– Я ничего не знаю, – холодно проговорила Валери. – Хотя у меня есть некоторые предположения.

Скатигера усмехнулся.

– Предположения мы можем пережить. Вот когда вы, журналисты, раскапываете факты, тут-то и начинается беспокойство. До свидания, миссис. Надеюсь, вы скоро вновь обретете душевное равновесие.

Получив напоследок этот удар, Валери, не говоря больше ни слова, повернулась и ушла со двора.

– Не следовало показывать им, что я рассердилась, – сказала она Нику, догнавшему ее около входной двери дворца. – Но, черт возьми! Он здорово поддел меня. «Надеюсь, вы скоро вновь обретете душевное равновесие»!

Она вышла на прохладную, затененную улицу. Две взятых напрокат машины стояли, заняв половину тротуара, оставив место для проезда по середине улицы. Она направилась к передней. Остановившись у дверцы, повернулась к Нику и спросила:

– Не возражаешь, если поведу я?

– Конечно, нет, – ответил он, – наоборот, рад, смогу смотреть по сторонам.

Оператор, режиссер и техник вышли из здания.

– Вал, – сказал техник приблизившись, – а пленка-то крутилась.

– После того, как выключили камеру?

Он утвердительно кивнул.

– Приятно слышать, – сказала она, – сделаешь мне копию, когда вернемся домой?

– О чем речь!

– Спасибо, – она взглянула на Ника. – Поехали?

– Да, нужно успеть на самолет.

Она съехала с тротуара на проезжую часть. Оказавшись за стенами Сиены на открытом шоссе, Валери буквально вдавила в пол педаль акселератора. Ник, забыв, как быстро она водила машину, в первый момент заволновался. Он знал, что этой ночью она спала не более часа, однако машина шла ровно и уверенно. Видя, как ее руки спокойно лежат на руле, тело расслаблено, он успокоился. Она не рисковала; только на короткие мгновения отрывала взгляд от полотна шоссе, чтобы мельком взглянуть на пролетавшие мимо здания ферм, на скот, пасущийся на зеленых склонах холмов; и, похоже, она даже не дремала. Ему начала нравиться поездка, он мог без помех любоваться игрой света на листьях оливковых деревьев и кипарисов. Они с Валери испытывали удовольствие от молчания: они чувствовали друг друга без слов, даже погруженные в свои мысли.

– Ник, – сказала Валери, когда они уже приближались к Флоренции, – я хочу покопаться в этом материале.

– В каком? – спросил он.

– О Скатигере, разумеется.

– Что ты собираешься выяснить?

– То, на что он намекал. Чувствую, что где-то есть что-то, о чем он не хочет огласки. Ты же сам все слышал.

– Я слышал, как он обронил несколько намеков. Но я также видел, как он полчаса играл с тобой в кошки-мышки. Возможно, это была его последняя шутка.

– Не думаю, – медленно проговорила она. – Уверена, он хотел дать мне понять, что я не ошиблась. Я хотела бы узнать о чем он говорит, вернее, что скрывает. Я хочу знать все до конца.

– Но где и что искать?

– Пока не знаю. Я еще не работала над этим.

– Зато исследовательская группа уже потрудилась.

– Мне нужно больше, чем могут дать исследования публикаций.

Последовала тишина.

– Ник, это мой репортаж, и я хочу закончить его.

Он посмотрел на ее профиль:

– Хочешь подготовить программу во «Взрыве»?

– Разумеется.

– И стать полноправным репортером?

– Конечно.

– Но ведь есть и другие темы. Мы не задержим твоего продвижения, если ты не завершишь эту.

– Я начала с этой.

– Да, но ведь у тебя ничего нет. Мы не тратим время на темы, скажем так, малоперспективные.

– Но эта-то обещает…

– С каких это пор? Ты возишься с ней около четырех месяцев – и ничего нового.

– Не удавалось уделить должного внимания.

– Ты уже затратила на нее достаточно времени, и следовало бы понять, что тут больше нечего взять. У нас намного больше идей, чем возможностей их реализовать; мы же не ворон гоняем.

– Стало быть, ты говоришь, что я больше не могу работать над этим репортажем?

