В начале нового года она наняла управляющего, но не стала предупреждать его, что ТСЭ будет продана.

– Мне некогда руководить телесетью самой, некогда сделать ее настолько мощной, какой она могла бы стать, – пояснила она. – Я создаю свою компанию для постановки собственных сюжетов, я буду занята там почти все время. Вы, конечно, будете мне звонить, если возникнут неотложные вопросы, я сама разрешу их; к тому же, я должна быть уверена, что все в полном порядке.

– Чтобы в случае неудачи обвинить кого-нибудь другого, – как бы про себя пробормотал он, изучая диаграмму, на которой извивающаяся кривая ясно показывала, как высок был рейтинг «Телевидения радости» вначале, и затем вычерчивала его стремительное падение.

Сибилла опустила глаза на свои сжатые руки.

– Это была моя вина, больше винить в этом некого. Мне было некогда, ведь я заботилась о своем больном муже, на работу времени просто не оставалось, да к тому же мой муж был невероятно упрям – правда, он был очень, очень болен, разве он мог понять? Он был совершенно неразумен, не позволял мне самой, без него, устроить дела на телевидении. Он даже не разрешал мне нанять управляющего, вот вроде вас. Представьте, ведь это он купил телесеть и до самого последнего мгновения хотел, чтобы все считали ее только его делом. Я же не могла не считаться с ним, как будто он уже умер…

Управляющий под впечатлением ее слов пожалел о вырвавшейся у него циничной фразе. Он положил свою руку на руку Сибиллы и торжественно произнес:

– Я все сделаю для вас. Ради памяти вашего мужа…

Пальцы Сибиллы затрепетали под его ладонью, как пойманная птичка.

– Благодарю вас, – вздохнула она.

С тех пор ТСЭ оказалась целиком на его попечении.

Свою компанию по производству телепродукции она назвала «Сибилла Морган Продакшнз». Уж ее-то она создавала только сама, без всяких критических замечаний и поучений, что и как надо делать. С этого момента она была безраздельной владычицей – она властвовала жизнями и благополучием тех, кто появлялся в ее передачах, властвовала над теми, кто сидел у экранов в миллионах домов, влияла на взгляды людей, давала пищу их разговорам и мыслям, проникала в их память. «Как только я продам ТСЭ и выручу мои денежки, – мечтала она, – у меня будет все; только тогда и начнется моя настоящая жизнь».

Создав собственную компанию по производству программ, она купила здание в двух милях от ТСЭ и превратила его в комплекс ультрасовременных студий и офисов. На фронтоне здания появилась вывеска «Сибилла Морган Продакшнз», а она обосновалась в офисе, который расширила, по собственному вкусу обставила мебелью в угловатом итальянском стиле и постелила темный ворсистый плюшевый ковер. Себе она говорила, что вовсе не забросила ТСЭ, она все еще стоит во главе и присматривает за ней и за своим новым управляющим, чтобы быть уверенной, что у нее есть что продать. Но на самом деле ее заботило только устройство новой компании, которую она впервые создавала сама. Она должна была создать такое дело, которое наконец даст ей все, чего она хочет.

Всю весну и лето после смерти Эндербая, поджидая покупателей для ТСЭ, она занималась постановкой для нее двух новых игровых шоу и порнографической мыльной оперы для полуночников. Каждый день она проводила в офисе, иногда до глубокой ночи, чересчур занятая, чтобы принимать участие в светской жизни Вашингтона. Она знала, что в любой момент может войти в свет – ее обходили вниманием только потому, что она сама отказывалась от большинства предложений, она отлично знала это. Но сейчас для нее была куда важнее работа и уж конечно, гораздо интереснее, чем напыщенный, душный и невыносимо скучный свет, к которому она так когда-то стремилась.

Она никогда не признавалась в своем одиночестве или в том, что она сходила с ума, когда оставалась одна. Даже лежавший на смертном одре Квентин и назойливый Доминус были лучше, чем ничего. Сиделки исчезли, с поваром пришлось расстаться, потому что она все равно никогда не ела дома, а служанка приходила днем, когда не было Сибиллы. Когда она возвращалась, ее встречали пустые комнаты, и ей нечем было заполнить их, даже когда она включала все телевизоры подряд. И она опять начинала работать. Дома она только спала; все остальное время она проводила в офисе и на студиях, где ставила и просматривала отснятые эпизоды шоу и мыльной оперы. Все эти программы, по ее мысли, следовало прогнать на ТСЭ и продать телестудиям в той части страны, где ТСЭ не принималась. Впоследствии «Сибилла Морган Продакшнз» будет распространять свои программы повсюду, даже в Европе – а это куда больше, чем может достичь любая кабельная сеть.

