Воцарилось молчание.

– Дорогая моя, – произнес наконец Флойд. Он отставил стакан, и Сибилла снова наполнила его из графина, стоящего на кофейном столике; теперь напиток был куда крепче. – Ах, дорогая моя. Это честолюбивые замыслы.

– Слишком честолюбивые, – вздохнула Сибилла, и неуверенность опять охватила ее. – Слишком много денег, слишком много усилий… но разве это честолюбие не показывает добрые намерения?

– Нет, нет, я совсем не то хотел сказать. Как я мог такое даже подумать, если ты призналась мне, что единственной причиной для строительства города было желание принести людям счастье и успокоение?

Сибилла кивнула.

– Вот ты это понял. Но ты так добр, Флойд, ты и представить себе не можешь, как люди завидуют мне и как стремятся остановить меня. И у них это может получиться. В одиночку мне не справиться. Я отлично разбираюсь в бизнесе, ты же знаешь. Я всегда достигаю того, чего хочу, даже если мне приходится быть жестокой, иногда даже переступать границы…

– Глупости, о тебе никто так не скажет. Я верю, что ты прекрасно разбираешься в бизнесе, я верю, что ты сильная, когда ты хочешь быть сильной. Конечно, во все это я верю. Но больше ни во что.

Слезы наполнили глаза Сибиллы, две слезинки выкатились и проложили блестящие дорожки на ее загорелых, оливково-нежных щеках. Достав платок, она стерла их.

– Я никогда не плачу, – с извиняющейся улыбкой призналась она. – Ты знаешь, женщина, занимающаяся бизнесом, не может себе этого позволить. Но не перед каждым вот так раскроешься. Спасибо тебе, Флойд. Мне так нужно было поговорить с кем-нибудь, вроде тебя, нужно будет и позже, чтобы обсудить мои планы.

– Когда только скажешь. Мы не перестаем быть священниками, моя дорогая, даже когда оставляем кафедру. Мы всегда приходим к тем, кто в нас нуждается.

– Да, ты нужен мне, – прошептала Сибилла почти неслышно.

– Но что еще случилось? – Флойд подвинулся ближе.

Она покачала головой.

– Ничего. Мне не стоило говорить… я не должна была показывать свою слабость. За долгие годы я усвоила, что нужно идти своим путем. Ты видишь в людях только хорошее, Флойд, но у меня часто не бывает возможности достичь чего-либо, поступая так, как мне хочется. Про меня часто говорят, что я груба, невоздержанна, и наверное, это действительно так. Конечно, не внутри, а на поверхности, ты же понимаешь; мне приходится бороться со всем светом. Я просто заболеваю, когда мне приходится причинить вред кому-нибудь в бизнесе или в чем ином; не могу же я радоваться, когда приходится преуспевать за чей-то счет. Я делаю это не специально, по иногда дело так оборачивается…

– Сибилла, – Флойд отставил свой бокал и подвинулся на диване, чтобы дотянуться до нее и взять ее за руку своими толстыми, замерзшими от ледяного бокала пальцами, – нам нужно обсудить проект этого города, который ты собираешься строить, нам нужно поговорить о тех деньгах, о которых ты, кажется, так беспокоишься, нам нужно очень о многом поговорить. Но тебе нужно перестать заниматься самобичеванием. Я прекрасно чувствую людей и знаю, что в тебе нет никакой грубости или жестокости. Ты сама говоришь, что дела оборачиваются таким образом, что мы ничего не можем предусмотреть с самого начала. Но в этом нет нашей вины. Главное – наши намерения, а у тебя благородные намерения. Ах ты, глупенькая девочка, и нечего качать головкой. Я знаю тебя лучше, чем ты сама себя знаешь. А теперь скажи мне, как называется город, который ты собираешься построить?

– Ах, – слабо засмеялась Сибилла. – Об этом я как-то забыла. Я бы хотела назвать его Грейсвилль.

– О, неплохое название. Лили, должно быть, будет польщена.

– Да, но она и потрясена, и побаивается такой чести. Да я и сама пугаюсь всякий раз, как подумаю об этом. Слишком великое предприятие для одного человека, Флойд. Ты прав, конечно, меня беспокоят деньги, все то, что мы уже потратили, и те громадные суммы, которые еще только начинают поступать. Тут есть над чем подумать. В одиночку мне с этим не справиться. Мне нужен помощник, советчик, заступник – а вдруг меня начнут обвинять в чем-то… – она задрожала. – Скажут еще, что я… соревнуюсь… с Богом…

– Господь милосердный! Кто посмеет обвинить тебя в этом?

