Улыбнувшись после короткой паузы, она закончила выступление:
– На сегодня все, следующий выпуск телевизионных новостей вы увидите завтра. Спасибо за внимание.
Она улыбалась до тех пор, пока не погасли красные огоньки камеры, и уступила место в эфире программе коммерческого канала.
«Какая-то чертовщина», – подумала Дон о представленном сюжете и навсегда забыла о нем, потому что это была одна из тех многочисленных историй, которые ей так часто доводилось читать на телевидении, даже не вникая глубоко в суть текста. Хотя Дон Дэнверс понравился этот материал, так как он был довольно забавен, она все-таки не сочла нужным обременять им свою память.
Но нельзя сказать, что сюжет прошел незамеченным, он привлек внимание многих.
– Неправдоподобно, – промолвил Ник, наблюдая за телеэкраном, с которого Дон Дэнверс вещала о Рамоне Джексон. Он был занят приготовлением обеда под бдительным оком Валери. – Черт возьми этих телевизионщиков с их шутками!
– Что за шутка? – лениво спросила Валери.
Теперь, когда впервые за последний месяц квартира Ника была в их распоряжении на целый день, а то и на два, Валери, провалявшись в постели до обеда, чувствовала себя заторможенной и сонной. Медленно потягивая вино из бокала, она почти не глядела на экран телевизора.
– Ты только послушай, – сказал Ник, повторив для Валери заключительные слова Дон Дэнверс. – «…Будет ли разрешено не имеющим никакого отношения к науке жителям посещать инженерный факультет имени Ефелреда и питомник человекообразных обезьян».
– Питомник человекообразных обезьян? О чем это они? – полюбопытствовала Валери.
– Это была просто шутка, – ответил Ник. – Но болван, написавший такой сюжет для новостей, не ведал об этом. Как это к ним попало? И где они нашли такую карикатуру? Похоже, это уже другая шутка.
– Интересно, имеет ли Сибилла какое-нибудь отношение к этому материалу? – поинтересовалась Валери. – Она пишет истории для одной из передач последних новостей этой телекомпании. Я, правда, не припомню, какой именно. А что ты имел в виду, сказав, что это шутка?
Скрестив руки и облокотившись на стол, Ник начал рассказывать:
– В Саннивейле живет замечательная 99-летняя старушка Рамона Джексон, энергичная и с чувством юмора, которая обещает дать уйму денег на постройку инженерного факультета. Некоторое время она размышляла над тем, кому отдать предпочтение, склоняясь сперва к фирме КЭЛТЕКС, а потом, выслушав доводы декана инженерного факультета Лиля Вилсона, решила отдать деньги Стэнфорду, тем более что Университет обещал ухаживать за ее питомцами. Троих студентов, в числе которых был и я, пригласили на обед по поводу заключения контракта с Рамоной Джексон. Нашему декану хотелось, чтобы студенты-старшекурсники участвовали в обсуждении проектов. Лиль, как одержимый, работал над проектом здания, и мы помогали ему в этом. Но большую часть работы выполнил Лиль.
– А при чем тут человекообразные обезьяны?
– Простые обезьянки. Я даже не знаю, какой дурак первым назвал их человекообразными? У Рамоны в оранжерее живут четыре маленькие обезьянки. Похоже на то, что никто из членов ее семейства не собирается брать животных в случае смерти их кормилицы. Скорее всего, придется пристроить их в зоопарк или куда-нибудь еще. На одной из встреч с ней в Университете, во время обсуждения проекта факультета, возникли разногласия по некоторым мелким вопросам строительства. И миссис Джексон заявила, что если дело и дальше будет тянуться с такими проволочками, она перебросит нанятых ею архитекторов на постройку здания, в котором будут жить ее обезьянки, и назовет его именем любимого питомца Ефелреда Нерешительного. Быстро сделав набросок плана строительства, Рамона Джексон передала его вице-президенту, и вся компания, от души посмеявшись над этой шуткой, снова принялась за обсуждение.
– Именно эта история прозвучала в новостях? – спросила Валери. – Вроде бы слово в слово, а все выглядит совершенно иначе.