Но нужно было запустить как можно больше передач, целый букет, чтобы заполнить эфир. Нужно было создать две-три детских передачи, утреннее шоу, что-то вроде передачи о животных, пару передач о новинках моды, дневную передачу по кулинарии, затем мыльную оперу, которая бы приятно щекотала нервы и в дневное время, не переступая границы порнографии. Если все это ей удастся поставить и снять, а потом еще и продать, уже никто не сможет делать вид, будто ее не существует: она будет властвовать на независимом телевидении. Тогда у нее будет все, что нужно.

Кроме религиозной передачи.

Этого нельзя избежать: все телеканалы запрашивают программы такого рода. Господь приносит доход и высокий рейтинг, да и рекламу впридачу, потому что спонсоры покупают коммерческое время до и после таких передач, зная, что они привлекают особый контингент. Заполучить проповедника несложно, это Сибилла знала: они бродят повсюду в надежде выклянчить деньжат и купить эфирное время. У иных, вроде Джима и Тамми Беккеров или Пат Робертсон, были собственные телеканалы, и уж они-то действительно делали деньги. Другие заключили контракты с телестудиями, на которых их программы шли год, два, а то и больше. Сибилле нужен был настоящий проповедник, у которого, однако, не было бы собственной телестудии и который еще не подписал контракта с какой-нибудь телестанцией или телеканалом. Но у нее не было на примете никого подходящего. Ей не хотелось брать человека совершенно безвестного, и вместе с тем ей нужен был человек, которым можно было бы манипулировать. И не обязательно мужчина.

Вот почему Сибилла отправилась в Нью-Джерси, чтобы забрать с собой Лили Грейс.

Все оказалось проще, чем она думала. Руди Доминус послал ей сообщение с названием их церкви, и облачным воскресным днем в середине апреля она оказалась возле молельного дома неподалеку от Хэкенсэка.

В холодном мрачном помещении Сибилла проскользнула на местечко в темном углу и стала слушать проповедь Лили.

– Разумеется, в себя надо верить всегда, каждый день, но сегодня, в воскресенье, это особенно важно, потому что сегодня мы собрались вместе, чтобы помочь друг другу, верить друг в друга, любить друг друга. Иногда может показаться, что вы одиноки, когда пытаетесь найти то лучшее, что есть внутри вас, и что вы никогда не доберетесь до того ядрышка доброты, которое есть внутри вас; но это не так, вы не одиноки, и вот доказательство – здесь собрались ваши друзья. Они и есть ваша настоящая семья, они помогут вам, утешат вас в отчаянии, уверят вас в вашей силе и доброте, в ваших возможностях. Чем бы вы ни хотели стать, все заложено внутри вас. Кем бы вы ни захотели стать, это уже ждет в ваших сердцах, чтобы воплотиться. Больше вам ничего не надо: только поверить в добро, которое скрыто внутри вас, доверять мне, когда я говорю вам это, потому что все мы созданы по образу и подобию Божию, и значит, в вас самих не может быть ни вины, ни ничтожности, а только еще не раскрытые, не выпущенные доброта, мудрость, величие…

Сибилла украдкой разглядывала сосредоточенные лица прихожан: двое из них плакали, другие кивали в такт головами. Все они казались загипнотизированными.

Дрожь пробежала и по телу Сибиллы. Но не слова Лили растрогали ее, речь Лили оставила ее безучастной. Ее поразили совершенное молчание, царившее в церкви, сосредоточенность слушателей и самой Лили: маленькой, хрупкой, даже более миловидной, чем запомнила ее Сибилла. Ее невыразительное личико, без всякого макияжа, сияло верой в себя. Надето на ней было платьице, больше подходившее маленькой девочке, с пышными рукавчиками. «Как будто школьница, которая хочет казаться взрослой, это ей совершенно не идет. Лили нужно что-нибудь белое: воздушное, неземное, непорочное. Мне следует заполучить ее», – думала Сибилла.