Еще дважды «Дорнье–18» выпускал опознавательные ракеты, и «Шеер» дважды на них отвечал, прежде чем самолет осмелился подлететь поближе к стальному гиганту. С мостика «Шеера» можно было разглядеть даже лица летчиков, им махали руками.

— Что они все крутятся над нами? — недовольно пробурчал Кранке.— А если у них что–нибудь случится с мотором? Куда нам их потом девать?

Сверкающий шар солнца медленно опускался в море, но был съеден черно–серыми тучами, не успев достигнуть горизонта. С наступлением темноты сбылся прогноз синоптика — погода ухудшилась (или улучшилась, по мнению командира).

На следующий день до полудня Кранке придерживался северо–западного курса, а затем, снова положившись на прогноз синоптика, повернул корабль на запад — в направлении Гренландии, надеясь прорваться в океан под прикрытием ночи. На небе начали сгущаться тучи. Пронзительный северозападный ветер принес слепящие снежные заряды, сменяемые шквальными ливнями. К вечеру на море уже бушевал жестокий шторм. «Адмирал Шеер» тяжело вздымался на волнах, валясь с борта на борт. Страдавшие ранее от морской болезни молодые матросы теперь напоминали живых покойников.

— Это только начало, ребята, — подзадоривали их старослужащие. — Если наш синоптик прав, а он редко ошибается, то сегодня ночью задует настоящий полярный ураган. Вот тогда вы поймете что, значит морская служба.

— Но и это все пустяки, — засмеялся другой «старик». — А вот когда вы прогуляетесь «ревущими сороковыми», а потом хлебнете шторма у мыса Горн, тогда и станете настоящими моряками…

Огромные волны, напоминающие пришедшие в движение горы, обрушивались на корабль. «Адмирал Шеер» стонал и скрежетал под их ударами, но упорно пробивался вперед со скоростью двадцать узлов.

В таких условиях комендоры могли находиться только в башнях главного калибра и у зениток, расположенных на верхних ярусах надстроек. Никто не мог рискнуть появиться на верхней палубе, не подстраховавшись спасательным концом. В разгар шторма боцман Хеллгерт заметил, что боезапас одного из зенитных орудий не был должным образом укрыт от обрушивающихся на корабль волн. Обвязав одного из своих матросов спасательным концом, боцман послал его навести порядок. Но матрос в одиночку ничего сделать не мог. Тогда боцман, воспользовавшись наступившим на какое–то мгновение затишьем, бросился ему на помощь, но именно в этот момент очередная гигантская волна обрушилась на палубу.

Чуть позже комендоры расчета одного из зенитных орудий услышали громкие стоны и увидели что–то извивающееся у основания кормовой башни главного калибра. Обвязавшись концами, двое комендоров рискнули спуститься на палубу, где они обнаружили искалеченного матроса в бессознательном состоянии. Матроса доставили в лазарет, где доктора обнаружили, что у него сломаны оба бедра. Когда матрос пришел в себя, он сразу же спросил о боцмане, который выскочил на принявшую удар волны палубу, чтобы помочь ему.

Старший офицер, поспешно спустившийся в лазарет, немедленно запросил все боевые посты и отделения — не находится ли там боцман Хеллгерт. Ответ был отрицательный.

Спасенный матрос сообщил, что боцман, сбросив, несмотря на пронизывающий холод, бушлат, чтобы помочь ему, выскочил на палубу, где они вместе пытались закрепить ящик со снарядами. В этот момент на корабль обрушилась волна, матроса куда–то понесло, обо что–то ударило, он почувствовал страшную боль в ногах и больше не помнит ничего. Быстро проведенная проверка личного состава показала, что пропали боцман Хеллгерт и матрос по фамилии Римке. Когда об этом доложили на мостик, командир, несмотря на ужасающий шторм, немедленно приказал ложиться на обратный курс, и в течение получаса, выключив прожектора, с «Шеера» пытались обнаружить несчастных в бушующем море. Но все понимали безнадежность этих усилий. Ледяное море, ветер, дующий с силой урагана, гигантские волны не давали ни единого шанса на то, что кто–либо мог выжить в подобных условиях. Вскоре поиск был прекращен, и «Адмирал Шеер» вернулся на прежний курс.

