– Ах, к сожалению, слишком поздно, но ты, и вправду, говоришь серьезно. На самом деле, – удивленно сказал Эдисон.

– Да, серьезно. Ты это знаешь.

– Я вижу, – он спокойно повернулся, не спеша накладывая сахар и наливая сливки, зная, что Малчек не двинется с места, пока не услышит ответа.

Затем он снова обернулся к ним, пистолет замер в его руке.

– Значит, история в газете не была уткой? Ты ее в самом деле любишь? Ну-ну. Жаль, что такое чувство ничем не з…завершится.

– Увидим.

– Нет, это я увижу. Боюсь, ты будешь слишком мертв, чтобы вообще что-либо видеть. Если только ты, конечно, не веришь в привидения. Я не верю.

– Ты просто не можешь себе этого позволить.

– Избавь меня от своих едких з…замечаний. Я просто хотел взглянуть на тебя прежде чем отправить на тот свет. Ты не произвел на меня впечатления.

– Ты на меня тоже.

– Что ж, назовем это всеобщим разочарованием. Скучная вечеринка. Жаль, очень жаль. Всегда как-то надеешься на драму время от времени.

– Вот именно.

– Тем не менее, раз уж мы все здесь, давайте будем вежливы по отношению друг к другу.

Эдисон направился к Клер с чашкой кофе. Малчек, подождав, когда тот подойдет поближе, выбил чашку ногой из его руки и кинулся вперед. Но ему не удалось двинуться дальше глушителя, упершегося ему в грудь.

– Сядь, легавый! – злобно сказал Эдисон.

Малчек сел, опустив руки между колен. Кофе растекался вокруг осколков чашки по старому турецкому ковру, пятно почти касалось его ботинка.

– Как я и предполагал, ты потерял быстроту реакции, разве не так? – заметил Эдисон. – Слишком много времени проводишь за столом. Я, между прочим, себе этого не позволяю. Упражняюсь два раза в неделю в спортзале и в тире. Если уж берешься за работу, надо ее выполнять хорошо. А ты, похоже, об этом позабыл.

Малчек не ответил. Прячась за маской капитулянта, он настороженно наблюдал за Эдисоном. Рука и пистолет были устойчивы, дыхание идеально ровным, идеально медленным, несмотря на то, что казалось Малчеку довольно быстрой, даже если и предсказуемой, атакой. Быть может, Эдисон прав, он потерял преимущество в скорости. Но, значит, приобрел в чем-то другом. Возможно, тщеславие Эдисона оставляло им лазейку.

– Ничто так не льстит, как бурная овация, – начал он. – Ты любишь срывать аплодисменты, не так ли? Я же предпочитаю тихую игру.

– Как во Вьетнаме? Генерал Бекер рассказывал мне… как они тебя называли? Ах, да, Ледяной. «Ледяная комета», – говорили они каждый раз после твоей удачной работы. Некрасиво, Малчек, ах как некрасиво.

– О, боже мой! Вы, что, соревнуетесь между собой? В этом все дело? – голос Клер сорвался от недоумения.

Малчеку пришлось проигнорировать ее боль.

– Не совсем. Просто Эдисон пытается представить все в выгодном свете. Я же не отрицаю того, что сделал.

– Восемьдесят семь раз, – вставил Эдисон.

– Восемьдесят четыре раза, потому что тогда я думал, что это необходимо. И только позже я понял, как это не нужно. Как бессмысленно и неправильно. По-видимому, нашему другу, где бы он ни обучился своему ремеслу, нравится тот дешевый блеск, который, как считают некоторые люди, сопровождает подобные занятия.

– Нет, не дешевый. Я далеко не дешевый, – уцепился Эдисон.

– Прекратите! – выкрикнула Клер. – Все уже ясно. Мы здесь потому, что ты хочешь убить меня. Хорошо, если я так тебя пугаю, убей меня, но не пытайся унизить Майка в моих глазах, потому что сделать этого тебе не удастся. Мразь, как ты, не может даже близко к нему подойти, даже понять его не может таким, какой он есть.

Она внезапно встала с тахты, и пистолет Эдисона дернулся, когда тот от неожиданности отступил на шаг. Глаза Малчека сузились, и он, не поднимая головы, прикинул новое расстояние между ними. Голос Клер яростно продолжил:

– Ну, давай стреляй. Стреляй!

Эдисон уставился на нее, ухмыльнулся и засмеялся жёстким, отвратительным смехом, который продолжался недолго.

