправной стиральной машиной. И вам вовсе нет нужды меня сопровождать, вообще-то говоря, мы не приветствуем, когда гости расхаживают по служебным помещениям.

— Бедная машина, — пробормотал он. — Вы разбираетесь в них или она просто получит пинка? Я спрашиваю только потому, — быстро добавил он, когда она резко повернулась к нему и заметила искорки смеха в его глазах, — что кое-что понимаю в технике. Но, может, вы стесняетесь вида ваших служебных помещений? Вы только скажите.

Брайони тяжело вздохнула.

— Вовсе нет, мистер Гудман. Мы в Хит-Хаусе гордимся нашими служебными помещениями, а поскольку вы просто горите желанием проинспектировать их, то милости прошу.

— Благодарю вас, — в тон ей ответил Грант Гудман. — Вы не заметили, что мы успешно обмениваемся колкостями, Брайони?

— Нет, — холодно ответила она. — Ну вот мы и пришли. — Она провела его по подсобкам, где царил безупречный порядок, на чем она всегда настаивала, затем они прошли в прачечную, и прачка указала им на неисправную машину. Брайони в душе желала, чтобы у Гранта Гудмана ничего не получилось.

— А-а, — сказал он, — у меня была одна такая на ранчо, и мы обнаружили, что, если посторонние предметы попадают под мешалку, она останавливается. — Он покопался несколько минут, извлек мешалку, затем пошарил внизу и достал оттуда большую синюю пуговицу. — Я бы очень удивился, если бы после этого машина не заработала.

Так и случилось, отчего Брайони действительно захотелось пнуть машину ногой.

— Благодарю вас, — сухо сказала она, когда они выходили из прачечной.

— Не стоит благодарности, — небрежно ответил Грант Гудман. — Приятно сознавать, что бывают еще моменты, когда неплохо, что под рукой оказывается мужчина.

— У меня есть мужчина под рукой, даже несколько, — парировала Брайони. — Просто ни один из них не разбирается в стиральных машинах, — сухо добавила она.

— Не расстраивайтесь, — утешил ее Грант Гудман.

— А кто сказал, что я расстраиваюсь! — резко проговорила она, и ей захотелось пнуть саму себя с досады. — Мистер Гудман, — она остановилась посреди дороги, — не могли бы вы проделать обратный путь в одиночестве? Завтрак начнется вот-вот, а у меня еще есть дела. К тому же нам, как мне кажется, предстоит нелегкий день.

— Безусловно, — живо отозвался он, — хотя не понимаю, чем я мог обидеть вас на сей раз.

Брайони рассердилась, и Грант Гудман это понял.

— Моя дорогая Брайони, — протяжно проговорил он, — вам не следует так заводиться с утра пораньше. Это плохо влияет на пищеварение. Увидимся позже. — Он повернулся и зашагал прочь.