На корабле все знали, что Каменц одержим идеей «масонского заговора», поэтому, когда он появился в кают–компании, его встретили три фигуры в надвинутых капюшонах и шелковых передниках, восседавшие во главе освещенного свечами стола. Остальные офицеры стояли в тени, наряженные в нечто напоминающее униформу Ку–Клукс–Клана.

За столом сидели два доктора и фельдшер.

— Брат Каменц,— зловещим голосом вопросил доктор Райль,— чем ты готов пожертвовать, чтобы вступить в наше тайное братство?

Прежде чем растерявшийся Каменц успел промолвить слово, его положили на стол и под пение ритуальных псалмов сделали все положенные прививки.

На корабле его стали называть «наш Одиссей, пострадавший от масонов».

Между тем «Атлантис», обогнув мыс Горн, вышел в южную Атлантику. Хотя здесь было полно англичан, все радовались возвращению в знакомые воды, через которые лежал наш путь домой.

Мы поднимались на север, обходя Фолкленды, когда из Германии пришла радиограмма: «Следовать в Флор Поин Даффодил для заправки горючим подводной лодки «U–68»».

Рогге взглянул на карту, отметив указанное в радиограмме место.

— Безумие,— с удивлением сказал он.— Полное безумие.

Через несколько минут «Атлантис» передал ответную радиограмму: «Посылать нас в указанное место соответствует приказу совершить самоубийство».

Командир подводной лодки также поддержал наше мнение. Командование выбрало место для нашего рандеву на самых оживленных судоходных маршрутах между Фритауном и мысом Доброй Надежды.

Нам разрешили следовать в другое место, которое, возможно, было менее опасным, но все–таки довольно часто посещаемым, чтобы чувствовать себя комфортно в ходе заправочной операции.

«Слава Богу, что все закончилось благополучно», — подумал я, когда «И–68», отойдя от нашего борта, исчезла в море. Но не успели мы лечь на курс, как получили еще одну радиограмму: «Следовать во Флор Поинт Лили Десять, чтобы заправить горючим подводную лодку «U–126»».

— Где это Лили Десять? — спросил Рогге.

Каменц произвел несколько вычислений.

— Вот здесь,— штурман ткнул карандашом в самый верх карты и повторил,— вот здесь.

Мы взглянули на маленькую точку, отмеченную карандашом Каменца на карте. Нас не мучили никакие предчувствия, и, конечно, никто не мог и подумать, что Каменц уже отметил на карте место могилы «Атлантиса»».

— На горизонте тяжелый крейсер противника!

— Видим тяжелый крейсер противника! —Голоса сигнальщиков «Атлантиса» звенели от волнения.

Эти голоса еще не успели затихнуть, как на «Атлантисе» зазвучали колокола и звонки боевой тревоги: «Тяжелый крейсер противника!», «Тяжелый крейсер противника!» — разносилось по всему кораблю.

Еще никто не воспринимал эти слова как объявление о конце боевой карьеры «Атлантиса» — все были на своих местах по боевому расписанию, готовые сражаться хоть с тяжелым крейсером, хоть с линкором. Однако в душе все знали, что последний день их невероятного рейда когда–нибудь наступит, удача не может быть бесконечной, и этот день должен настать…

Утро 22 ноября 1941 года было пасмурным, но видимость была хорошей. «Атлантис» и подводная лодка «U–126» стояли борт–о–борт в назначенном месте рандеву. Лодка принимала топливо, оба корабля не имели хода.

Это было обычное спокойное южно–атлантическое утро. Было спокойно, как на городской улице в час рассвета, когда еще не началось уличное движение. Многие, включая лейтенанта Мора, только проснулись и, позевывая, выходили на палубу.

Подводная лодка стояла у борта рейдера, связанная с ним топливным шлангом.

Со стороны казалось, что маленькая лодка доверчиво прильнула к высокому борту «Атлантиса», всасывая в себя жизненные силы, не страшась ничего, подобно ребенку в присутствии матери.

Рогге в своей каюте беседовал с командиром лодки за бутылкой «Шерри». На вахте вспоминали печальное событие: вчера при посадке на воду погиб самолет «Атлантиса», захлестнутый волной. Было тяжело остаться без глаз в таком опасном районе. В кают–компании пили утренний кофе, болтая на отвлеченные темы. Море было спокойным, дул легкий бриз. В этот–то момент и раздался отчаянный крик сигнальщика, обнаружившего тяжелый крейсер противника.

