– Ты прекрасен, Майк Малчек, – сказала она ему.
– А где же «Народный Герой»? – упрекнул он ее, все еще веселясь.
– И Покровитель Беззащитных Женщин. И кто-то еще?
– О, поэт, любовник, философ. Вес, что есть хорошего.
– Особенно поэт.
– Да, особенно. Я читаю и пишу.
– Сигаретным воздухом дышу.
Это бессмысленная рифма их доконала. Малчек почувствовал, как в груди у него что-то рвется, нить за нитью.
Чем больше он смеялся, тем глубже ему дышалось. И чем глубже ему дышалось, тем лучше он себя чувствовал.
Но услышать свое имя по радио, совсем этого не ожидая, действует отрезвляюще. Голос, передающий новости, безжалостно стер улыбки с их лиц.
«История Клер Рэнделл и полицейского Майка Малчека, как оказалось, еще не завершилась. Прошло всего несколько дней с того момента, когда лейтенант Малчек застрелил убийцу, покушавшегося на жизнь мисс Рэнделл. После этого они объявили о своей помолвке, и этот роман привлек широкое внимание публики. Тем не менее час назад взрывы подложенных бомб разнесли квартиры обоих. Во время взрывов Малчек и Рэнделл дома не находились. Разрушения очень сильные. Представитель департамента полиции сказал, что взрывы, вероятно, являются делом рук хулиганов или людей с неустойчивой психикой, привлеченных рассказами газет. Мы не смогли связаться с мисс Рэнделл или лейтенантом Малчеком для комментария».
Последние слова диктора утонули в потоке десятиэтажных ругательств, которые когда-либо слышала Клер. То, что половина из них была на русском, совсем не помогало. (Это было единственное наследство, доставшееся Малчеку от его деда, приехавшего в Америку из России.) Когда тот немного остыл и замолчал, Клер рискнула заговорить:
– Мне жаль, Майк. Я имею в виду твою квартиру.
Он пожал плечами.
– Это было лишь место, чтобы ночевать, но все равно она застрахована, – глянув на нее, он улыбнулся, – хотя страховой компании явно не придутся по душе «сильные разрушения».
Он показался Клер до неприличия жизнерадостным, после того как выпустил пар. Ее же слегка затошнило, и не только от известия окончательном разрушении квартиры, но и от того, что действительность так неожиданно и грубо вновь ворвалась в ее жизнь. «Это научит меня, как думать, что я в безопасности», – подумала она, крепко сжимая руки, чтобы остановить дрожь. За ней все еще охотились, в любую минуту она могла погибнуть. В отчаянии она оглянулась на машины сзади, посмотрела на дорогу впереди.
– Ты уверен, что они тут? Рядом с нами?
– Кто? Мои люди? Абсолютно уверен. Не волнуйся, Клер. Мы готовы к встрече с ним.
– О боже, Майк… – она едва могла говорить. Дрожь от пальцев перебежала к кистям, затем, как змея, скользнула через все ее тело, и Клер ничего не могла с ней поделать.
Ничего не говоря, Малчек щелкнул сигналом поворота, вклинился между «шевроле» и «кадиллаком» и, съехав на пыльную обочину, остановил машину. Когда мотор заглох, единственным звуком было лишь шуршание шин безразлично проносившихся мимо них автомобилей.
– Выкладывай, Клер. Я даю тебе последний шанс.
– Я могу передумать? Я могу вернуться обратно?
Он вздохнул, уставясь на каменную стену, которая возвышалась в нескольких дюймах от ее окна.
– Ты можешь делать все, что хочешь.
Клер смотрела ему в глаза, чувствуя подступающие предательские слезы. «Он довольно маленький, – подумала она, – худой, с тонкими костями, невысокий, ненакачанный, совсем не похож на телохранителя». Эдисон был большим, она ясно это помнила. Высокий, длиннорукий, с широкой грудью.
Большой грузовик замедлил ход, проезжая мимо них, и Малчек закрыл рукой дымчатый экран люка на крыше автомобиля, через который пекло жаркое солнце, нагревая машину как духовку.
