Они двигались в толкающейся толпе пешеходов прямо посередине узеньких, погруженных в тень улочек, пока не раздавался сигнал автомобиля или приближающегося автобуса. Тогда, вместе с другими пешеходами, они бросались на узкую спасительную полоску тротуара и вжимались в стену здания, ожидая пока машина или автобус проедут мимо. Они увертывались от мотороллеров, на которых восседали серьезные мужчины в деловых костюмах, галстуки которых развевались позади, как хвосты воздушных змеев, или юные девушки в невообразимо коротких облегающих мини-юбках. Ник и Валери выныривали на залитые солнцем площади, где вокруг художников и карикатуристов с их мольбертами кружились стаи голубей, сидели в открытых кафе, наблюдая непрекращающееся людское шествие. В два часа дня, когда музеи и магазины закрываются на перерыв, город наполняется звуком опускающихся металлических ставней. Эти часы Валери и Ник посвятили посещению садов Боболи и церквей, никогда не закрывающих свои двери для посетителей. В четыре часа ставни вновь поползли вверх, магазины ожили. Они шли, попутно разглядывая витрины, к следующему предусмотренному программой шедевру.
Ужинали они в 9 часов вечера. К этому времени даже Валери не могла больше ступить ни шага.
– Ты молодец, – сказала Валери, сидя во дворе ресторана Энотека Пинчьори. – Большинство просто не вынесло бы такой экскурсии.
– У большинства нет такого гида, как ты. Сегодня особенный день. Интересно, осталось ли хоть что-нибудь, чего я не видел, если вернусь сюда еще раз?
– Сегодня была только закуска. Основные блюда еще впереди.
– Тогда постараюсь приехать сюда еще раз… Если ты поедешь со мной.
– С большим удовольствием.
Он улыбнулся, отмечая, как сильно рассчитывал на ее откровенность и отсутствие претенциозности.
– Расскажи о твоих прежних поездках в Италию, – попросил Ник.
Весь ужин они непринужденно проболтали, обсуждая ее путешествия в Европу, которые стали регулярными после того как ей исполнилось восемь лет. Свой рассказ она закончила последним выездом с Карлом в Швецию к друзьям.
– Это было всего лишь за несколько месяцев до его смерти, – сказала она, слегка нахмурившись. – Я никогда не думала об этом; интересно, был ли у него здесь банковский счет; а вдруг именно здесь находятся деньги?
– Ты никогда не рассказывала мне про это, – сказал Ник. – Я читал кое-что в газетах. И хотел бы узнать подробнее.
– Как-нибудь в другой раз. Не сейчас, хорошо? Мне так чудесно вдали от всего прошлого. Другие страны всегда оказывают такое влияние, по крайней мере на меня. Иногда я даже не в состоянии представить свой дом и ежедневные занятия, и это придает месту, в которое я приезжаю, где бы оно не находилось, особый оттенок романтичности. Гораздо приятнее мечтать, чем думать о доме и других прозаичных вещах.
– Похоже на прошлое, – сказал, улыбаясь Ник.
Валери взглянула на него задумчиво.
– Мне нужно подумать. Хочешь сказать, что мы думаем о прошлом так же, как о зарубежных странах: далеких, но врезавшихся в память, как волшебные места, куда мы хотели бы возвратиться.
– Ты выразила это гораздо лучше меня.
– Да, тут есть над чем подумать.
С легким вздохом она откинулась на спинку стула. Кофейные чашечки и небольшие стопки были пусты; официант уносил остатки десерта. Легкий бриз покачивал цветы во внутреннем дворике и колебал листву над головой.
– Я бы прошлась немного после ужина, но боюсь, это невозможно.
Он тихонько рассмеялся:
– Следовало бы подумать об этом заранее.
Они помолчали. Одновременно посмотрели друг на друга. Их глаза встретились.
– Мне хочется, чтобы сегодня ты пошла со мной, – спокойно сказал Ник. – Я бы пошел к тебе, но боюсь не смогу встретиться с тем портье еще раз.
Валери рассмеялась.
– Думаю, ему было стыдно за нас, более чем когда-либо.
Немного помолчав, она добавила:
– Да. Весь день я мечтала об этом.
