2) Противоречия между интересами олицетворявшего государство рода Рюриковичей и интересами отдельных земель привели к краху Киевскую Русь. Согласованные действия княжеской династии и элит территориального «ядра» привели к успеху государства Гедиминовичей и Даниловичей, превратившихся со временем в Великое княжество Литовское и Россию.

3) На примере взаимоотношений Смоленска и ВКЛ можно увидеть, как разумная политика может привести к взаимовыгодному сотрудничеству с группами с «чужим» этническим самоопределением.

4) На том же примере можно увидеть, как легко твоя комфортная жизнь в «чужом» с точки зрения этнического самосознания государстве может смениться кризисом, в котором твоими интересами это самое государство может относительно безболезненно пожертвовать.

5) На примере политики Московского Царства после «смоленских взятий» можно увидеть, насколько успешным может быть сочетание разумной умеренности и твердого «нациестроительства». В том числе и в России.

В предыдущей главе в качестве объекта обсуждения была выбрана Смоленщина, побывшая и относительно самостоятельной землёй в составе корпоративного владения клана Рюриковичей, и автономной частью Улуса Джучи, и «федеральным округом» в составе Великого княжества Литовского, и важнейшей твердыней Московского Царства, и восточной окраиной Речи Посполитой.

Богатая и бурная история этой земли дала возможность проследить за изменениями в этническом и политическом самосознании смолян, за методиками «нациестроительства» в исполнении различных властей Средневековья и Нового времени, за влиянием «народного мнения» на перипетии бесконечной борьбы за власть и жизнь в Восточной Европе. Однако сам процесс формирования «центров силы» в позднем Средневековье и в эпоху «русского Возрождения» остался, по сути, за кадром.

Образовавшийся пробел стоит заполнить, и на этот раз я попробую подойти к выбранной необъятной проблеме «альтернативные Русские земли в России» с другой стороны: предметом обсуждения станет история самого сердца Северо-Восточной Руси/России — Тверской земли.

Эта земля вокруг впадения Тверцы в Волгу никогда не существовала вне Северо-Восточной Руси, зато сыграла важнейшую роль в формировании Российского государства со всеми его достоинствами и недостатками.

Да, такой вывод может показаться странным в ситуации, когда даже многие историки рассматривают Тверь то как вредную помеху на «московском» пути к «объединению русских земель», то как символ пути, альтернативного «московскому» (на каковом пути, естественно, не было никаких неразрешимых проблем, и ждал нас лишь вечный хруст французской булки). Но я все же попытаюсь доказать, что Тверь, выбираясь из кровавого болота XIII в., вышла на дорогу (не исключено, что и единственно возможную), которую историки позднее назовут «московской». Более того, Тверь сумела сделать на этой дороге ряд ключевых политических и идеологических «открытий», позаимствованных московскими соратниками/соперниками. Наконец, усиливая этот полузабытый тезис [см., напр.: Кучкин В. А.Повести о Михаиле Тверском. Ист. — текстол. исследование. М., 1974. С. 87], я попытаюсь показать, как именно ЕДИНСТВО И БОРЬБА Москвы и Твери за два века превратили пассивную, расплывающуюся общность «русских людей» в агрессивную, динамичную силу.

Ну а «частные детали» итогового результата этой борьбы (вроде местоположения столицы) определялись удивительными

стечениями обстоятельств и не менее удивительными особенностями «человеческого фактора», что и заставило меня (вопреки изначальному замыслу) связать разделы обсуждения с именами тверских князей.

Тверская земля, помимо собственно Твери, включала в свой состав как возникшие еще в домонгольский период Кснятин и Зубцов, так и появившиеся уже в послемонгольское время Кашин и Старицу. Территория Тверского княжества представляла собой в XIV в. нечто подобное эллипсу, вытянутому в направлении с северо-востока на юго-запад, примерно от Кашина до Зубцова.

Стержнем этой территории была Волга, пересекавшая княжество с юго-запада на северо-восток. Городское поселение в сердце княжества возникло довольно поздно: еще в ходе новгородско-владимирских конфликтов в 1178, 1180–1181 г. вооруженные силы сторон активно действовали в окрестностях устья Тверцы, однако же упоминания о городе в этом районе источники не содержат. И лишь В. Н. Татищев утверждает, что в 1181 г. Всеволод Юрьевич после того, как его войска сожгли Торжок, повелел построить Твердь «при устии реки» [ Татищев В. Н.История Российская. М., 2003. Т. 2. С. 398]. Столь поздняя дата возникновения города вызывает удивление, так как стратегическое значение контроля над торговыми путями по Тверце, Волге, Шоше и Ламе несомненно. В любом случае Тферь/Тверь развивалась стремительно, и спустя максимум три десятилетия после основания города (между 1180-м и 1208-м), она превратилась в центральный город в регионе. После 1237 г. значение Твери еще более возросло — здесь всякий желающий может повторить тот набор слов, каким обычно «географы в истории» объясняют возвышение Москвы в послемонгольский период, добавив очевидные банальности про особое значение связей с Новгородом и Литвой, — и где-то в 1247 г. город стал столицей отдельного княжества. В 1247 г. по смерти знаменитого Ярослава Всеволодовича великим князем Владимирским стал следующий за ним по возрасту сын Всеволода III Святослав. Летописи сообщают, что первым делом он посадил своих племянников по городам, «яко бе имъ отець оурядилъ Ярославъ». Из этого можно заключить, что сыновья Ярослава до сих пор не держали удельных княжеств; их отец лишь сделал соответствующие распоряжения в завещании, как впоследствии это вошло в обычай у русских князей перед их поездками в Орду. Когда великий князь Святослав в 1247 г. исполнил завещание своего брата, началась история Тверского княжества: одним из племянников Святослава был Ярослав Ярославич, первый князь Тверской.

В первые годы самостоятельного правления Ярослава Ярославича Тверь и её князь не попадали на страницы летописей, что по тем временам стоит считать большим благом. Ну а первое же появление Ярослава в истории было связано с походом «Неврюевой рати» против Андрея Ярославича в 1252 г. Об участи семьи первого тверского князя Лаврентьевская летопись сообщает следующее:

«Татарове же рассунушася по земли, и княгыню Ярославлю яша и дети изъимаша, и воеводу Жидослава ту оубиша, и княгыню оубиша, и дети Ярославли в полонъ послаша, и люди бещисла поведоша до конъ, и скота, и много зла створше отидоша» [ПСРЛ. Т. 1, стлб. 4731.

После этого жуткого эпизода из жизни Северо-Восточной Руси XIII в. Ярослав Ярославич зимой 1253/54 г. отправляется в Псков и садится там княжить, а в начале 1255 г. он появляется вместе со своими боярами в Ладоге. В том же году Ярослав Ярославич предпринимает попытку завладеть Новгородом Великим поперек воли своего грозного старшего брата, великого князя Александра. Невский тут же направился с войском к Ильменю, и Ярослав бежал. Однако в 1258–1259 гг. он отправляется в Орду уже вместе с великим князем Александром и князьями Борисом Ростовским и Андреем Суздальским. Наконец, сразу после смерти Невского «выгнаша новгородци князя Дмитрия Александровича, сдумавше с посадником Михаиломъ, зане князь еще малъ бяше; а по Ярослава послаша, по брата Александрова, во Тферьсын посадничь и лучшии бояры» [Новгородская первая летопись старшего извода. ПСРЛ. Т. 3. С. 84].