Роберт Колстон умирал трижды, но лишь в последний раз — насовсем. Дважды он возвращался из мира теней, тревожа и смущая своих врагов, и даже когда он, наконец, уже не мог воскреснуть, его дух продолжал возмущать их покой.

В первый раз Колстон умер в конголезских джунглях. Там был найден обглоданный зверями труп. Сочли, что это Колстон, потому что в карманах нашли его рукописи, включая статью о достопамятном сигаретном деле, и на основании этого «Таймс» поместила некролог в один дюйм. Вскоре после этого выяснилось, что тело принадлежало наемнику-африканеру, которому помогал Колстон. Наемник отплатил ему за отзывчивость, ограбив его и затем сбежав, но лишь для того, чтобы погибнуть.

Во второй раз Колстон погиб во время трагедии, происшедшей в Арминстере. Оставшийся в живых свидетель видел, как стена здания обрушилась на него, и был уверен, что он не спасся. Поэтому его имя появилось в длинном, но тем не менее неполном списке жертв. Должно было пройти пять лет, прежде чем мы обнаружили, — а было это почти за двадцать четыре часа до его убийства, — что ему удалось тогда спастись.

В третий раз Колстон умер в моем особняке на крыше офиса «Ивнинг Телеграм», и на этот раз отсрочки не было. Пули убийцы пронзили его легкие, а одна попала в сердце. Даже невероятная выносливость Колстона не выдержала этого свирепого разрушения плоти, и он умер.

Я видел убийство, хотя мое присутствие при этом и не было предусмотрено. Я брился в своей гостиной, глядя в окно на плавно поднимающийся к собору Святого Павла Людгейтский Холм.

Перед глазами у меня стоял Колстон — и не только Колстон, но и Маргарет Рэйнхэм, и ее свекор, сэр Гай, и другие уцелевшие из Арминстера: полисмен Фримен, торговец зеленью Боском, хозяин бара Чисирайт, банковский клерк Хэйнес, Рэг Картрайт, исчезнувший га следующий день после выхода из тюрьмы, Сандра Мартин и Барнс, который был мэром Арминстера, когда был еще Арминстер, мэром которого можно было быть. Арминстер был мертв, но, как и Колстон, он отказывался смириться. Об этом написал Джон Холт, один из моих репортеров, который подготовил свой горький, жестокий, противоречащий официальному, а потому неприемлемый для публикации отчет о катастрофе под заголовком «Могила была запечатана». Быть может, он прав; но, когда «Телеграм» начала раскапывать дело, оно оказалось таким тошнотворным, что я его прикрыл. Но Арминстер — и Колстон тоже — озадачивали и беспокоили меня. Что-то здесь было не в порядке, и когда я отложил бритву, мой разум был занят вопросами, на которые все еще не было ответов. Где Роберт Колстон сейчас? Почему он неистово носился по Лондону с ружьем, угрожая людям и, в том числе, сэру Гаю Рэйнхэму? Зачем Колстон нужен спецслужбам? Кто сообщил полиции о его местонахождении с такой невероятной скоростью? Почему?.. Но в этот момент мое внимание было отвлечено странным поведением автомобиля, спускавшегося по Людгейтскому Холму.

Это был зеленый «форд-кортина», полускрытый за автобусом. Автобус буквально полз, потому что на площади горел красный свет светофора. Автомобиль тоже полз, что было странно: впереди было достаточно свободного места; в этот час движение еще не было оживленно. Лондонские водители обычно не плетутся за общественным транспортом без причины. Я лениво размышлял об этом, когда увидел человека.

Он спрыгнул со ступеньки автобуса, когда тот снизил скорость до скорости идущего человека — обычный, хотя и запрещенный маневр. Однако его дальнейшее поведение было необычно. Он побежал рядом с автобусом. Я заметил, что на светофоре загорелся желтый свет. Автобус прибавил скорость. И человек, прячась, побежал впереди него. Я увидел лицо водителя, искаженное страхом и гневом, когда он жал на тормоза. Бегущий человек, проскользнув в нескольких дюймах от автобуса, добежал до противоположного тротуара. Он приостановился за почтовым ящиком, как будто тот мог послужить надежным укрытием, а затем неожиданно помчался через Людгейтскую площадь. С него слетела шляпа. Я увидел повязку на голове и узнал его. Это был Роберт Колстон, и он пытался попасть в здание «Телеграм».