Они одновременно поднялись из-за стола и приблизились друг к другу так же, как прошлой ночью в фойе ее отеля. Весь длинный день был прелюдией этого момента, момента, когда их тела слились в объятии, а губы прильнули к губам, сначала легко, затем с все возрастающей страстью.
– Хватит, – прошептала Валери. – Еще намучаемся, пока доберемся до «Эксцельсиора».
– Такси, – решительно сказал Ник. – Наверняка есть где-то поблизости.
– Конечно, есть.
– Ты никогда не пользовалась такси, выполняя роль гида. Возьмем?
– Портье закажет.
– Верно. Похоже, что ночь будет очень короткой.
Они улыбнулись, и радость улыбок не покидала их всю дорогу до «Эксцельсиора». Окна номера Ника выходили на Арно; он был большим и просторным, однако Валери ничего этого не заметила. Как только дверь номера закрылась, они заключили друг друга в объятия.
– Сегодня днем я мечтала об этом мгновении, – тихо проговорила Валери, приникая к губам Ника, – между картинами.
– Какими картинами?
– Всеми.
Они целовались, а его руки скользили по ее телу, прижимая ее к себе, открывая заново линию ее спины, плавные извивы бедер, упругую полноту грудей, напрягшихся под шелковой блузкой. Маленькая искра, щелкнув, проскочила между материей блузки и пальцами Ника, он хихикнул, прерывая поцелуй.
– Электризуется…
– Наверное, – прошептала Валери, – я бы…
Она быстро расстегнула блузку, и Ник медленно и нежно снял ее с плеч. Его руки, теплые и жесткие, коснулись ее кожи; руки мужчины, не чурающегося физической работы. Она чувствовала, как эти руки снимали с нее остальную одежду, пока, наконец, не осталась обнаженной, застыв под их твердой уверенностью. Его прикосновения были медленными, как давняя память. Она чувствовала его ладони и кончики пальцев, где бы они не прикасались к ее телу: ее как бы обволакивало ощущением его близости.
В то же время быстро и не менее уверенно, чем он, она снимала одежду с него. Наконец оба застыли в молчаливом объятии в погруженной в сумрак комнате. Единственная лампа бросала круг бледно-золотистого света на ковер и край кровати. Ник повернул Валери, повел ее к свету и увлек на шелковистую простыню. Она потянула его на себя, немного выгнулась, когда его вес прижал ее к кровати.
– О, как хорошо, – прошептала она, – встретить тебя на полпути…
Приподнявшись на длинных руках, он глядел на нее, улыбаясь.
– Помню, помню твои глаза, смотревшие вверх на меня; и все, что испытывал тогда…
– Я тоже помню, что ты привык разговаривать, занимаясь любовью, – тихонько рассмеялась Валери. – Я помню, – сказала она еще раз нежно, – О, да, я помню, да, да, да…
Она привлекла к себе Ника, так что он всем телом опустился на нее. Она так изголодалась без него, что, казалось, никогда не насытится вдоволь. Их движения, мысли, тепло и радость слились воедино, их языки переплелись, тела вновь учили то, что познали однажды много лет назад, пока не превратились в одно целое…
Лежа на согнутой руке Ника, Валери почувствовала, что ее начинает клонить в сон, и села.
– Не хочу спать, – проговорила она, склоняясь над ним, касаясь кончиком языка впадинки у основания горла.
Медленно ее губы двинулись вниз по темным колечкам волос, росшим у него на груди.
– Как чудесно, – прошептала она в упругую гладкость его живота. – Лучше, чем с кем бы то ни было.
– А может быть, и нет, – пробормотал он, закинув руку за голову, наблюдая, как каштановые волосы Валери, подобно облаку, окутали его тело, скрывая ее лицо и губы, которые как пламя жгли и скользили по нему.
Она подняла голову.
– «А может быть, и нет!» – передразнила она. – Сколько женщин были так же хороши? Скольких ты помнишь за последние тринадцать лет?
– Не могу вспомнить, – сказал он с улыбкой. – Так уж случается, с возрастом многое забывается.
– Но не приятные воспоминания. Мне никогда ни с кем не было так хорошо.
– К чему эти слова, – тихо сказал Ник, – мне не нужны подобные признания.
– Я говорю это не для того, чтобы доставить тебе удовольствие. Мне нравится произносить это вслух. Мне нравится, что это так. Я не обманываю тебя, Ник, ты это знаешь.