– Некоторые священники. Я ни за что не назову их имен, так что и не спрашивай меня. И некоторые финансисты, с которыми я поделилась идеей создания города. Ничего особенного, я даже не упоминала в разговорах местоположения, я просто говорила, как было бы чудесно дать людям мир, покой и время для созерцания и размышления и возможность встретиться с другими такими же страждущими.

– И над тобой посмеялись?

Она кивнула и поникла головой.

Флойд взял ее за подбородок и приподнял ее лицо, пока она не взглянула на него своими светло-голубыми глазами. Их взгляд был тверд, и он подумал, что ему еще не доводилось видеть такой абсолютной честности и страстной жажды взаимопонимания. Сильная, удачливая деловая женщина прокладывала свой путь в мире мужчин, и все же так нуждалась в любви и надежной руке. И как же простодушна она была, даже не представляя, сколько нужно вложить денег, чтобы выстроить город. Это было доказательством, если бы Флойд нуждался в них, что женщины могут действовать напористо, но под их строгими костюмами и неприступной внешностью они всегда остаются созданиями более пугливыми, уязвимыми и наивными, чем мужчины.

Флойд ощутил прилив силы. Остренький подбородок Сибиллы дрожал под его пальцами, и он ликовал от сознания собственной силы, собственного превосходства и великолепия.

– Я помогу тебе, Сибилла, – произнес он внушительно, глубоким голосом. – Если ты позвонила мне сегодня вечером, чтобы попросить меня об этом, то мой ответ – да. Я сочту за честь помогать тебе, и никто не посмеет обвинить нас в тщеславии и гордыне, потому что все, что мы сделаем, будет сделано для других, а не для нашего удовольствия и не для того, чтобы набить наши карманы.

– Ах, нет. Только не это. Никогда, – она протяжно вздохнула. – Просто не знаю, что бы я стала делать, если бы ты отказался навестить меня сегодня вечером или не захотел помочь мне.

Сознание собственной значимости распирало Флойда, он не мог сдержать его.

– Я никогда не откажу тебе, – торжественно, как с кафедры, изрек он. – Я здесь, я всегда буду здесь.

Он протянул руки, обнял ее и потянул к себе, прижимая к своему твидовому жакету.

– Нет, – выдохнула Сибилла, стараясь высвободиться и отдышаться. – Нет, Флойд, я не могу.

– Не можешь? Нет ничего, что мы не могли бы сделать вместе, Сибилла. Поверь мне, я хорошо понимаю тебя.

– Ах, нет, ты не знаешь… О Господи!… – она уронила лицо в ладони.

– Что? Что? Господи, да что?…

– Флойд, – она подняла залитое слезами лицо, – мне не нравится секс. И никогда не нравился. Я пыталась, я хотела, но… Я знаю, со мной что-то не в порядке…

– Не с тобой! – вырвалось у него. – С тобой не может быть ничего такого! Это всё мужчины, с которыми ты имела дело. Ах ты, бедная маленькая девочка! Тебе нужен мужчина, который бы знал, что он делает, который бы понимал женщин, понимал тебя, – и он вновь привлек ее к себе и начал расстегивать ее блузку. – Я позабочусь о тебе, малышка. Сладенькая девочка, маленькая девочка, как долго ты ждала Флойда.

Она вздрогнула и откинулась ему на руку, а его короткие пальцы распахнули ее блузку и проскользнули под шелк, покрывавший ее грудь. С блуждающей улыбкой на губах он сжал ее сосок.

Она лежала без движения, пока Флойд раздевал ее, раздевался сам, а потом поднял ее и лег вместе с нею на толстый ковер у софы. Она тихонько лежала у него в объятиях, пока его руки гладили ее тело, ласкали его, потом она стала потихоньку отвечать на его ласки.

– Флойд! – прошептала она, привлекая к себе его голову. Губы ее были сжаты, она позволила ему раскрыть их своими губами, и затем, словно внезапно почувствовала страсть, она впилась в него поцелуем, касаясь его языка своим.

– Видишь? – хрипло вскрикнул он, поднимаясь над нею. – Видишь, на что ты способна? – и он навалился на нее всем телом.