Я как зачарованный наблюдал, не в силах помочь, не понимая до последней секунды, что была необходима настоящая помощь. Я знал, что наш офис открыт — служащие приходят рано, чтобы распределить рекламу по газетным полосам в зависимости от ее оплаты, — и полагал, что Колстон без труда войдет внутрь.

Колстон скрылся за утлом. Мое внимание сконцентрировалось на машине. Она мчалась вокруг площади по широкой дуге, пока не оказалась напротив Фаррингдон-стрит, и там притормозила. И тогда я увидел винтовку. Ее ствол появился там, в окне, где должен быть пассажир. Вероятно, водитель целился, упершись рукой в сиденье. Я увидел три вспышки и затем услышал звуки выстрелов. Машина вильнула, и одно колесо заехало на тротуар. Винтовка исчезла. «Кортина» выехала на мостовую и, взревев, помчалась вниз по Фаррингдон-стрит. Я сохранил достаточно хладнокровия, чтобы посмотреть на регистрационный номер и записать его на листке, всегда лежащем у моего телефона. После этого я побежал вниз.

Колстон лежал, уткнувшись лицом в пол, наполовину в дверях, наполовину на асфальте, придерживая двери весом своего тела. Кровь заливала его грязную куртку. Я понимал, что он представлял собой прекрасную мишень, силуэт на фоне стеклянных дверей, но все равно это был фантастический выстрел по движущейся мишени из движущегося транспорта, который вели к тому же одной рукой. Мой голос отдавал приказы: позвонить доктору, вызвать городскую полицию, позвать нашего сотрудника, отвечающего за первую помощь, с носилками. (Мы также сделали фото. Как раз в это время на работу пришел один из моих фотографов, Питер Маршалл).

Мы подняли Колстона в мою квартиру и положили на кровать. Я чувствовал себя буквально больным от гнева и разочарования. Он шел в «Телеграм» дать нам ответы на мучившие меня вопросы, и его убрали, когда оставалось несколько секунд до спасения. Я на всякий случай установил микрофон включенного магнитофона в нескольких дюймах над его головой. Когда пришел доктор, он посмотрел на эту затею мрачно.

— Он должен быть мертв, — сказал он безапелляционно. — Это чудо, что он еще живет.

Я позвонил Маргарет — чувствовал, что ей следует это знать. Она сказала, что приедет тотчас. Я вернулся в спальню. Я прислушивался, пытаясь уловить его дыхание, но в комнате только шуршала лента магнитофона. Он лежал, тихий и неподвижный, как мертвый — хотя все еще продолжал жить. Он рисковал жизнью и свободой, чтобы прийти в «Телеграм», и его дух не позволит ему умереть, не передав информацию.

Прибыли сотрудники городской полиции, стали задавать вопросы, потом приехала Маргарет. Она с состраданием посмотрела на Колстона, затем на лице ее отразилось удивление.

— Я где-то его раньше встречала, — прошептала она, — но не могу вспомнить где.

Потом прибыл отряд Специальной Службы, и нас вежливо, но твердо отстранили от развития дальнейших событий. Нас отвели в гостиную. Дверь в спальню закрыли, оставив двух человек у смертного одра Колстона и еще одного — снаружи у дверей на страже. Тут я понял, что даже если Колстон заговорит, я никогда не узнаю, что он сказал. Таким образом, для меня он умер, сохранив молчание.

Маргарет придвинулась ко мне. Она игнорировала детектива, бесстрастно стоявшего у двери. Ее стройная фигура дрожала от напряжения. Глаза, всегда большие, казались сейчас громадными на овальном лице: явный признак стресса.

— Кто убил его, Иэн? — спросила она. — И почему?