Клер все еще смотрела на Малчека, не в силах отвернуться. «Что я здесь делаю, с этим маленьким мужчиной. В любую минуту Эдисон может подобраться сзади и застрелить меня. Сейчас солнечный свет, через секунду – полная тьма». Ее дрожь усилилась, захватывая все внутренности. Казалось, даже кости стучали. Голос Малчека прервал ее мысли:
– Он считает, что, разрушив наши дома, заставит нас чувствовать себя в изгнании и быть уязвимыми, как будто у нас больше нет укрытия, чтобы спрятаться, когда разразится гроза. Это значит, что он зол, а это хорошо. Его злость и ярость гораздо более опасны для него, чем изгнание для нас. Мы всегда можем купить новую мебель, а он не может исправить те ошибки, которые сделает за него ярость. Он пока не причинил нам никакого вреда, Клер, ничего не изменилось.
Малчек почувствовал, как дрожит Клер, и повернулся к ней. Темные глаза поглотили его, и он увидел в них сомнение. «Она снова уменьшается, – подумал он. – Странно, какой крошечной становится она в своем страхе, сжимаясь в какую-то птичку, с маленькими перышками и без крыльев». Он придвинулся к ней и обнял в инстинктивном порыве утешить испуганного ребенка.
Прижимаясь к Малчеку, Клер еще сильнее ощутила, что он сложен далеко не так крепко, как Эдисон. Но его мышцы были упругими и сильными. Руки его тоже были сильными, и она постепенно перестала дрожать, затихнув в их объятиях. «Я здесь в полной безопасности, – сказала она себе в изумлении. – Меня никто не тронет, кроме этого человека. Почему я в этом так уверена?» Она проиграла в уме только что сказанные им слова.
– Откуда ты знаешь, что он думает?
Его негромкий голос звучал совсем близко от ее головы, и она поняла, что его лицо прижималось к ее волосам.
– Я не знаю откуда, но я знаю.
– А это значит, что Эдисон знает, о чем думаешь ты?
– Вероятно.
От нее требовалось доверять не только его телу. Она внезапно успокоилась, и он это почувствовал. Момент слабости прошел, Клер приходила в себя. Малчек встал. Постепенно она выпрямилась, и он разжал руки.
– Все нормально?
Клер кивнула, не поднимая глаз.
«Ну что ж, так даже лучше, – подумал он, глядя на блестящую завесу ее волос. – Не знаю, как я сейчас выгляжу, но готов поспорить, что не очень вдохновляюще». Ее тело было таким теплым, что ему не хотелось отпускать ее из объятий. Его рукам не терпелось гладить, узнать, раскрыть и удивить ее. Прямо здесь, среди бела дня, с сотнями машин, проносившихся мимо, и с убийцей, ждущим где-то рядом.
Он резко выговорил ей:
– Я не хочу, чтобы это повторилось. У меня нет на это времени, ты поняла? – И он добавил, повторив слова Реддесдейла как поговорку: – Я не могу целиться и нежничать одновременно.
– Я прекрасно поняла. Больше этого не случится.
Клер сложила руки на коленях.
Малчек не продолжил разговор. Снова сев за руль, он завел мотор и, как только появился просвет, встроился в поток транспорта.
Они потеряли около десяти минут. А возможно, и что-то большее.
Малчек поставил солнечную заслонку обратно на место, и мотоцикл отстал на пару автомобилей. Он не винил ее за срыв. Он проходил через это сам: одинокая пустыня, где земля уходит из-под ног, и ты не можешь двинуться с места.
Старик в саду внезапно обернулся, но пуля уже была в воздухе. Хрупкие кости брызнули в разные стороны в чудовищном разрушении; рот, раскрытый в крике, без челюсти, без носа, без глаз, горло, все еще трепещущее в стоне смерти, медленной смерти, слишком медленной смерти.
Тонкая струйка пота скатилась по его животу, а рубашка прилипла к плечам.
Он поправил боковое зеркальце рядом со своим окном, управляя одной рукой, и, дотянувшись до задней двери через спинку сиденья, открыл окно.
Скоро предстояло остановиться где-нибудь для ланча.
Во второй половине дня они начали заезжать в мотели, и им удалось снять номер в третьем по счету, расположенном на краю Ричардсон Гроув. Малчек был доволен. Это место было первым в списке альтернативных вариантов. Значит, Гарнер и Мартин смогут раскинуть палатку достаточно близко.
Когда они въехали в городок, чтобы найти ресторан, он увидел, что открытый автомобиль одного из его людей припаркован у входа в соседний мотель. Не всегда все будет так удачно складываться, и Малчек подумал, что было бы неплохо запастись везением на потом. Оно им еще пригодится.