С двумя сотнями ладей Веланд блокировал Жефосс. Осажденные, у которых закончилась продовольствие, заплатили ему выкуп и покинули эту территорию вместе со своими победителями. Но поскольку контракт, который Веланд заключил с Карлом Лысым, истек, Веланд развернулся и со своими недавними противниками снова начал опустошать франкские земли. Зиму 861–862 годов он провел в Мелене, с другой стороны от Парижа, в то время как франки спешно сооружали укрепленный мост в Пон-де-л'Арш.

Впрочем, эти меры предосторожности не помешали скандинавской флотилии подняться вверх по Сене и в 885 году осадить Париж. Новый король Карл Толстый был вынужден заплатить большой выкуп, и удовлетворенные захватчики уплыли обратно. Но не все викинги поступили таким же образом. Немало их осело на Сене, прежде всего в Руане. Во главе их стоял храбрый и упрямый вождь по имени Хрольф, которого мы привыкли называть Роллоном: между 887 и 911 годами он сумел добиться того, чтобы все викинги Нижней Сены признали его своим предводителем. Он нисколько не боялся франков и продолжал устраивать на них набеги. Но времена менялись: франки пришли в себя и собрались с силами. Именно в этот период оформляется новая иерархическая система — она приведет к возникновению феодализма — в рамках которой король только царствует, а герцоги и графы управляют вверенными их надзору землями.

Эта новая система претворялась на практике как раз то время, когда Хрольф покинул свой плацдарм в Нормандии и осадил город Шартр. Франкская армия под предводительством Роберта Нейстрийского, Ричарда Бургундского и Эбля Пуатевинского встретила викингов под стенами осажденного города. Говорят, что в битве полегло не меньше шести тысяч скандинавов, что нам кажется слишком завышенной цифрой. Как бы то ни было, Хрольф был вынужден снять осаду и отступить к низовьям Сены; но совершенно не собирался уплывать из Галлии. Напротив, он, кажется, намеревался увеличить число укрепленных лагерей на излучинах Сены.

Именно тогда в дело вмешался молодой король Карл III Простой. Он не принимал участия в сражении, но умело воспользовался победой магнатов (которая, вероятно, не имела бы никакого ощутимого продолжения), чтобы найти политическое решение и окончательно устранить угрозу со стороны викингов. Его соображения основывались на неопровержимой логике: Хрольф был разбит, но не побежден. Вождь викингов крепко держал бразды правления над Руаном и всей областью, поэтому нужно было официально признать за ним титул графа Руанского, добившись, чтобы взамен он принял христианство, вошел в состав франкского королевства и защищал земли, ставшие его собственностью, от любых вторжений скандинавов. Римляне придерживались той же самой политики в отношении с некоторыми бриттскими народами на севере Британии, чтобы ослабить угрозу со стороны пиктов Шотландии.

Так был заключен договор на Сен-Клэр-сюр-Эпт. Король принял оммаж и клятву верности от крестившегося Хрольфа Роллона (он получил новое имя Роберт), назначив его графом Руанским и пожаловав ему несколько пагов вокруг Руана: владения Хрольфа простирались до реки Эпты к северу от Сены, рек Ер и Авр на юге, что соответствует современному округу Верхней Нормандии. Под властью франков осталось маленькое графство Иври (Иври-ла-Батай) и восточная часть округа Вексен ( pagus Velcassini), которая позднее стала французским Вексеном, в отличие от нормандского Вексена. Впоследствии Хрольф присоединил к жалованным ему владениям земли, которые соответствуют департаментам Орн и Кальвадос, а его наследники — Контантен (отнятый у бретонцев) и Пассе (область Домфрон). Так родилась Нормандия.

Договор в Сен-Клэр-сюр-Эпт был выгоден всем заинтересованным сторонам: титул графа Руанского означал, что Хрольф становится единственным законным правителем среди викингов; он также представлял власть короля в своей области. Но, кроме того, он был законным «франкским» графом по отношению к галло-франкскому населению своих земель. Король не мог больше напрямую договариваться с викингами или галло-франками новых уступленных Хрольфу территорий: его единственным партнером был граф Руанский, который волен был править в своих владениях по-своему усмотрению.