– Вот именно. И зачем, не разобравшись, лезть в чужие проблемы? Рассказывая о реальных событиях, они, как идиоты, приносят постоянные извинения за возможные искажения, а здесь все с точностью до наоборот! Рамона Джексон – очень гордая женщина. Четыре поколения семьи Джексон жили здесь. Поэтому Рамона тратит много времени и сил на сохранение и поддержание своего доброго имени и хорошей репутации всех членов семейства Джексон, живых и мертвых. У нее прекрасное чувство юмора, но она, конечно, расстроится, узнав об этом сообщении. Она может стать всеобщим посмешищем, и тогда уж точно предпочтет компанию КЭЛТЕКС, а наш Университет лишится бабушкиных миллионов… Черт бы всех их побрал! – и, схватив апельсин, он с силой швырнул его в раковину. – Лиль, как с ребенком, носился с проектом этого здания, и все мы чувствовали ответственность за это дело, мы сроднились с ним, стали его частицей. Вроде бы и мы уходя что-то сделали для alma mater, – сделав еще несколько шагов, Ник остановился. – Нужно позвонить Лилю, может, он сумеет снова организовать встречу с миссис Джексон и постарается «успокоить общественность».
Глядя на расплющенный апельсин, Валери в изумлении подняла брови:
– Ты стал заводиться с пол-оборота! И откуда у тебя такая уверенность по поводу того, что может произойти? В конце концов это лишь одна передача новостей, которую, возможно, никто не видел, а если и видел, то не обязательно запомнил.
– Кому надо, тот запомнил. Люди хорошо запоминают все, что связано с деньгами, а здесь речь идет о целом состоянии. Черт бы их всех побрал, сукиных сынов!
– Ну ладно, хватит, – остановила его Валери. – Ненавижу, когда ты так распоясываешься. У нас сто лет не было такой уймы времени, чтобы побыть наедине, а у тебя все мысли о том, что нас вовсе не касается. Все это не доставляет удовольствия. Я не думала, что мы так проведем сегодняшний вечер.
Ник остановился и вперил негодующий взгляд в Валери.
– И я тоже не думал. Но как ты можешь говорить, что это нас не касается, особенно после того, что я рассказал тебе по этому поводу?! Я никак не думал, что ты можешь упрекнуть меня в том, что я переживаю за человека, ставшего для меня предметом восхищения, который столько сил вложил в этот проект и которого эта телечушь может просто сломать! Но тебя это, похоже, не трогает. А что тебя вообще трогает? Ах да, развлечения! Занятия в колледже тебя тоже не волнуют. До меня тебе тоже нет никакого дела…
– До тебя мне тоже будет дело, если ты хоть чуть расслабишься. Как я могу сказать, что ты многое значишь для меня, если ты постоянно суетишься по поводу пустяков, которые меня абсолютно не волнуют. На днях ты ходил на собрание по проблемам направлений и развития жизни Университета или что-то в этом роде, а ведь ты являешься членом дюжины таких обществ.
– Я состою только в двух, а ты что, подсчитываешь? – запальчиво спросил он.
Наступило неловкое молчание. Валери отвернулась. Ник чувствовал, что переборщил, и, глубоко вздохнув, сказал примирительно:
– Ну хватит, Валери, неужели мы не можем примириться? Мне кажется, в последнее время мы стали часто ссориться без причин: все хорошо, хорошо, а потом вдруг – раз! – и настоящая схватка. Я не знаю, что происходит, но мне очень хочется положить этому конец.
Медленно кивнув головой, Валери согласилась.
– Может быть, ты прав.
Встревоженный, он пристально посмотрел на нее.
– Я совсем не то имел в виду.
– Я знаю, что не то. Ты заметил, когда мы начали ссориться? Когда ты начал эти разговоры о нашей женитьбе. Именно с этого дня ты стал нетерпеливым, критичным и не таким милым, каким был когда-то.
– Я могу сказать то же о тебе. Извини за то, что я поторопился со своим предложением, но мне непонятно, почему это должно стать причиной раздора между нами, и мы должны постоянно кидаться друг на друга.
Она отрицательно покачала головой.
– Ну ладно, прости меня, если я в чем-то виноват. Ты же знаешь, что я не собирался тебя обижать, я просто не смог сдержаться. И я не думал критиковать тебя.