– Я не могу сделать этого. Подобное решение относится к исключительной компетенции Леза.

– Но ты скажешь ему, что я не должна.

– Я не подсказываю Лезу, что делать и что говорить, – холодно заметил Ник. – Но ты сама можешь поразмышлять над тем, каким образом он принимает решения. Он сам распределяет время и таланты работающих с ним людей.

– Меня не волнует, что он делает; я хочу закончить свою тему!

– Ты хочешь! – сказал Ник возмущенно. – В этом-то как раз вся суть, не так ли? Ты еще не устала повторять это? Я был готов поверить, когда ты говорила, что изменилась. Не могу понять, как я мог так ошибаться!

– Насколько я помню, – ледяным тоном произнесла Валери, – одним из твоих абсолютных суждений, которые ты бывало выносил обо мне, было утверждение об отсутствии у меня амбиций. Теперь, когда я хочу сделать нечто такое, что может оказаться по-настоящему важным, ты относишься ко мне, как к ребенку, плачущему из-за игрушки. Могу ли я переубедить тебя? Ты просто уверовал, будто я не смогу сделать ничего путного.

– Это же смешно, и ты сама прекрасно понимаешь!

Валери не ответила. Ее лицо напряглось, и она сосредоточилась на дороге. Движение в пригороде стало более напряженным и беспорядочным. Водители подрезали друг друга, словно находились не на дороге, а в парке для развлечений. Валери вела себя точно так же: то протискивая «фиат» в невообразимо узкие бреши, то устремляясь вперед, то обгоняя мотороллеры, то пропуская автобусы и трамваи, то ударяя по тормозам, чтобы избежать столкновения с рассеянными пешеходами. «В последний раз ссорюсь с ней, когда она за рулем», – подумал Ник.

В течение дня они не разговаривали. Они направились в разные отели, затем встретились снова, когда лимузин, нанятый Ником, вез их в аэропорт города Пиза. Сохраняя молчание, взошли на борт самолета и заняли места, зарезервированные секретарем Ника, бок о бок.

Валери просматривала журнал. Она ощущала присутствие Ника каждой клеточкой своего тела, так же как предыдущие день и ночь, но не могла говорить. Впервые за долгие годы она точно знала, чего хотела и была абсолютно уверена, что желаемое находится совсем рядом, в пределах досягаемости. Но потом, во внутреннем дворике Скатигеры, вдруг почувствовала, как оно неуловимо ускользает. Не раздумывая, она ухватилась за это, желая не упустить то, что, она верила, было так близко. А Ник ничего не понял; он действует, как работодатель, жесткий, узколобый, склонный к скоропалительным решениям, каким она всегда и считала его. «Черт возьми! – волновалась она, ощущая внутри пустоту, – как мы допустили, чтобы подобное произошло с нами?»

– Добрый день, – приветствовал их стюард, – мадам желает коктейль?

Валери заказала вино, затем стала смотреть в иллюминатор. Ник попросил виски и раскрыл книгу. Слова расплывались перед глазами. «Удивительно, – подумал он, – как много бывает разных типов тишины и до какой степени глупо могут себя вести два взрослых человека». После идеальной близости вчерашнего дня и прошлой ночи то, что они могли обмануться друг в друге, казалось ему совершенно невероятным. Валери вела себя по-детски, а он был излишне резок. Итак, чему они научились за эти тридцать шесть часов?

«Нам даже не нужно думать или стараться, мы просто движемся совершенно синхронно».

Он ощутил пустоту от утраты мгновения, когда она произнесла эти слова. Того прекрасного мгновения, той прекрасной ночи.

«Мы узнали, что не движемся вместе. И, возможно, никогда не будем. Быть может, есть в нас что-то, что не может…»

– «Ради Бога, ведь это всего лишь ссора».

«Похоже, – подумал он, – впереди предстоит множество ссор. Что же делает отношения одних людей ровными и легкими, тогда как другие начинают цапаться, как мы на обеде в Сабатини или по дороге из Сиены?

Наверное, мы не в состоянии принять друг друга такими, какие мы есть; мы продолжаем стараться переделать один другого. Но я люблю ее такой, какой она была вчера днем и ночью. И я не хотел бы, чтобы в ней что-либо менялось.