– И ты, значит, его любишь? – выговорил он сквозь смех. – Малчек, да это просто невероятно. – Он снова расхохотался. – Ну же, Клер, ты плохо разбираешься в мужчинах. Ты думаешь, что он такой расчудесный, из-за того, что он разыгрывал перед тобой роль бесстрашного защитника? Так это всего лишь роль. Пойми наконец. Под этим золотым значком он такой же, как и я. Убийца. Не больше и, скорее всего, много, много меньше. Сядь!

Малчек дотянулся до ее руки и потянул вниз, усаживая.

– Сядь, Клер, – утомленно сказал он, и она опустилась рядом с ним.

Физические силы, казалось покинули ее, но гнев не ослабел. Она не в силах была слышать поражение в его голосе.

– Мне все равно, сколько их было, – семь, семьдесят или семьсот, – сказала она Эдисону. – Это было там, а сейчас мы здесь. Он был солдатом, он делал то, что ему приказывали.

– Это не оправдание, Клер, – мягко сказал Малчек.

– Да, но с этим кончено. Кончено навсегда. А у тебя какие причины? – прошипела она Эдисону. – Деньги, величие, я полагаю.

Эдисон кивнул в знак согласия.

– Деньги, конечно, неплохие. И не облагаются налогом, заметьте. Но примечательно, что тебе захотелось узнать мои причины. Знаешь ли, ты в уникальном положении, чтобы понять, почему я этим занимаюсь. Очень уникальном. Позвольте мне рассказать вам о человеке, с которым мы знакомы.

Малчек сидел не шевелясь. Появилось что-то новое. Клер чем-то задевала Эдисона, заставляла его важничать. Костяшки его пальцев, сжимающих рукоятку пистолета, уже не были белыми от напряжения, ноги не упирались в пол, и Эдисон медленно, очень медленно перемещал свой вес на пятки. «Давай, Клер, давай!» – подбадривал мысленно ее Малчек. И ждал.

– Этот человек, которого мы знаем, – продолжал рассуждать Эдисон, – из тех, на которых все смотрят, но никто не видит. Скучный человек. Работяга. Свою работу выполняет хорошо, но без вдохновения, без искорки. Когда он вам нужен, он на месте, и не попадается на пути, когда у вас есть более интересные занятия. И в рекламе, как Вы прекрасно знаете, милая Клер, работает очень много таких людей. За спинами блестящих молодых людей и воротил бизнеса работают поденщики, труженики, не выдающиеся. Их полно в Нью-Йорке, и в Чикаго, и в Детройте, да и везде. Их то видно, то нет. Кое-чем они пользуются, но и их используют. Бог мой, как их используют.

Малчек почувствовал, как Клер внезапно замерла. Почему? Почему? Что такого сказал или сделал Эдисон? Он не понимал. Где-то, в какой-то момент разговор принял другой оборот, а он его пропустил. Он свесил голову, позволяя волосам скрывать его глаза, позволяя разговору продолжаться, и ожидал своего шанса. Эдисон так сконцентрирован на Клер, что, может быть, всего лишь может быть, он забудет на мгновение про Малчека, и Малчек начал готовился, делая медленные, неслышные вдохи.

– Клик-клик. Клер. Теперь послушаем тебя. Хорошая идея не разбирает, к к…кому она пришла.

Голос Эдисона был жестким, почти въедливым. Что он от нее хочет?

Внезапно дыхание Клер остановилось, вышло, как будто замирая навсегда. Малчеку хотелось взглянуть на нее, но он не рискнул.

– Алва? – спросила она недоверчиво. – Алва?

– Да! Да! – радость Эдисона была такой по-детски восторженной, что Малчека передернуло. – Нас ни разу не представили друг другу, не правда ли? Но ты, наверняка, видела меня, и я, наверняка, видел тебя. Я узнал имя, когда нашел его в твоей квартире. А я, знаешь ли, все еще в Нью-Йорке. О да, я знаю, что вы все думаете обо мне в ТН и других агентствах: полезный работяга. Скучная работа – давайте поручим ее старине Тому, а сами займемся чем-нибудь поинтереснее. Многие скучающие мужчины ударяются в гольф, алкоголь, женщин. Я же предпочел иную альтернативу. У меня было свое ремесло, и знал я его отлично. В твоем мире я, может быть, никто, Клер, но я лучший наемный убийца в стране. А возможно, и в мире. Скучный, тугоумный Том Алва, это правда. Это так смешит меня, когда я берусь за их маленькие заданьица и выгляжу благодарным. Как бы я хотел сказать им правду. Как бы я хотел… Что бы они сказали, если бы пес вдруг встал на задние лапы и укусил их? Эй! А ты что скажешь? Ты единственная, кто когда либо узнает! Что тытеперь мне скажешь?