Известно, что было дальше. Нормандия, в то время являвшаяся малонаселенным регионом, была вдобавок опустошена во время набегов викингов. Юг и восток области были покрыты густыми лесами. Берега Сены, процветавшие во времена галло-римлян, почти обезлюдели. Именно там (а также в Ко и на канской равнине) стали в массовом порядке оседать викинги. Позднее норвежцы, приплывшие из Ирландии, поселились на севере Контантена: лингвистическая граница, очерчивающая зоны скандинавского влияния — ее можно установить по топонимическим данным, — шла от Гранвиля к Жизору через Аржентан и Конш. К югу от этой границы заселение земель викингами имело лишь спорадический характер. Постепенно «люди Севера», ставшие христианами, смешались с галло-франками и перешли со скандинавского наречия на романский язык, правда, привнеся в него немало своих слов и особенностей.

Конечно, франкам и викингам удалось нелегко достичь согласия. В 925 году Хрольф начал войну с франкской аристократией: этот «наихристианнейший» граф Руанский нисколько не колебался, когда настало время бороться против франкского короля, призвать себе на помощь язычников датчан. Более того, викинги, осевшие на Луаре, совершали набег за набегом и разграбили Бретань. Викингская угроза никуда не исчезла. Вот почему королю и франкским сеньорам в конце концов пришлось оставить почти весь север Нейстрии — область между Сеной и Луарой — руанским норманнам, взамен чего они должны были отвоевать территории, занятые луарскими норманнами, а также бретонцами. Именно этим временем датируется знаменитый спор о Бретани, которая никогда не была фьефом франкской короны: несмотря на это обстоятельство, каролингские государи пожаловали ее в арьер-фьеф норманнам, причем тем еще предстояло ее захватить — что в итоге руанцам так и не удалось.

Но эта политика существенно увеличила могущество и престиж графов Руанских, которые чуть позже стали герцогами Нормандскими. Конечно, эти графы Руана были готовы признать авторитет Церкви и короля, а также вместе со своими вассалами стать частью аристократии королевства — результат несомненного политического успеха, который не мог не сказаться на будущем объединении Франции. Но одновременно графы Руанские, сознавая свою силу, стремились вести свою собственную игру и долго поступали так, как им было угодно. Реальность, которая стала еще более заметной после того, как они взошли на английский престол, к несчастью для королей из династии Капетингов, которые с тех пор были вынуждены иметь дело со своими вассалами за Нормандию, фактически вдвое более могущественными.

Именно в этом точно определенном контексте и нужно рассматривать Жизор и роль, которую он играл на протяжении свыше трех веков, до того момента, как французский король Филипп-Август присоединил Нормандию к королевским владениям. Через Жизор, находившийся на полпути между Парижем и Руаном, то есть двумя столицами королевства, пролегала дорога, ведущая по направлению к епископствам Пикардии, Валуа и Шампани, чьи иерархи привыкли смещать королей и возводить на престол новых. Жизор все время переходил от французов к нормандцам и обратно и всегда был предметом неустанного торга и борьбы, что не мешало французским и английским королям встречаться под его стенами и пытаться положить конец этим войнам.

Возле Жизора рос старый вяз, чей ствол был укреплен железными клиньями — как утверждают хронисты тех времен. Он высился посреди поля (на этом месте сейчас находится вокзал), на правом берегу Эпты, на французской стороне. Этот вяз был гордостью горожан, которые любили сравнивать его с другим знаменитым вязом, росшим в Париже перед церковью Сен-Жерве-Сен-Проте. По поводу этого могучего дерева ходило немало слухов и легенд, связывавших его с тамплиерами: причем стоит отметить, что вяз в Париже, перед Сен-Жерве-Сен-Проте, рос рядом с владениями ордена Храма, а приходская церковь Жизора носит то же самое имя — Сен-Жерве-Сен-Проте. Совпадение? Единственное, что можно утверждать наверняка, — жизорский вяз был особым символом: в его прохладной тени не раз встречались французские и английские короли. Шарль Нодье не мог сдержать эмоций, когда говорил о нем: «Его листва служила шатром для королей и балдахином для исповедников и понтификов. Каликст и Иннокентий забывали под его сенью о своих заботах и помпезности Рима. Св. Бернард мечтал там в одиночестве. Св. Фома Кентерберийский готовился там принять мученический конец. Вильгельм, архиепископ Тирский, проповедовал там крестовый поход: и его красноречие убедило Филиппа-Августа и Филиппа Фландрского начать войну за веру Христову». Нужно ли добавлять, что Вильгельм Тирский был первым, кто оставил нам сведения об основании ордена тамплиеров, хотя сам он довольно прохладно относился к военным орденам, особенно к тамплиерам.