Экипаж понес первые жертвы, и на корабле воцарилось уныние. Между тем шторм с каждой минутой все усиливался, и капитану первого ранга Кранке пришлось отказаться от своего первоначального намерения обогнуть Исландию с севера, поскольку на такой волне корабль на мог идти со скоростью двадцать узлов. Видимость становилась все хуже, и Кранке надеялся, что даже после рассвета корабль будет надежно укрыт снеговыми зарядами, ливнями и туманом.

К полуночи шторм достиг силы урагана, и северо–западный ветер сначала сменился на северный, а затем с прежней силой задул с северо–востока. В принципе, это очень устраивало Кранке, давая возможность проскочить незамеченным, хотя корабль так клало с борта на борт, что у многих создавалось впечатление, что следующая волна наверняка его перевернет. Все наставления по мореплаванию требовали, чтобы в таких условиях корабль был развернут носом к волне. В мирное время Кранке так бы и поступил, но сейчас он продолжал идти прежним, курсом, подставляя под страшные волны борт корабля. За это время «Шеер» сильно обледенел: палуба и надстройки покрылись корочкой льда. Последовал приказ ни под каким видом на появляться на верхней палубе.

Еще до рассвета «Адмирал Шеер» вошел в Датский пролив. Обычно в течение летних и осенних месяцев Датский пролив свободен ото льда на ширину почти в двести миль. Но когда с севера идет шторм, а еще пуще — ураган с северо–востока,— огромные волны не в состоянии пробиться через пролив в Гренландское море. И начинается что–то совершенно безумное. Волны, сдерживаемые на востоке Исландией, а на западе Гренландией, устремляются к центру пролива, сталкиваясь между собой и круша друг друга, вздымаясь в этой битве на высоту до сорока метров, стремясь поскорее вырваться в Атлантику. При этом гигантские волны движутся со всех сторон, устраивая в узком проливе страшный хоровод. Именно через подобный хоровод «Адмирал Шеер» пытался пробиться в Атлантику. Несмотря на солидные размеры и мощные двигатели, корабль порой словно щепку крутило среди огромных валов, бросая из стороны в сторону во всех направлениях. «Адмирал Шеер» вздымался на крутых волнах, казалось, до самого неба, затем падал куда–то в бездонную пропасть, ложился почти на борт, но упорно продолжал пробиваться на юг. Уже не только для молодых неопытных матросов, но и для многих бывалых моряков все это казалось бесконечным кошмаром.

Время от времени кренометр фиксировал крен в тридцать семь градусов, и даже многоопытные капитаны торгового флота, которые находились на борту «Шеера», начали выглядеть весьма озабоченными. «Шеер» не был торговым судном, и его креновой коэффициент был гораздо выше из–за тяжелых башен и надстроек над ватерлинией. Хорошо еще, что «Адмирал Шеер» был загружен по самый планширь!

В жилых помещениях царил хаос и разгром, как после жаркого боя. В кубриках были разбиты и перевернуты все рундуки, в каютах и кают–компаниях разбита мебель и все перевернуто вверх дном. Через вентиляционные трубы, заглушки которых были давно выбиты, хлестала вода. В баталерке сухой провизии мешки с мукой уже напоминали размокшие мешки с цементом. Почти во всех помещениях корабля стояла вода. Радовало только то, что в этом хаосе ветра и волн, снежных зарядов и низких свинцовых туч вряд ли мог появиться какой–нибудь корабль или самолет противника. Даже если какие–нибудь английские корабли патрулировали в проливе, то сейчас они наверняка укрылись в бухтах или, по меньшей мере, идут навстречу волне, меньше всего думая о возможной встрече с противником. Что касается авиации, то ни Королевские ВВС, ни Люфтваффе в такую погоду не летали, а если бы даже и летали, то при столь низкой и сплошной облачности все равно ничего бы не обнаружили.

Между тем в лазарет, в дополнение к матросу со сломанными бедрами, стали поступать люди с весьма тяжелыми травмами. Даже сам командир сильно повредил руку, пытаясь подхватить сбитого с ног рулевого. А старшего офицера капитана второго ранга Груббера вообще едва не смыло за борт. В последний момент два матроса успели спасти его. Все начали понимать смысл старой морской пословицы, гласящей, что люди делятся на три категории: живых, мертвых и находящихся в море.