В секунду топливный шланг, идущий на подводную лодку, был отсоединен.

Еще через секунду командир лодки, выскочив из каюты Рогге, появился на верхней палубе. Но было уже поздно! Его помощник отреагировал мгновенно: вместо своей лодки ее командир увидел за бортом «Атлантиса» вспенившиеся воздушные пузыри, показывающие место погружения «U–126». Ругаясь страшными словами, командир лодки заметался по палубе «Атлантиса».

На мостике рейдера недоумевали: с чего это лодка так срочно погрузилась, если там даже не видели противника? Потом поняли: сигнальщики подводной лодки первыми заметили английский гидросамолет, летевший в сторону «Атлантиса».

Это был палубный самолет «Вальрус», катапультированный с английского крейсера. Он заложил широкий круг над «Атлантисом», видимо, проводя аэрофотосъемку. Зенитчики держали самолет в прицеле, но огня не открывали. Рогге запретил. На мостике спешно обсуждались различные варианты возможного спасения. Рогге был внешне спокоен, но глаза его выдавали тревогу.

— Попытаемся блефануть,— предложил он,— выдав себя за британцев. Варианты: английский крейсер поверит и уйдет; не поверит и подойдет поближе, чтобы проверить — тогда его можно будет достать торпедами. У нас, кроме того, есть подводная лодка. Она сейчас где–то поблизости и, возможно, попытается отогнать крейсер. Я пока тяну время, сколько возможно. Убедитесь, что все орудия замаскированы!

В бинокли уже отчетливо был виден английский трехтрубный тяжелый крейсер (позднее выяснилось, что это «Девоншир»), идущий, судя по поднятому буруну, полным ходом на сближение с «Атлантисом». Были ясно видны стволы его башен, направленные на рейдер. Англичане явно не желали терять время понапрасну. Серый силуэт британского крейсера осветила орудийная вспышка, и восьмидюймовый снаряд, пролетев над мачтами «Атлантиса», с ужасающим грохотом разорвался в море позади рейдера. Еще вспышка, и еще один такой же снаряд рванул в море, не долетев до «Атлантиса».

Намек был понят правильно.

— Остановить корабль! — приказал Рогге.

Затих шум дизелей, и над «Атлантисом» повисла зловещая тишина. Люди стояли на боевых постах, боясь вздохнуть. Большая часть людей еще верила в удачу, которая в течение полутора лет была на их стороне. Не может же она покинуть их столь внезапно!

С помощью трофейного британского сигнального фонаря на крейсер сообщили свое название — «Полифемус», а по радио, как того требовала инструкция британского Адмиралтейства, передали сигнал захваченного врасплох торгового судна, нуждающегося в помощи и поддержке: «RRR. «Полифемус». RRR. Неизвестный корабль приказал мне остановиться. RRR. «Полифемус»».

Больше делать было нечего. Оставалось только ждать, как на это отреагируют англичане. На «Девоншире» заработал прожектор, приказывая «Атлантису» оставаться там, где он находится. Кто–то на рейдере вспомнил старую морскую молитву нельсоновских времен: «Господи, ниспошли мне то, за что я был бы тебе премного благодарен!». Английский крейсер, явно не удовлетворился объяснениями «Атлантиса», начав их проверку, но не так, как ожидали на немецком рейдере. Англичане не стали приближаться к «Атлантису», а запросили свое Адмиралтейство относительно местонахождения настоящего «Полифемуса».

Рогге знал, что настоящий «Полифемус» недавно вышел из Испании и должен был находиться где–то в этом районе. Видимо, с английского крейсера разглядели какие–то признаки волчьих клыков под овечьей шкурой «Атлантиса», поскольку вели себя очень осторожно: продолжали следовать курсом зигзага и не приближались к «Атлантису» меньше, чем на 16 000 метров, т. е. держались вне дальности действия орудий и торпедных аппаратов рейдера. Над «Атлантисом» подобно надоедливой осе продолжал жужжать бортовой гидросамолет «Девоншира». Из–за этого передвижение по палубе было ограничено. На всех боевых постах мечтали, чтобы у самолета отказал мотор и он разбился! На мостике собралось все командование «Атлантиса»: командир, старший артиллерист, минер и штурман. Находившийся там же лейтенант Мор поймал себя на мысли, что все эти опытнейшие морские офицеры не в силах предпринять что–либо в данной обстановке, а лишь надеются на чудо, как овечки перед закланием.